Что-то очень странное произошло за мои двадцать шесть лет брака. Мои родители стали старше. Наши дети готовы покинуть родительское гнездо. Но я не постарела. Я знаю, что годы прошли, потому что я чувствую изменения в себе. Я уже больше не ношу узкие джинсы и обувь на платформе. Исчезло сосредоточенное лицо молодой девушки, которая готова встретить любой вызов. Но каким-то образом, как и Тинкербелл, я была временно заморожена. Потому что в глазах и в душе моего мужа… я по-прежнему, и всегда буду … восемнадцатилетней девчонкой, такой же беззаботной и капризной, как и в тот день, когда мы встретились.
Он все еще называет меня своей «милашкой». Он берет меня в кинотеатр на ужастики, где мы сидим обнявшись, в заполненном кричащими подростками зале. Мы держимся за руки и делим попкорн, как мы это делали много лет назад. Мы по-прежнему гоняемся за пожарными машинами, обедаем на столах и слушаем рок-н-ролл шестидесятых. «Тебе было бы хорошо в этом», — говорит он, указывая на красивую девушку, идущую в торговом центре. У нее светлые волосы, струящиеся до середине спины, и на ней одеты облегающая майка и короткие шорты. Я уже говорила, что ей около двадцати? Я хочу громко рассмеяться, но я понимаю — он это серьезно.
Каждый год в июле, он возит меня на ярмарку. В жаркую летнюю ночь мы прогуливаемся по пыльным выставочным площадкам, рассматривая местные достопримечательности. Мы едим кукурузу в початках, и он покупает мне безвкусные сувениры. Он бросает дротики, пытаясь год за годом выиграть гигантского плюшевого медведя для меня. В то время как другие пары нашего возраста останавливаются, чтобы отдохнуть на скамейках, мы катаемся на аттракционах. Вверх, вниз…, мы крепко держимся за руки, когда скрипучие колеса американских горок делают свою последнюю петлю. По мере того, как вечер подходит к концу, мы находимся в нашем любимом месте, высоко на колесе обозрения, смакуя розовую сладкую вату и смотря на море разноцветных неоновых огней внизу.
Иногда мне интересно, понимает ли он, что мне уже далеко за сорок. Что у наших детей уже могли быть свои дети. Разве он не замечает, что я седею? Морщины вокруг глаз? Чувствует ли он мою неуверенность? Слышит ли, как мои коленки хрустят, когда я сгибаюсь? Я наблюдаю за ним… Он наблюдает за мной… юными, игривыми глазами, и я понимаю, что он этого не чувствует.
Пройдет еще четыре десятилетия, и я часто задаюсь вопросом, где мы будем тогда. Я знаю, что мы будем вместе, но где? В доме престарелых? Жить с детьми? Почему-то эти изображения не четкие в моем воображении. Только одно изображение является постоянным и четким. Я закрываю глаза и смотрю далеко в будущее… и я вижу нас… старика и его «милашку». У меня седые волосы. У него морщинистое лицо. Мы не сидим перед зданием, наблюдая за окружающим миром. Вместо этого мы сидим высоко на колесе обозрения, держась за руки, и смакуем розовую сладкую вату под июльскую луну.