Когда сознание наконец всплыло из густого, вязкого небытия, Илья Сергеевич первым делом различил тонкую дугу капельницы и массивную женщину в белом халате, стоявшую к нему спиной. Она что-то поправляла у подножия кровати, медленно двигаясь, будто в полусне. Её фигура поражала — особенно нижняя часть тела, крупная, округлая, натянутая под тканью медицинских брюк.
Мысли возвращались к нему мучительно, словно через слой застывшей смолы. Женщина, не оборачиваясь, обошла кровать, продолжая возиться с бинтами, и временами касалась его бедра лёгким, но ощутимым движением.
«Вот это габариты…» — лениво отметил Илья. — «Маринины формы на этом фоне — чистая миниатюра. Да уж, пропорции впечатляют».
Через минуту она развернулась. Квадратное лицо, лишённое мягкости, узкие глаза, сухой взгляд — всё в ней говорило о собранности и полном отсутствии сочувствия.
— Ну что, пришли в себя? — её голос прозвучал ровно, без тени интереса. — Сейчас позову доктора.
Она вышла, оставив за собой запах антисептика.
«Ни тепла, ни женственности», — подумал Илья. — «Как будто собрали человека из прямых углов. Никакого сравнения с Мариной — у той всё живое, текучее, словно нарисовано светом. Хотя… скорее, это мне повезло, что она досталась именно мне. Странно только, что её нет рядом. Она ведь не умеет оставлять меня надолго».
Он обвёл взглядом стерильное пространство. Белые стены, ровный писк монитора, пахнущий лекарствами воздух. Всё ясно — больница. А тело, обессиленное до предела, будто само шептало: «Ты пережил что-то серьёзное».
«Главное, чтобы с девочками было всё в порядке. Пусть с Мариной всё хорошо. И Вера — моя радость, пусть будет цела».
Он закрыл глаза, стараясь восстановить последние кадры памяти. Перед ним возникла терраса их загородного дома: он сидит в кресле, в руке чашка облепихового чая, приготовленного Ниной, их верной помощницей. Вера, сосредоточенная и умная, листает учебник французского, иногда что-то бормочет вслух. Как же легко ей всё даётся! Совсем не в него — у него с языками вечная война.
На террасу выходит Марина — в коротком шёлковом халате, с лукавой улыбкой. Она мягко садится на подлокотник, проводит ладонью по его волосам. От неё исходит тёплый, тревожный аромат — смесь сладких духов и чего-то, что всегда заставляло сердце Ильи биться чаще. Он встаёт, обнимает её, целует. Затем — дочь. Обнимает обеих и произносит:
— Спасибо вам.
За что? За то, что они есть? За то, что делают его жизнь осмысленной? Наверное. Но почему он, сказав это, садится в такси и уезжает, не оглянувшись?
Картинка сменилась. Дорога. Заборы. Деревья. Тоска.
«Неужели авария?..» — мелькнуло в голове.
Он попытался пошевелить пальцами. Сначала руками, потом ногами. К счастью, всё двигалось — но с трудом, словно кто-то вынул из него весь скелет, оставив только плоть и жилы.
Шаги. Чёткие, размеренные. Перед ним возник мужчина лет пятидесяти, с густой, ухоженной бородой и внимательными глазами. Всё в его облике излучало уверенность и умиротворение.
— Илья Сергеевич, вы снова с нами, — произнёс он с лёгкой улыбкой. — Сегодня вы задержались дольше обычного. Видимо, ваш организм устал от этих процедур. Стоит сделать паузу, не так ли?
Он поднял четыре пальца:
— Сколько видите?
— Четыре, — прохрипел Илья.
Доктор кивнул, проверил зрачки, поводил перед глазами ручкой.
— Рефлексы в порядке, — заключил он. — Но силы пока не вернулись. Придётся побыть у нас ещё пару дней. А теперь, — он уселся в кресло, глядя на пациента поверх очков, — вернёмся к главному. Что насчёт семьи? Меняем или оставляем прежний состав?
Илья моргнул, не сразу осознав смысл сказанного.
