За стеной ревела музыка, и от громких воплей Алене становилось не по себе.
Когда мать перестала просто шататься до утра, а совсем бросила работу и теперь приводила в дом всякий сброд, Алена поняла — она окончательно пропала…
В такие вечера девочка двигала к двери тяжелую тумбу, забиралась под одеяло и замирала. Но сон не приходил — она лежала, стараясь не дышать, боясь, что ЭТИ вспомнят о ней и начнут ломиться в комнату.
Однажды так уже было. Тогда мать среди ночи решила, что Аленка должна перед гостями «показать свой талант» — ведь она ходила в кружок танцев. Кричала под дверью:
— Отворяй! Я тебя зря, что ли, растила? Танцуй перед людьми! Пусть посмотрят, какая у меня дочь! Быстро открывай — мать слушать надо!
Алена слышала, как за дверью гоготали мужики:
— Сколько ей там? Пятнадцать? Да малявка ещё… Хотя пусть покажет…
Потом они, слава Богу, отвлеклись, и забыли о ней. Алена дрожала под одеялом и шептала: хоть бы они все там уснули навсегда…
Иногда мать приходила в себя — мылась, покупала продукты на какие-то чужие деньги, обещала дочери, что теперь всё изменится. Даже устраивалась мыть полы, но ненадолго. Всё повторялось. Соседи избегали скандалов — боялись, что мамины ухажёры устроят разборки. Алене мать тоже пригрозила:
— Я тебя одна тяну, работаю, а отдохнуть мне нельзя? Попробуй только кому пожалуйся — убью! — шипела она. И Алена молчала. В школе — о пропущенных уроках, соседям — о жизни дома. Улыбалась, будто всё в порядке.
Даже тётка Рита, младшая сестра матери, не знала, как та опустилась.
И вот опять — такая ночь.
Алена плакала в подушку и думала: да хоть бы вы все исчезли…
Ей казалось, будто она падает в чёрную яму, из которой уже не выбраться.
Снова крики, удар в стену, потом — рвота в ванной.
Сердце у Алены колотилось от злости и ужаса. Неужели так и будет? Может, перестать бояться и пойти в полицию?
Но к утру всё стихло. Она заснула и проспала школу.
Когда проснулась, было тихо. Вышла из комнаты — и застыла.
В прихожей лежал мужчина с пустыми глазами. У маминой двери — ещё двое. А сама мать — на диване.
Алена дотронулась до её руки — холодная, безвольно свесилась.
Всё ясно…
Полиция и врачи потом сказали: «Отравились суррогатом».
— Что с девчонкой делать?
— Вызвать опеку, — ответили.
Алена почти ничего не слышала — будто ватой уши заложило.
Это значит, мамы больше нет? — и заплакала.
Молоденькая фельдшер спросила:
— Родня есть?
— Есть… тётя и дядя, — прошептала Алена.
— Тогда звони. Иначе в приют поедешь…
Тётю Риту Алена не любила — казалась она фальшивой.
Помнила, как та когда-то маму поучала:
— Ты, Зоя, совсем спилась. Забудь прошлое. Смотри, как я живу — дом, муж, всё при мне. А ты с алкашами…
Тогда Рита действительно помогла: устроила сестру в клинику, купила одежду, забрала Алену к себе.
И девочка впервые увидела — как можно жить иначе.
Коттедж, порядок, еда на столе…
— Нравится? — смеялась Рита. — Да это ещё скромно. Бывает и лучше!
Но Алена слышала, как та шептала матери, что у неё и «другой» есть, «для души».
А дядя Слава — добрый, тихий. Именно он однажды сказал:
— Может, Зою к нам после клиники заберём? Пусть поживут.
— Ещё чего! — отмахнулась Рита. — Нам своих проблем мало.
С тех пор Алена поняла, кто есть кто.
И когда случилось несчастье, позвонила не тёте, а дяде Славе.
Он приехал сразу:
— Собирайся, поедем ко мне. Вещей не бери — новые купим. Всё уладим.
И она знала — правильно сделала.
Тётя Рита, увидев их, разозлилась. Даже не сразу поняла, что сестра умерла. А узнав — только озлобилась.
— Ты что, хочешь, чтобы она теперь у нас жила?
— А кто, если не мы? — удивился Слава.
