— Что это ещё за вторжение? Пропустите! Здесь, между прочим, я живу! — выкрикнула Наталия Аркадьевна, едва войдя в коридор.
— Ой, извините, мы не знали, что тут кто-то…
— Не знали? А зачем тогда мою мебель трогаете?
Перед ней возились двое — молодой человек с лбом в поту и невысокая брюнетка с напряжённым лицом, удерживавшая дверцу шкафа.
— Я Влад, а это Лера. Мы теперь тут тоже проживаем. Купили долю.
— У кого? — Наталия Аркадьевна не сводила с него взгляда.
— У Степана Юрьевича. Он сказал, что имеет право.
Имя бывшего мужа прозвучало как пощёчина. Тот самый Степан, который уверял, что «оставит всё в покое» после развода.
— Бумаги покажите.
Влад достал помятую папку. В договоре всё оказалось юридически чисто. Половина жилья теперь принадлежала этим двоим.
— Так вот. Я здесь двадцать лет живу. Если хотите мира — соблюдайте правила.
— Какие ещё правила? — впервые вмешалась Лера.
— Стирка — не позже восьми, еда без вонючих запахов, коридор убираем по очереди. И без гостей на ночь. Всё ясно?
— Но мы с работы возвращаемся в восемь, — возразил Влад. — Когда нам тогда стираться?
— Это уже не мои трудности, — отрезала Наталия Аркадьевна и хлопнула дверью.
За перегородкой зашептались:
— Ты слышал? Она как будто нам одолжение делает!
— Тише, она наверняка всё слышит…
Наталия Аркадьевна усмехнулась. Степан сбросил свою долю за бесценок, как будто хотел стереть их прошлое. Наверное, новая пассия настояла.
…
Позже запах пригоревшего лука вытащил Наталию Аркадьевну из комнаты.
— Это что за зловоние?
На кухне у плиты стояла Лера и мешала что-то в сковородке.
— Ужин. Простой плов.
— Я же ясно сказала: никакой вони!
— Мы всегда так готовим.
— Готовьте у себя дома, а здесь — по правилам.
Лера подняла голову. В её тёмных глазах зажглась угроза.
— Мы купили это жильё. Половина наша. Мы имеем право.
— А у меня право — на тишину и нормальный запах!
Вошёл Влад:
— Что здесь?
— Наталия Аркадьевна против ужина, — пояснила Лера.
— А я её сосиски нюхаю каждый день — и ничего.
— Варёная картошка не воняет! А ваши приправы — газовая атака!
— Это специи. Люди веками ими пользуются! — огрызнулся Влад.
…
Конфликт нарастал. Через неделю приехала Тамара Павловна — мать Леры, энергичная бывшая завуч. Она объявила:
— Я Леру свою в обиду не дам! Тут бардак, а вы ей жить мешаете!
В первый же час она передвинула обувницу, разложила свои вещи в прихожей, повесила халат на чужой крючок и громко заявила:
— А чего это у вас всё не по уму?
— Простите, — вышла Наталия Аркадьевна. — Это мои вещи. Не трогайте.
— В общей зоне стоят — значит, не ваши. Здесь теперь и моя дочь с мужем живут!
— Им под тридцать. Дети? Серьёзно?
— Для меня — дети! И вы им не хозяйка!
…
Пришлось вызывать Ирину Леонидовну — старшую по дому. Та попыталась усмирить стороны, составила график, озвучила компромиссы. Наталия Аркадьевна с трудом, но согласилась.
И именно после падения на лестнице и помощи Влада лёд начал таять.
Влад предложил помощь по дому, Лера начала спрашивать разрешения готовить, Наталия Аркадьевна — сама не заметила, как стала ждать этих разговоров.
А потом появился Артём — их сын. И всё стало по-настоящему по-домашнему.
…
Прошло два года. Наталия Аркадьевна чувствовала себя нужной. Семья стала её частью — пусть и не по крови. Но однажды вечером в дверь позвонили. На пороге стояла молодая женщина с чемоданом и ребёнком:
— Простите… Вы Наталия Аркадьевна? Я Света. Сестра Степана. Он погиб… и по завещанию оставил мне свою долю.
Наталия Аркадьевна оцепенела. Девушка перед ней — лет тридцати, с потухшим взглядом, в одной руке тяжёлый чемодан, в другой — малыш лет трёх, усталый, притихший.