— Простите… что значит «меняем семью»?
Доктор Брагин удивлённо приподнял брови.
— Вы серьёзно? А что вы вообще помните?
— Дом… жену… дочку. Они… где они? Что со мной произошло?
Брагин нахмурился:
— Значит, вы не помните, как сами приехали сюда? Не помните, что это уже ваша пятая процедура перезаписи памяти? Что вы подписали контракт на персональную симуляцию семьи?
Илья ощутил, как всё внутри холодеет.
Доктор достал кожаную папку и развернул перед ним:
— Согласно условиям, вы должны выбрать — новую семью или продление прежней. Вот варианты.
На страницах были фотографии: женщина и девочка-подросток, улыбающиеся на фоне дома. На втором развороте — другая пара.
— Кто эти люди? — прошептал Илья. — Почему вы показываете мне чужих? Где Марина? Где Вера?
Доктор тихо вздохнул, закрыл папку.
— Впервые за десять лет подобное, — пробормотал он. — Ладно. Сделаем вам успокоительное.
Илья Сергеевич долго не отвечал. Слова доктора будто повисли в воздухе, звеня чем-то болезненно знакомым.
— Марина… — наконец произнёс он, с трудом подбирая звуки. — Это… первая?
Доктор Брагин медленно кивнул.
— Да. Десять лет назад вы пришли ко мне впервые именно из-за неё. Тогда вы называли это «начать всё заново».
— А Вера?
— Вера — ваша дочь. Настоящая. — доктор говорил мягко, но твёрдо. — Не модель, не цифровая копия, а живая девочка.
Илья нахмурился.
— Подождите… Значит, все эти годы… мои семьи…
— Были симуляциями, — спокойно закончил Брагин. — Пять контрактов, пять циклов. Каждый раз новая жена, новая дочь, новые воспоминания. Всё по вашему заказу.
Илья прикрыл глаза ладонью.
— Я помню Ингу… потом Надю… потом Катю… Алёну… — он медленно перебирал имена, будто считал тени. — А кто была перед последней?
— Света. Маленькая, брюнетка, восточного типа. Очень преданная.
— Да… теперь вспоминаю, — с трудом выдохнул он. — И дочь у неё была… Оля, кажется?
— Верно. От Алёны, второй жены, — уточнил доктор. — Кажется, вы начинали путать их уже тогда.
Илья нервно провёл рукой по простыне.
— Вы сказали — пять контрактов. Но упомянули шесть семей.
Брагин тяжело вздохнул:
— У вас была ещё одна. Самая первая. Настоящая. Жена, с которой вы жили до того, как обратились сюда. И та, от которой у вас родилась Вера.
Слова упали, как камни. Воздух в палате стал густым, тяжёлым.
— Я… не помню, — тихо произнёс Илья. — Совсем.
Доктор встал, отошёл к окну и долго молчал, глядя на серый свет за стеклом.
— Когда вы приходили после четвёртой процедуры, — сказал он наконец, — вы ещё вспоминали их. Сейчас — ничего. Это тревожный симптом.
— Где они сейчас?
— Насколько мне известно, ваша бывшая супруга и дочь живут в пригороде. Сложно сказать, насколько благополучно. После развода вы обеспечивали их, но… отношения не восстановились.
Илья сел, вцепившись руками в край одеяла.
— Почему вы говорите «жена»? Разве не «Марина»?
— Да. Марина. Та самая, чьи фотографии вы только что выбрали, не узнав.
Он молчал, глядя в пустоту, словно пытался рассмотреть сквозь неё ответ.
— Что ж, — произнёс наконец. — Значит, делаем перерыв.
Брагин слегка кивнул, облегчённо выдыхая.
— Это мудрое решение. Мы проведём тестирование, дадим памяти восстановиться. Год без процедур, Илья Сергеевич. Не меньше.
— Год? — повторил он, будто слово было чужим.
— Да. Чтобы вы снова вспомнили всех своих женщин, всех детей — и, главное, себя самого.
— И только тогда — новая семья?
— Только тогда, — подтвердил доктор. — Пока вы не соберёте всё, что когда-то рассыпалось.
