В дверь уже не просто стучали руками — в неё колотили и ногами. Звонок надрывно звенел, не смолкая ни на секунду. Алёна пылала от ярости.
Софья Михайловна распахнула дверь не сразу — лишь после того, как соседка позвонила и пригрозила вызвать полицию.
— Что вы за особа такая?! Как осмелились? — Алёна сжала кулаки перед собой. — Мало того, что довели моего мужа, так теперь и внука хотите без крыши оставить.
Софья Михайловна держала дверь одной рукой, другой придерживала шаль, кружилась голова.
— Всё выплеснула? — спокойно произнесла она, глядя на невестку.
— Нет, далеко не всё! — Алёна провела языком по пересохшим губам и пригладила выбившиеся волосы. — Верните деньги, которые вы из моего комода унесли.
— Деньги? Я? Ошибаешься. Я не брала.
— Как не брали? А кто тогда? Вчера кроме вас никого в квартире не было.
— Нет, Алёна, ты путаешься. Мне чужие деньги ни к чему.
— А кто же тогда?
— Не знаю, — ровно сказала Софья Михайловна и добавила: — Если разговор окончен, то прощай.
— Нет, ещё не окончен. Мне нужно туда, — Алёна показала на узкую дверь рядом с прихожей.
Она протиснулась мимо свекрови и, не разуваясь, шагнула в туалет.
Софья Михайловна прикрыла входную дверь, прошла в комнату и, вымотанная, опустилась на диван, прикрыв глаза. Давление снова подскочило.
Алёна зашла в ванную, вымыла руки и задержалась в дверях, глядя на свекровь.
Первый год замужества для Алёны оказался похожим на жизнь на минном поле. Каждый день, проведённый под одной крышей с Софьей Михайловной, превращался в испытание. Свекровь, властная и привыкшая диктовать порядок, не упускала случая показать своё превосходство. Высокая, темноволосая, вытянутая, словно струна, она считала: согнуться — значит перестать жить. Всё требовало её одобрения или, чаще, критики. Даже то, где молодые будут обитать после свадьбы, решила именно она — в её квартире.
Алёна после школы уехала учиться в город, на третьем курсе встретила Артёма и вскоре вышла за него. Молодая, амбициозная, привыкшая к самостоятельности, она старалась искать компромиссы во всём. Но Софья Михайловна видела в её уступчивости не силу, а слабость. Её замечания, то язвительные, то снисходительные, словно мелкие иголки, царапали терпение Алёны.
— Алёнушка, ты снова только макароны сварила? А мясо? Это же не еда, — начинала Софья Михайловна, и Алёна заранее знала, чем закончится.
А когда Алёна купила платье, о котором мечтала три месяца и откладывала деньги, свекровь тут же вставила своё слово:
— Ты уверена, что оно тебе идёт? Как-то простовато смотрится.
Самое тяжёлое было то, что Артём оставался в стороне. Он любил и мать, и жену, но не хотел вмешиваться. «Мама есть мама, — говорил он, — а ты у меня самая лучшая». Эти слова только усиливали чувство несправедливости. Алёна ощущала себя между двух огней, и пламя от свекрови жгло сильнее.
Напряжение росло. Алёна видела, что Артём страдает, пытаясь угодить всем, но безрезультатно. Софья Михайловна считала Алёну соперницей за любовь сына, а Алёна — преградой на пути к семейному счастью.
Однажды после очередной ссоры, когда свекровь обвинила её в неуважении к старшим, Алёна решилась:
— Артём, — сказала она вечером, когда они закрыли дверь в комнату, — я больше так не выдержу. Мы не можем жить в постоянной вражде. Нам нужна своя квартира. Пусть съёмная, но отдельная.
Артём поднял брови.
— Отдельно? Но на что? Денег почти нет.
— Я устроюсь на полставки. Нам хватит на аренду. А пока будем откладывать на ипотеку. Нам нужно пространство для семьи, а не война за место под солнцем.
Артём молчал, но видел, как измотана Алёна. Наконец кивнул:
— Хорошо. Будем искать жильё.
Разговор с Софьей Михайловной оказался тяжёлым. Она была возмущена, обижена, но Артём твёрдо объяснил: жить вместе больше нельзя. Он обещал навещать её, звонить, но жену не оставит.
Софья Михайловна долго не смирялась. Плакала, упрекала сына в предательстве, называла Алёну колдуньей. Но Артём стоял на своём. Ради брака он должен был уйти.
Вскоре они переехали. Алёна почувствовала, будто сбросила с плеч огромный камень. Она могла дышать свободно, не оглядываясь на чужое мнение.
Софья Михайловна первое время почти не звонила. Она дулась, но Артём регулярно приезжал к матери. Алёна не мешала — это его мама, её место рядом.
В тот вечер Софья ждала сына. Он обещал привезти ей новые таблетки от давления. Но раздался тревожный звонок. Это была Алёна. Голос дрожал, слова путались: авария, Артём, не спасли…
Мир Софьи рухнул. Она не могла ни дышать, ни думать. Её единственный сын — и его нет.
Когда Алёна приехала, глаза у неё были красными, но в них горела ярость. Она ворвалась в квартиру, как буря.
— Это вы виноваты! — крикнула она. — Вы знали, что он уставший, и всё равно позвонили! Ах, мне плохо, привези таблетки! И он рванул к вам…
Софья Михайловна смотрела, онемев от боли. Хотела обнять, но Алёна оттолкнула её.
— Вы всегда думали только о себе! Артём бежал к вам, как к свету, а вы… вы его погубили!
Слова невестки впивались, как осколки. Софья хотела закричать, что готова отдать жизнь за возвращение сына, но сил не было.
— Алёна, милая, я… я не… — прошептала она.
