Мария Петровна, свекровь, переживала за сына больше всех и часто плакала.
— Ну, Настенька, ну как же так? Он ведь хороший муж, прекрасный отец. Ну, оступился один раз, прости… Ведь с каждым может такое случиться. А дети?..
Эти слова она повторяла уже не в первый раз. Ранее Настя, добрая и терпеливая, всегда прощала.
Но когда жизнь с Андреем стала невыносимой, когда десятки раз всё было обдумано и пересмотрено, когда он снова нарушил свои обещания, Настя всё-таки решилась на развод.
Это было страшно. Страшно было выйти из привычного ритма жизни и потерять всё, к чему привыкла.
Хотя вначале клятвы Андрея, что это был последний раз, были искренними и проникновенными, со временем они потеряли силу и становились всё более холодными. Теперь он обещал с равнодушием — мол, больше так не повторится.
Но Настя знала, что это ложь.
У развода всегда одна главная и страшная причина — ожесточение сердца, потерявшего способность любить. Какое-то время это можно скрывать, но нельзя это делать долго. Раньше или позже это ожесточение обязательно ужалит тебя и твоих близких, как его ни прячь.
Андрей её не любил. Да и она охладела к нему. Обида ела сердце. Недоговорённость и скрытность расширяли ту маленькую трещинку, которая уже возникла давно, а теперь ширилась и разрывала.
Вот опять ей доложили, что у мужа новая пассия среди его студенток, вот опять он не пришел ночевать.
На эту тему Настя уже пыталась не раз говорить откровенно, но Андрей прятался, как черепаха в панцирь, лгал так заметно, что становилось тошно. Теперь уже даже говорить об этом не хотелось.
Ванечка и Дашенька держали этот брак своими маленькими ручонками, заставляли прощать слишком долго.
Главное, думала Настя, чтоб развод был тихим, интеллигентным, главное – не травмировать их – детей. Тех, чьи судьбы для Насти сейчас были даже важнее её собственной.
Надо остаться друзьями, не лишать их отца, не лишать бабушки и деда … надо скрепить своё обиженное сердце и вытерпеть этот период.
Детям нужен отец. Тем более, что отцом Андрей был вполне себе нормальным. Не лучшим, но хорошим, детей любил и баловал.
Но всему есть предел. Измены повторялись.
И теперь всё. Хватит!
Она собрала вещи мужа, отложила их отдельно и, когда он вернулся, часов в одиннадцать воскресного дня, велела уходить.
– Прости меня, Настя! – сказал безучастно, с минимальной надеждой.
Настя не простила. На развод подала сама – в понедельник. Денег было очень жаль, но она заплатила за развод тоже сама.
Настя искренне верила, что детям лучше будет иметь два дома, наполненных любовью и счастьем, чем один, где царит непонимание. Она так надеялась, что эти два дома у детей будут. Ведь отношения с родителями Андрея всегда были ровными.
А в среду она обнаружила пропажу телевизора из квартиры. Пришла с детьми из сада после работы, а телевизора нет. Они купили его пару лет назад на дополнительный заработок с тренировок Андрея. Да…
Ну, и пусть забирает!
Хоть обида и села где-то под желудком маленьким вредным комочком.
Дети же…
– А как же мультики? – Ванечка чуть не разревелся.
– Потерпите чуток. Давайте книжки почитаем.
Хорошо хоть квартира была получена Настей по дарственной от бабушки.
Маленькая двушка-хрущевка с проходной комнатой, но своя. Уже хорошо!
Эти материальные проблемы тоже были большим сдерживающим развод фактором.
Настя работала бухгалтером в колледже. Зарплата – с гулькин нос.
Ване – всего пять лет, Даше – семь. В первый класс в этом году собирать.
Андрей был тренером в вузе. Зарплата почти в три раза превышала Настину.
Но, как подозревала она, в последнее время часть зарплаты уходила не на семью, а на те любовные развлечения, которые превратились в хобби мужа. Не мог он без этого. Насте казалось, что ему и скрывать, играть в некую тайну, нравилось.
– Эх, и как я попался! – сказал однажды он после очередного разоблачения.
Он не жалел о случившемся, он жалел о том, что попался.
Сколько можно! Настя устала жить в вечном подозрении, в обиде, во лжи.
– Настенька, как жить-то будешь? Дети же! Подумай, может помиритесь?