Илья откинулся на подушки. Его лицо застыло.
— Хорошо. Год.
— Вот и ладно, — тихо сказал Брагин. — Иногда лучший способ вернуть память — это отпустить её.
Когда машина свернула с ровного асфальта на ухабистую дорогу, Илья Сергеевич ощутил, как что-то внутри сжалось. За окном потянулись кривые заборы, покосившиеся домики, ржавые ворота — всё выглядело так, будто жизнь здесь давно потеряла к себе интерес.
— Уверены, что не ошиблись адресом? — спросил он, не скрывая сомнения.
Таксист, уставившись в навигатор, буркнул:
— Лесная, тридцать два. Всё верно.
Машина затормозила у перекошенного строения, больше похожего на рухнувшую теплицу, чем на человеческое жильё. Дом держался на честном слове и паутине трещин.
Илья медленно вылез, сдерживая отвращение, и выпрямился. Холодный ветер ударил в лицо.
— Подожди меня минут двадцать, — бросил он через плечо и протянул купюру.
Таксист с готовностью кивнул. Деньги в этих краях пахли спасением.
Перед дверью Илья остановился. Она была перекошена, выщербленная, с облупившейся краской и следами ржавчины на петлях. Он постучал — тихо, но достаточно, чтобы изнутри донёсся глухой звук.
Вскоре дверь приоткрылась, и на пороге появилась женщина лет пятидесяти в старом армейском бушлате. Волосы — серые, спутанные, глаза — настороженные.
— Кого ищете? — спросила она, оглядывая гостя с подозрением.
— Мне нужна Марина, — ответил Илья.
— Зачем?
— Родственник, — солгал он. — Очень дальний.
Женщина усмехнулась уголком рта.
— Дальний — это как? Когда последний раз виделись?
— Давным-давно, — уклончиво произнёс он.
Она хмыкнула и отступила на шаг, позволяя ему заглянуть внутрь.
— Что ж, родственник, тебе не повезло. Твоя Марина давно в беде. Уже год, как живёт со своим сожителем. На свалках промышляют — металл, стекло, картон. Тут каждый знает: главные бродяги — они.
Илья почувствовал, как внутри всё похолодело.
«Невозможно. Я же переводил деньги. Каждый месяц. Регулярно».
Он шагнул в дом. Воздух был тяжёлый, пропитанный пылью и гнилью. На полу валялись тряпки, газеты, пластиковые бутылки. На столе — остатки еды и грязная посуда. Ни техники, ни даже часов — будто время сюда не заходило.
— Здесь она жила?
— Здесь. Но уже редко бывает.
Он подошёл к старому буфету, глянул через мутное стекло. Внутри — стопка бумаг, писем, квитанций.
— Можно взглянуть?
— Да бери, чего там смотреть, — пожала плечами хозяйка.
Среди бумаг он нашёл налоговое уведомление. Имя получателя — Марина Сергеевна Логинова. Адрес совпадал.
— Значит, не ошибся, — тихо сказал он, возвращая бумаги. — Проводите меня к свалке.
Женщина молча указала рукой:
— Прямо по дороге, потом налево. Увидишь.
Через полчаса Илья сидел на скрипучей лавке возле полуразвалившегося дома и наблюдал за свалкой. Вдалеке громоздились кучи мусора, из которых торчали железные каркасы, коробки, рваные ткани. Ветер шевелил пакеты, словно мёртвые птицы хлопали крыльями.
Он ждал долго. Наконец, на фоне закатного света появилась женская фигура.
Невысокая, в поношенном синем пальто, с огромным мешком за спиной.
Она шагала неторопливо, с механической точностью — будто всё это делала тысячи раз.
Когда она подошла ближе, Илья встал.
Женщина остановилась. Несколько секунд она молчала, потом подняла взгляд.
Лицо — измученное, исчерченное морщинами, но в чертах проступало что-то знакомое.
— Марина… — произнёс он едва слышно.
Она не вздрогнула. Просто смотрела на него с усталым безразличием, как на случайного прохожего.