— Заходите… — произнесла Наталия, будто не своим голосом. — Сейчас Влад придёт… Он у вас документы посмотрит.
Светлана прошла в коридор, не поднимая глаз. Ребёнок уткнулся ей в плечо и зевнул. Наталия закрыла за ней дверь, включила свет и, как заведённая, пошла на кухню — поставить чайник, достать кружки, насыпать печенье в блюдце. Она делала это автоматически, будто пыталась удержаться за привычное.
Когда вернулся Влад, она уже сидела за столом, сложив руки.
— Что происходит? — спросил он, увидев постороннюю в прихожей.
— Это… Светлана, сестра Степана, — Наталия говорила глухо. — У неё завещание. На его долю. Говорит, теперь это её жильё.
Влад нахмурился, взял документы. Пролистал. Потом ещё раз. И ещё. Сел рядом с Наталией, сжал губы.
— Всё легально, — сказал наконец. — Он действительно переписал свою долю на неё.
— Зачем? — выдохнула Наталия. — Зачем он это сделал?
Светлана опустила глаза:
— У него в последние месяцы никого не осталось… Жена ушла, мать в доме престарелых. Он узнал, что болен, хотел оставить хоть что-то сыну. У нас с ним не было близкой связи, но он сказал… «Ты сильная. Ты справишься. Только не оставляй пацана без крыши над головой».
Молчание повисло над кухней, тяжёлое, с привкусом злости, боли и вины.
Лера появилась из комнаты, прижав к себе спящего Артёма. Она бросила взгляд на гостью, на чемодан, на мужа. И всё поняла без слов.
— Мы же только-только пришли к миру, — прошептала она.
Наталия Аркадьевна смотрела в окно. Мимо шёл кто-то с собакой. Свет в соседнем доме мигнул. И в голове снова стучало: «Это мой дом… Это был мой дом… А теперь снова всё рушится.»
— Вы ведь не просто за чаем пришли, — сказала она медленно. — Вы планируете здесь остаться.
Светлана кивнула. Ребёнок засопел, прижавшись к её плечу.
— У нас нет другого выхода. Работы нет, жилья нет. Муж погиб полтора года назад… я одна, и мне некуда идти.
— А почему не сняли квартиру? — резко спросила Лера.
— Потому что даже на съём денег нет. Последние ушли на похороны. Мне не нужна роскошь. Только угол. На время.
Наталия встала. Медленно, тяжело. Она вдруг почувствовала, как в груди поднимается волна — не злости, нет. Чего-то другого. Страха? Боли? Бессилия?
— Комната, что рядом с кладовкой, пока пустует. Там можно спать. Но никаких перестановок. Никаких гостей. Никаких новых порядков. И каждый шаг — только после согласования.
Светлана молча кивнула.
— А документы на ребёнка у вас есть?
— Всё при мне.
— Завтра утром идём к юристу. И если хоть что-то окажется фальшивкой — вы уходите.
— Спасибо, — прошептала Светлана.
Наталия не ответила. Просто ушла к себе, закрыв дверь чуть громче, чем нужно.
На следующий день они пошли к юристу втроём — Наталия Аркадьевна, Влад и Светлана. Документы оказались подлинными. Завещание, оформленное нотариально. Право собственности подтверждено. Владу даже пришлось подписать уведомление о смене долевого владельца. Всё было чисто, без лазеек.
Вечером Наталия сидела в кресле у окна, не притрагиваясь к ужину. Лера ходила по кухне, стараясь не смотреть на появившуюся в доме соседку. Светлана, тихая и сдержанная, устроила сына на старом матрасе в отведённой ей комнате, собрала вещи по углам и закрыла дверь, чтобы не мешать никому.
— Снова всё по кругу, — выдохнула Лера. — Сначала Тамара Ивановна, теперь эта… И у всех есть «свои причины».
— Не она виновата, — устало ответил Влад. — Это Степан подкинул нам сюрприз напоследок.
— Но жить-то с ней теперь нам. И ребёнку Артёму с её сыном в одной комнате, в одном доме.
— Я видел её. Она не агрессивная. Не конфликтная. Просто потерянная. Как мы когда-то.
Наталия услышала этот разговор, но не вмешалась. Она не могла — в горле стоял ком. Воспоминания о Викторе, о разводе, о том, как она десять лет пыталась выкарабкаться — и вот снова: чемодан, ребёнок, новая жизнь в её пространстве. На этот раз — чужая беда. Не враждебная, но от этого не менее тяжёлая.