Свекровь недели две просто обкладывала уговорами. Она часто забирала детей из садика, приводила их домой, был у неё ключ всегда, и начинала плакаться Насте.
Марию Петровну было жаль. Чисто по-человечески. И Настя раз за разом повторяла, что внуки никуда не делись, что останутся внуками, что видеть их можно будет в любой момент, как ей захочется.
Ссориться Настя со свекровью не хотела, повода не было. Она всегда была хорошей бабушкой, хоть иногда и чрезмерно нравоучительной.
А Настя…
Такая опустошённость сейчас была у неё в душе. Андрея она уже давно не интересовала, её интересы и взгляды были ему безразличны. Со временем она и сама поверила в то, что такая и есть — скучная, неинтересная, бесталанная.
Она была мягка, терпелива, скромна. Но был в ней тот самый внутренний стержень, который держал всё под контролем, не позволял отступать от самых важных и самых истинных принципов.
Марию Петровну жаль было сына. Как он один-то теперь? И она продолжала свои уговоры помириться.
– А сколько мы для вас сделали, для семьи вашей, для детей! Неужели всё зря? Настя, помиритесь!
И однажды, когда Настя была особенно усталой, когда эта ежевечерняя «песня» уже вывела из себя, она резко сказала:
– Мария Петровна, мы не сойдёмся! И я прошу больше об этом не говорить! Очень прошу, дети же рядом. Я приняла это решение и обсуждению оно не подлежит. Давайте сменим тему, а эту – забудем!
Уже бывшая свекровь обиделась на резкость слов не на шутку, надулась и ушла не попрощавшись.
А на следующий день позвонила Насте на работу:
– Настенька, не хочу тебя обижать, но раз уж так, раз расстались вы, то свои вещи мы заберём.
– Так Андрей забрал свои вещи.
– Ну, что он там забрал? Штаны старые … А ты вспомни: комбайн кухонный я дарила, на диван кто денег вам дал? Иван мой. А набор серебряный помнишь? Тётя Татьяна дарила. Ну, колечко я забирать уж не буду … В общем, мы приедем вечером, заберём …
В Насте всё кипело. Глаза налились слезами. Катя — коллега забеспокоилась, и Настя не выдержала, пожаловалась, что было ей не свойственно.
Катя сделала вывод:
– Настя, это она вразумить тебя пытается. Мол, коль не помиритесь, то вот так… А ты имеешь право вещи не отдавать. Они в твоей квартире, это вещи для детей. Ты вообще на алименты-то подавать думаешь?
– Не хотела, вообще-то. Они ведь и правда помогали нам. Думала, и сейчас помогать будут детям, – Настя утирала накатившиеся слёзы.
– Ну и дура! Подавай на алименты после развода сразу. От таких ты ничего не увидишь, никакой помощи. И вещи не отдавай, замок смени. Хочешь слесарю знакомому позвоню, сосед мой?
– Вещи пусть забирают, Катя. Мне от них ничего не нужно. А телефон слесаря давай, замок сменю.
– А алименты…?
– Я подумаю, – успокаивалась, брала себя в руки Настя.
«Только не расслабляться. Разойтись цивилизованно и спокойно …»
Часов в шесть вечера к дому подкатил УАЗ.
Свекровь плакала, вытирала нос платком, с жалостью смотрела на внуков. Но выносом вещей руководила целенаправленно.
– Бабушка, а зачем мы диван уносим? – Даша не понимала.
Настя отвела детей в спальню.
Бабушка отмахивалась и закрывала глаза платком. И в конце концов благородным щедрым жестом велела носильщикам диван детям оставить. Но забрала многое другое.
Настя прошлась по опустевшей квартире. И от этого действия бывшей свекрови сейчас что-то встрепенулось в душе. Нет, она не должна дать себя в обиду!
Она всегда была активной, у неё было много друзей… Да, многое растерялось, но ведь и приобрести вновь не поздно. Она справится!
Настя набрала номер слесаря. Всё. Теперь бабушка Мария, свёкр и Андрей сюда попадут только с её ведома. Теперь, если и заберут они детей из сада с позволения Насти, то поведут к себе домой, а не к ним.
А наутро предупредила воспитателя – детей она забирает сама, а другие лишь по её звонку, с разрешения.
– Это что это такое! Я что, не могу своих детей из сада забрать! – муж кричал в трубку.
– Конечно, можешь. Скажи, где вы будете до моего прихода? Откуда мне их забрать после работы?