— Тебе чего? — спросила она наконец. Голос хриплый, обожжённый жизнью.
— Узнаёшь? — спросил Илья, стараясь удержать дрожь в голосе. — Я — Илья. Где наша дочь?
Её губы дрогнули в кривой усмешке.
— Какая дочь? — произнесла она медленно. — Ты кто вообще?
Он сделал шаг вперёд, но она отступила, вскинула руку к виску и покрутила пальцем.
Потом просто развернулась и пошла прочь, не оглядываясь.
Илья стоял, не в силах двинуться.
Потом достал телефон и набрал номер доктора Брагина.
— Я её нашёл, — сказал он глухо. — Она ничего не помнит. Ни меня, ни Веру. Вам придётся вмешаться.
— Принудительная госпитализация? — голос доктора прозвучал настороженно.
— Да. И как можно скорее.
— Хорошо. Диктуйте адрес. Я пришлю транспорт.
Илья продиктовал и опустил трубку.
Солнце почти скрылось за горизонтом. На ветру пахло гнилью и дымом.
На следующее утро Илья Сергеевич вошёл в кабинет доктора Брагина.
Тот выглядел непривычно измученным: глаза покрасневшие, костюм помятый, борода — неухоженная.
На столе стояли две пустые чашки и стопка неразобранных отчётов.
— Вы, похоже, не спали, — заметил Илья, усаживаясь напротив.
Доктор провёл ладонью по лицу, устало потер переносицу.
— Увы, не спал. Всё из-за вас… вернее, из-за неё.
— Марина? — Илья подался вперёд. — Что с ней?
Брагин помолчал, потом произнёс:
— Ничего определённого. Она в сознании, но память не восстановилась. Возможно, потребуется время.
— Или новая инъекция? — Илья прищурился.
Доктор покачал головой:
— Лучше без вмешательств. Её мозг уже перенёс одну процедуру.
— Что вы сказали? — голос Ильи стал ледяным.
Брагин тяжело выдохнул и облокотился на стол:
— Она — наша клиентка.
— Что? — Илья даже не понял сразу. — Какая клиентка?
— Два года назад я лично проводил ей коррекцию памяти.
В кабинете повисла тишина. Тиканье настенных часов казалось громче собственного дыхания.
— Вы… стерли ей память? — выдавил он наконец.
— По её желанию, — спокойно ответил доктор. — Абсолютно добровольно. Она хотела начать жизнь заново. Устала от старого мира, от вас, от всего. И, как большинство наших пациентов, решила совместить приятное с полезным: отдохнуть от прошлого и заработать.
Илья откинулся на спинку кресла, усмехнувшись беззвучно.
— Значит, всё вернулось на круги своя…
— Почти, — поправил Брагин. — Разве что тот бизнесмен, который «заказал» её в рамках семейного контракта, вскоре умер. Его имущество арестовали, а она просто исчезла из поля наблюдения.
— И вы не пытались её найти?
— У нас сотни клиентов, — развёл руками доктор. — Мы надеялись, что память со временем вернётся сама. Но… вы её нашли раньше нас.
— А дочь? — спросил Илья, глядя прямо в глаза Брагину.
— Не было дочери. Я проверил досье. Девочка — часть вашей симуляции, не её.
Илья закрыл глаза, будто удар получил. Несколько секунд молчал, потом коротко сказал:
— Когда я смогу её увидеть?
— Думаю, прямо сейчас. Она пришла в себя частично, но ещё слаба. Пойдёмте.
Они спустились по узкому коридору, где пахло лекарствами и металлом. У палаты стояла дежурная сестра, которая, завидев врача, бесшумно скрылась за дверью.
Внутри — полумрак, ровный писк приборов.
Марина лежала на белой простыне, лицо спокойное, будто она спала после долгого пути.
Илья сел рядом, осторожно взял её за руку. Кожа — холодная, но живая.
Доктор проверил показатели, пробормотал:
— Давление нормализуется. Дыхание ровное. Осложнений нет.
— Она помнит хоть что-нибудь? — спросил Илья.