— Не нужно оправданий! — всхлипнула та. — Вы должны были беречь его! А вам важнее были таблетки!
Софья закрыла глаза. Алёна выбежала, оставив её в тишине и одиночестве.
После похорон время словно застыло. Алёна продолжала снимать жильё, ходила в институт, дописывала диплом, подрабатывала. Всё делалось автоматически, без чувств. Со свекровью она не пересекалась.
— Ты бледная какая-то, не заболела? — спросила коллега на работе.
Алёна подошла к зеркалу и посмотрела на себя.
— Ты хоть ешь? Я не видела сегодня, чтобы ты брала еду.
— Не могу, от всего воротит.
Коллега прищурилась и улыбнулась:
— Может, беременна?
Алёна машинально коснулась живота.
— Я не знаю…
— Так сделай тест. Муж бы обрадовался. Это его подарок тебе, чтобы не убивалась так. Хочешь, я сбегаю в аптеку?
Алёна кивнула.
Через десять минут они вдвоём смотрели на полоски. Вторая проступила бордовым оттенком.
— Поздравляю! — обняла её подруга. — Свекрови скажи, она тоже обрадуется.
— Нет, — резко ответила Алёна. — Она моего ребёнка не увидит.
— Ты зря. Ещё одни руки никогда не лишние. Да и квартира её после неё достанется малышу. Подумай.
Алёна нахмурилась, но промолчала.
В поликлинике врач улыбнулась:
— Всё хорошо. Беременность подтверждена. Будем вставать на учёт.
Алёна тоже улыбнулась впервые за долгое время. Лёгкость будто вернулась в сердце. Она позвонила родителям — они радовались. А потом, неожиданно для себя, набрала номер Софьи Михайловны.
Та поздравила её, сказала много тёплых слов. И впервые голос властной женщины задрожал.
Прошло полгода со дня смерти Артёма. Софья сама позвонила невестке и пригласила прийти. Алёна сослалась на дела, но вдруг добавила:
— Софья Михайловна, в четверг вечером вы заняты?
— Нет. Что случилось?
— Нужно снять деньги и переложить в другой банк. Сумма немаленькая, одной идти страшно.
— Конечно, я подойду.
В чужой съёмной квартире Софья чувствовала себя неуверенно. Долго смотрела на фотографию Артёма и Алёны.
— Проходите на чай, — пригласила Алёна.
Разговор не клеился. Свекровь пыталась расспрашивать, но Алёна отвечала коротко.
— Если что понадобится — звони, — наконец сказала Софья.
— Спасибо. Завтра хозяйка придёт за деньгами за три месяца вперёд. Остальное я отнесу в другой банк.
— Может, я с тобой?
— Нет, рядом отделение, дойду сама.
Софья кивнула и ушла.
Позже Алёна заметила исчезновение денег.
— Успокоилась? — спросила Софья. — Понимаю, нервы, но зачем такие сцены?
— У меня пропали деньги! — выпалила Алёна.
— Как исчезли? Куда? Давай по порядку вспоминать.
— Кроме вас никого не было.
— Кроме меня, тебя… и хозяйки?
Алёна опустила глаза.
— Она пришла, когда я доставала деньги… была рядом.
— Пиши её адрес, — строго сказала Софья, протянув лист и ручку. — А ты езжай домой, отдыхай.
Софья направилась к хозяйке квартиры. С хитростью проникла внутрь, припугнула старушку рассказом про камеры и суд. Та побелела, достала с антресоли свёрток с деньгами. Софья взяла их, пригрозила не обижать беременную квартирантку.
Вернувшись домой, она почувствовала слабость. Но сделанное придало ей странное ощущение силы: кто-то должен был защитить Алёну.
Алёна дозванивалась долго. Наконец сама приехала.
— Вот, держи, — Софья протянула деньги. — Твоя хозяйка и забрала.
Алёна распахнула глаза.
— Это правда?.. Спасибо. А вы как? Вам плохо? Может, врача?
— Нет. Просто посиди со мной. Мы ведь ни разу по-настоящему не говорили.
— И сейчас не говорим, — нахмурилась Алёна.
— Знаю. Но хочу предложить: переезжай ко мне, пока ребёнок маленький.
— Нет, мама приедет помочь.
— А потом? Одной тяжело. Я сама помню. Артём был ещё ребёнком, когда мужа не стало. Я боялась оставить сына даже на пять минут.
Алёна неуверенно пожала плечами.
— Я не настаиваю, — продолжала Софья. — Просто хочу быть рядом. И привыкнуть к тому, чтобы не вмешиваться.
— Но я вас не простила, — тихо сказала Алёна.
— Знаю. Прости меня. Если бы могла повернуть время, сделала бы. Но теперь нам нечего делить. Я даже думала разменять квартиру. Чтобы тебе и малышу было отдельное жильё.
Алёна села от неожиданности.
— Что же вы за личность такая, Софья Михайловна?..
— Вот такая, — улыбнулась свекровь. — Или принимай, или нет.
Из роддома Алёну с малышом встречали её родители и Софья Михайловна.
— Не переживай, всё я уже перегладила. И пелёнки, и распашонки. Руки-то помнят, — рассмеялась свекровь, отвечая на тревожные вопросы невестки.
— Вы такси вызывали? — спросил молодой водитель, остановившись рядом с группой людей, озирающихся по сторонам.
— Мы, мы, — отозвалась Софья Михайловна и назвала адрес своей квартиры. — А у вас люлька для младенцев есть? Давайте устанавливайте, внук домой едет.
Алёна крепче прижала сына к себе, сердце её дрогнуло. Впервые за долгое время она не ощущала злости на свекровь. Вместо этого в груди появилось странное, тёплое чувство — будто у них впереди всё ещё может получиться.