— Нет уж, — отрезала она.
Но он твёрдо сказал:
— Я решил. Алена останется с нами.
И девочка услышала это, подслушав за дверью.
Теперь у неё был кто-то, кому можно доверять.
Опеку оформили на Риту, но заботился о ней дядя. Он нашёл ей репетитора, помогал с учёбой, обещал — если хорошо закончит школу, поступит в университет.
Алена старалась изо всех сил.
Славу она любила.
Тихо, без надежды.
А потом поняла — всё-таки любит.
Когда тётя ушла после развода, оставив им дом и проклятия, они остались вдвоём.
Слава был по-прежнему добр и внимателен.
— Алена, ты всё молчишь. Не влюбилась ли? — спросил он однажды.
Она не знала, что ответить.
Ведь любила — его.
Вечером она накрыла стол, надела платье и ждала.
Он вошёл, удивился:
— О, гости будут?
— Нет, — сказала она тихо. — Я ждала тебя. Ты — лучший человек в моей жизни. И я… люблю тебя.
Он молчал. Потом обнял её.
И понял — девочка, которую он когда-то спас, стала женщиной, которую он давно боится себе признаться, что любит.
Слава долго стоял, обняв Алену, будто боялся пошевелиться.
Он чувствовал, как дрожит её плечо, как бешено бьётся сердце под лёгким платьем, и понимал, что любое слово сейчас может разрушить всё — её доверие, её жизнь, его собственное представление о себе.
— Аленка… — наконец выдохнул он, — ты не знаешь, что говоришь. Это всё… благодарность, не любовь.
Она подняла голову.
— Нет, — сказала тихо, но твёрдо. — Благодарность умирает, когда проходит боль. А я люблю тебя всё равно. Даже когда ты молчишь, даже когда смотришь в окно, думая о чём-то своём.
Он отвёл взгляд.
Слова застряли в горле. Он хотел сказать: «Так нельзя», но язык не повернулся.
Ведь где-то глубоко он знал — с той самой ночи, когда забрал её из того ада, внутри него тоже что-то изменилось. Он просто боялся это признать.
***
Следующие дни они жили будто на цыпочках.
Алена делала вид, что ничего не произошло — ходила на пары, писала курсовые, оставляла ему записки на кухне: «Обед в холодильнике», «Не забудь зонт».
А он стал задерживаться на работе дольше обычного.
Иногда заходил в её комнату, когда думал, что она спит, и тихо поправлял одеяло, словно проверял, всё ли с ней в порядке.
Но однажды вечером всё изменилось.
Алена пришла домой раньше. В доме было темно, только свет из кабинета падал на лестницу.
Она услышала, как Слава разговаривает по телефону.
— Нет, я не женат… да, давно разведён… просто живу не один… да, с племянницей… Нет, не ребёнок уже, взрослая. Но всё сложно…
Алена стояла в темноте, слушая, как у неё внутри будто что-то обрывается.
«Сложно».
Вот как он это называет.
В ту ночь она не спала. А утром решила — уедет.
***
Через неделю Слава нашёл на кухне письмо.
«Ты дал мне всё — дом, покой, веру, что жизнь может быть другой.
Но я должна уйти, иначе мы оба сломаемся.
Не ищи меня, пожалуйста.
А.»
Он сел, перечитал, и понял — впервые за долгое время дом стал пустым.
Без её шагов, без запаха кофе, без смеха, который звучал по утрам, будто солнце заходило в окна.
***
Алена сняла комнату в другом городе, устроилась на подработку, продолжила учёбу.
Внешне всё шло ровно, но сердце болело.
Иногда ей снился дом — его голос, шаги в коридоре, тепло ладони на плече.
Она просыпалась с чувством, что предала не его — себя.
Год прошёл тихо.
Потом — ещё один.
***
Однажды весной она получила письмо.
Без обратного адреса, просто: «Алене».
«Я долго думал, что правильно — отпустить.
Но понял, что любовь не бывает правильной.
Я ждал, пока ты станешь свободной от всего — и от прошлого, и от меня.
Если сможешь, приезжай.
Не обещаю ничего, кроме правды.
Слава.»
Она долго сидела с письмом в руках, потом встала, открыла окно — и впервые за два года почувствовала запах сирени.
И поняла: пора возвращаться.