– Где-где… Мне по делам надо, – успокаивался Андрей, – Мать их домой приведёт, там ждать тебя будут.
– Дай трубку воспитателю, и ждите меня у вас. К нам не нужно вести их. Я замок сменила.
– Что-о?
Настя положила трубку, набрала воспитателя сама. Руки дрожали. Она ругала сама себя. Что за малодушие, почему она его боится?
Почему она должна подчиняться решениям чужой теперь для неё семьи?
Их развели. Со временем Андрей детей забирать стал всё реже. А если и забирал, поручал их бабушке.
На алименты Настя не подавала, надеялась, что и так догадается Андрей, что детям нужна материальная помощь. И, действительно, к весне Андрей спросил, что нужно купить из одежды и обуви детям. Настя отправила ему список.
Андрей, конечно, покупки доверил матери.
– Настя, тут у тебя написано – куртка Ване. Но я комбинезон возьму, он удобнее. Мы на вырост тут нашли, симпатичный.
– Мария Петровна, не надо комбинезон. Весна же. Штаны и полегче одеть можно. Пожалуйста, купите ему куртку.
– Ну что ты! Низ надо беречь! Конечно, комбинезон лучше. Даже не спорь. Тем более, что мы уже пробиваем его.
Куртку Ване Настя купила сама. Комбинезон был огромный и жаркий. А ещё другую шапку Даше купила. Та, которую приобрела Мария Петровна, кололась, Даша носить её не захотела.
И ещё Настя поняла, что одевать детей точно должна сама. Купленные вещи ей были совсем не по вкусу. Но нельзя привередничать, нужно радоваться тому, что помогают…
Но почему-то радости не было.
Хотелось остаться друзьями. Ради детей хотелось…
Примерно раз в месяц детей забирал Андрей. Всегда отводил к матери, а сам растворялся.
А дети докладывали потом, что бабушка плохо себя чувствует из-за неё, из-за их матери. Это «она все нервы вытрепала своим несносным характером и упрямством» – дети передавали даже интонацию.
– Мама, ну почему ты не хочешь жить с папой? Папа – хороший, и бабушка бы сразу поправилась.
– Понимаешь, Даша, я не могу жить с папой. Мы больше не пара, но он очень хороший папа, и таким и останется для вас с Ваней.
– А бабушка сказала, что ты плохая мать, если оставила нас без такого папы.
Меньше всего хотелось ссориться. Меньше всего. Но Настя вынуждена была поговорить и позвонила Марии Петровне с работы.
– Мария Петровна, огромное спасибо Вам за помощь с детьми. Я очень благодарна. Но есть всего одна просьба – не обсуждать с ними наши отношения с Андреем, наш развод, не манипулировать ими.
– Это я-то манипулирую? Я? Да что ты такое говоришь! Это ты их настраиваешь против нас! Это ты своим характером всё испортила, такую семью загубила! Дети ж спрашивают, почему мама с папой не вместе? А что мне ответить? Я за честность. Вот честно и отвечаю – твоё упрямство всему виной… Андрей давно всё осознал…
Меньше всего хотелось ссориться. Но Настя не выдержала.
– Хорошо. Значит, общаемся с детьми только в моём присутствии. Это моё решение…
– Иван, Иван! Эта гадина хочет лишить нас внуков…, – похоже, Мария Петровна теряла сознание… в трубке посторонние звуки и взволнованный голос свёкра.
Цивилизованный развод становился крайне некрасивым.
Вечером прибежал Андрей – бывшая жена довела мать до больницы.
Настя попросила его не кричать в квартире, а выйти на улицу, поговорить. Но дети уже услышали первые его возмущения, уже понимали, что бабушка поссорилась с мамой, и мама с папой вышли на улицу ругаться.
Даша чуть не плакала.
Шёл дождь, но Андрей не замечал его. Он кричал, что Настя пытается лишить его детей, а его родителей – внуков. Он был рассержен не на шутку. Его челка прилипла ко лбу, он не замечал дождя, и он, действительно, верил в то, о чём сейчас говорил.
Настя смотрела на него из-под зонта, размышляя о том, что цивилизованный развод возможен лишь тогда, когда обе стороны действительно этого желают.
Спокойный развод требует выдержки и здравого смысла.
На следующий день Настя отправилась в суд, чтобы подать на алименты и установить порядок общения отца и родственников с детьми. Она понимала, что Андрей и Мария Петровна поступят так же.
Дружеские отношения после развода не сложились…