— Брать подержанные вещи для ребёнка — это нормально, — заявил Олег, даже не поднимая взгляда от телефона. — Это же экономия! Я резину новую купил — на те деньги, что были на кроватку и коляску отложены. Логично же.
Катя резко развернулась к нему:
— А спросить меня ты не подумал? Мы же вместе всё это планировали!
Олег пожал плечами, в его голосе скользнуло раздражение:
— Что ты заводишься? Это же временно. Купим потом. С рук даже лучше — не так жалко будет.
— Потом? — её голос дрогнул. — У нас ребёнок через месяц! Ты в курсе, что кроватка и коляска — это не роскошь, а необходимость?
Он фыркнул:
— Катюш, я один тяну. Работаю, вкалываю. А ты — только претензии. Мне хоть кто-то благодарен будет?
Катя встала со стула. В её движениях не было ни резкости, ни суеты — только усталость:
— Я тоже работаю. И я ещё ношу твоего ребёнка. Мне больно, тяжело, страшно. А ты… ты всё считаешь, сколько ты сделал. А сколько сделал для нас?
Олег начал что-то бурчать, но Катя уже не слушала. Она подошла к зеркалу. Под глазами тени, лицо бледное, но в глазах — решимость.
— Всё, — тихо сказала она отражению. — Я больше не буду просить.
…
— Почему у меня опять нет нормального завтрака? — недовольно пробурчал Олег, потирая глаза. — Я просил кашу!
Катя медленно повернулась:
— Я не могу её варить. Меня тошнит от запаха. У меня токсикоз.
— Это всё выдумки! — отмахнулся он. — Ради мужа можно и потерпеть.
— А ты ради жены не можешь себе яичницу пожарить? Или не устраивать скандал из-за тарелки?
Он встал, подошёл ближе:
— Я хочу, чтобы меня дома любили! А не как в коммуналке — каждый сам по себе.
Катя выдохнула:
— Я тоже хочу, чтобы мой труд замечали. А не принимали как должное. Я не кухонный комбайн, Олег. Я человек.
— Всё ты переворачиваешь! — рявкнул он. — Хочешь быть правой — будь. Я пошёл.
— Да, иди, — сказала она, почти шёпотом. — Только не удивляйся, если однажды я не буду здесь, чтобы слушать твои претензии.
…
Поздно вечером Катя открыла шкатулку с деньгами. Считала дважды. Потом трижды. Всего три тысячи. Остальное исчезло.
Она схватила телефон:
— Где деньги?
Пауза. Потом его голос:
— Я взял. На резину. Машина… ну, ты же понимаешь.
— Без моего согласия? — её голос дрожал. — Это были наши накопления, Олег. Наши. На дочку. На её первый день в этом мире. А ты…
— Не начинай. Мы купим потом. Главное — безопасность. Это разумно.
— Нет, Олег. Это эгоизм. Ты выбираешь комфорт, а не нас. И ты даже не извинился.
Она отключила звонок. Мир стал тише. И в этой тишине родилась мысль — пора уходить.
…
— Мам, приедь, пожалуйста, — голос Кати был тихим. — Мне больше не справиться одной.
Мама приехала через час. С домашними пирожками и пледом. Без упрёков. Только обняла и сказала:
— Рассказывай. Я рядом.
Катя рассказала всё. И в конце — главный вопрос:
— А если я не справлюсь?
— Справишься, — сказала мама. — Потому что ты уже начала. А дальше — я помогу.
…
Олег вернулся с работы и, бросив сумку, громко спросил:
— Где ужин?
Катя вышла из комнаты. На ней был аккуратный свитер и взгляд, которого он не знал:
— Я ухожу.
Он оторопел:
— Что?.. Ты шутишь? Ты беременна!
— Я серьёзна. Я ухожу. Потому что я устала быть тенью. Устала слышать, что мои чувства — это глупости. Ты выбираешь себя. А теперь я выберу себя и нашу дочь.
Он не ответил. А она уже собирала сумку. Не в спешке — в спокойствии.
…
Весна была солнечной. В маминой квартире пахло мёдом и молоком. Катя сидела у окна, держа на руках новорождённую дочь. Малышка дышала часто, сбивчиво, но спокойно. Так дышат те, кто рядом с любовью.
Катя гладила её по спинке и думала: «Я смогла. Мы смогли». Прошлое не болело. Оно стало бронёй.
…
Прошло полгода. Катя работала по вечерам. Дочь смеялась, росла. Мама помогала. Соседка приносила пироги. Иногда приходили подруги — просто быть рядом.
Иногда писал Олег. «Прости». «Хочу увидеть». Катя читала и откладывала телефон. Не потому что злилась. А потому что знала: возвращаться некуда.
…
Однажды она остановилась у витрины с белой коляской и плюшевым мишкой. Мечта, на которую когда-то копила.
Теперь она смотрела на это без боли. И даже — с благодарностью.
Катя вернулась домой, прошла в комнату, подняла дочь на руки:
— Ты — моё настоящее. Моё главное. Ради тебя я прошла сквозь шторм. И больше — ни шагу назад.
За окном начинался новый день.