— Пока нет, но это лишь вопрос времени, — ответил Брагин. — Иногда память возвращается неосознанно, в образах, во сне.
Илья молчал. Его взгляд был прикован к лицу женщины.
Черты, когда-то знакомые до боли, теперь казались чужими, но где-то в глубине просыпалось что-то старое, почти забытое — как запах дома из детства.
Вдруг она пошевелилась, веки дрогнули, глаза медленно приоткрылись.
В них не было страха — только растерянность.
— Илья?.. — голос прозвучал тихо, будто из другого мира. — Ты как тут оказался? Что случилось?
Он едва не улыбнулся.
— Всё хорошо, — сказал он, наклоняясь ближе. — Просто отдыхай.
— А Вера? — прошептала она. — С ней всё в порядке?
— Да, конечно, — ответил он быстро. — Всё замечательно.
Её губы дрогнули, глаза закрылись, дыхание стало ровным.
Доктор, стоявший за спиной, произнёс вполголоса:
— Значит, память возвращается. Итак, Илья Сергеевич, вопрос остаётся прежним. Какое решение вы принимаете? Продлить старый контракт или выбрать новую модель семьи?
Илья не отводил взгляда от спящей женщины.
— Она, — сказал он тихо. — Только она.
Брагин вздохнул.
— Но вы ведь понимаете, что за этот цикл придётся заплатить отдельно?
Илья обернулся, и в его взгляде мелькнул холод, смешанный с усталостью.
— Нет, доктор. За этот я платить не собираюсь.
Доктор медленно снял очки и протёр их платком.
— Круг замкнулся, — произнёс он.
— Именно, — подтвердил Илья, не мигая. — Полностью.
Утро начиналось мягко, словно само не решалось войти в дом. Сквозь лёгкие занавески пробивался солнечный свет — золотистый, спокойный, без обещаний и без угроз.
На кровати лежали двое. Мужчина и женщина.
Он — с лёгкой небритостью и тихим дыханием.
Она — со спавшими на лицо волосами, едва шевелившаяся во сне.
Будильник щёлкнул — не громко, как будто из вежливости.
Мужчина медленно открыл глаза. Несколько секунд он просто смотрел в потолок, не двигаясь, пока не ощутил знакомое тепло рядом.
Повернув голову, он увидел её. Улыбнулся — неосознанно, как улыбаются во сне, где всё ещё кажется настоящим.
Женщина пошевелилась, приподняла ресницы.
— Доброе утро, — произнесла она сонно, с тенью улыбки.
— Доброе, — ответил он.
На мгновение между ними повисла тишина. И где-то под ней — что-то странное, тонкое, будто звук далёкого эха.
Она нахмурилась, словно пытаясь вспомнить забытый сон.
— Ты не помнишь… — начала было она, но оборвала фразу, качнув головой. — Неважно.
Он коснулся её ладони.
— Главное, что мы вместе.
Она кивнула, и в её взгляде мелькнуло лёгкое беспокойство, которое сразу утонуло в утреннем свете.
Снаружи по газону бежала девочка лет двенадцати, с косами, в светлом платье. В руках — бумажный воздушный змей.
— Мам, пап! Он летит! Смотрите! — крикнула она, смеясь.
Марина поднялась, подошла к окну, отдёрнула занавеску.
Солнце блеснуло на стекле, и на секунду отражение показалось ей чужим.
Тот же дом, тот же сад, те же лица — но в зеркале будто мелькнула тень кого-то другого.
Она прижала ладонь к виску, будто хотела поймать воспоминание, но оно растаяло.
— Всё хорошо, — тихо сказал Илья, подходя сзади и обнимая её за плечи. — Всё так, как должно быть.
Она кивнула, не отрывая взгляда от окна.
На лужайке девочка подбросила змея выше, и он закружился в небе, напоминая белую птицу.
А где-то глубоко, под слоями чужих воспоминаний, что-то дрогнуло.
Не боль и не страх — просто лёгкий толчок, похожий на дыхание памяти.
Илья закрыл глаза.
Марина вздохнула.
Девочка смеялась.
Мир жил, как будто ничего не случилось.