Неделя спустя.
Светлана не спорила, не шумела, не навязывалась. Утром вставала пораньше, готовила себе и сыну кашу, убирала за собой до блеска. Ребёнок — Арсений — оказался тихим и удивительно серьёзным. С Артёмом они поначалу настороженно смотрели друг на друга, потом начали вместе катать машинки.
— Они подружились, — сказала как-то Лера, наблюдая, как малыши устраивают «пикник» на ковре в гостиной.
Наталия молча кивнула.
Светлана старалась не быть обузой. Когда Аркадьевна возвращалась с работы, ужин был почти готов. С посудой порядок. Пыль протёрта. Даже окна она перемыла в одну из суббот, не спрашивая.
— Я не хочу вас вытеснять, — как-то сказала она Наталии вечером, когда та готовила чай. — Но если вы мне скажете уйти — я уйду. Куда-нибудь. Хоть на вокзал. Только Арсения жалко.
Наталия посмотрела на неё долго. В её глазах уже не было враждебности. Только усталость.
— Я видела женщин, которые вторгались, чтобы отобрать. Ты — не такая. Ты пришла, потому что больше некуда. Это видно.
— Спасибо.
— Не мне спасибо. Просто… не делай из этого дом захвата. Сделай из этого дом уважения.
Светлана улыбнулась впервые. Настояще, по-человечески. Наталия подумала, что она очень молода. Моложе Леры. И уже столько всего прошла.
Через месяц в коридоре висели две детские куртки. В прихожей стояли ботинки на четыре пары ног. А на холодильнике — общий список покупок и дежурств.
Лера, не выдержав, как-то вечером спросила:
— Мы теперь коммуналка?
Наталия Аркадьевна не ответила сразу.
Потом сказала:
— Мы теперь семья. Сложная. Сложённая временем. И выбором. Не по крови — по поступкам.
Поздняя осень.
Дождь лил почти без перерыва. Светлана устроилась в частный логистический сервис — упаковщицей. Работа тяжёлая, смены по двенадцать часов, но платили вовремя, и она радовалась даже этому. У Арсения стал меняться режим: в детский сад его не брали без прописки, а частный был слишком дорог. Поэтому Светлана брала сына с собой на склад, оставляла в уголке с планшетом, едой и книжками — начальство смотрело сквозь пальцы. «Только чтоб тихо сидел».
Влад забирал Артёма из садика. Лера поначалу только молча наблюдала — за тем, как Влад подаёт Светлане чай после смены, как Арсений смеётся от его подмигиваний. Потом пошли вопросы. Прямые, жёсткие.
— Ты с ней?
— Нет.
— Но ты… смотришь на неё.
— Потому что у неё нет никого. А у тебя — я.
— Так ты у всех? У всех, кому плохо?
— Я — с теми, кто не выносит одиночества.
Лера замолчала. С этой стороны она его не знала.
Однажды ночью Арсений заплакал. Горячий лоб, хриплое дыхание, бессмысленные слова сквозь жар. Светлана металась, сбивала градусник, звонила по поликлиникам.
Наталия Аркадьевна без слов собрала аптечку, нашла старый ингалятор, поставила кастрюлю с содой на плиту. Включила чайник. Принесла термометр и строго велела не паниковать.
— У него вирус. Сейчас пройдёт. Но ты — мать. Не должна сыпаться при первой температуре.
Светлана молчала, уткнувшись лбом в плечо Наталии.
Утром температура спала. Арсений задышал ровнее. Лера сварила кашу для всех, не дожидаясь просьбы.
— Мы теперь все в ответе друг за друга, да? — пробормотала она, подавая ложку Светлане.
— Да, — кивнула Наталия. — Именно так.
Через три месяца в квартире появился детский коврик, общий календарь на стене и коробка с игрушками в коридоре. Влад установил дверной доводчик, чтобы не хлопало. Лера отвела Светлану в салон — «просто постричься, ты похожа на метлу». Светлана смеялась, Арсений играл с Артёмом. Вечером все вместе пекли пирог. Наталия впервые за много лет позволила себе бокал вина.
— Это дом, — сказала она тихо, глядя, как Влад и дети лепят бумажные снежинки. — Не идеальный. Но живой.