Ключ, который когда-то подходил к двери, теперь упрямо не проворачивался. Замок будто сопротивлялся, словно кто-то действительно сменил его за те три месяца, что Вера провела в командировке. Три месяца отсутствия — и уже не попасть в квартиру, которую она выплачивала в ипотеку последние семь лет. Единственный результат её самостоятельной жизни после развода. Сердце забилось чаще.
Она отступила на шаг, вглядываясь в металлическую дверь. Да, тот подъезд. Её этаж. Квартира под номером двадцать три — всё совпадало. Что за абсурд?
Вера достала телефон, попыталась набрать управляющую компанию, но тут же вспомнила — субботний вечер, никто трубку не возьмёт. Она опустила руку и вдруг уловила звуки изнутри квартиры.
Детский смех. Женский голос:
— Даша, не носись по коридору! Упадёшь же!
— А мне что, нельзя?! — прозвучал обиженный голос.
— Не «нельзя», а «не нужно», — вмешался мужской бас.
Вера стояла и слушала. Кто-то поселился в её квартире. Не один. Семья. С детьми.
Она снова сунула ключ в замок — без толку. Тогда она нажала на звонок. Один раз. Ещё. Долго.
Послышались шаги, потом шарканье тапок. Голоса стихли. Щелчок цепочки — и дверь приоткрылась. В проёме возникло лицо Тамары — жены её двоюродного брата.
— Вера! — улыбнулась она, но как-то вымученно. — Ты уже вернулась? Мы думали, ты только завтра…
— Открой дверь, — спокойно, почти холодно произнесла Вера. — Объясни, что здесь происходит?
Тамара замялась, но сняла цепочку и отошла в сторону. Вера вошла в прихожую и остановилась как вкопанная. На вешалке висели чужие вещи — мужская куртка, женское пальто, три детских комбинезона. На полу — ботинки, тапки, детские кроссовки. В воздухе — запах жареной картошки, шампуня и чужого быта.
— Тамара, — произнесла Вера, ставя чемодан у стены, — объясни, пожалуйста. Что вы здесь делаете?
Из комнаты вышел Егор — её двоюродный брат. Домашние штаны, растянутая футболка, уставшее лицо. Он не приблизился, только кивнул:
— Вер… Привет. Ты как, нормально добралась? Как там Европа твоя?
— Егор, — она посмотрела на него внимательно, — объясни. Что вы тут устроили? Кто вам позволил жить в моей квартире?
Он бросил взгляд на жену, та отвернулась и принялась рыться в сумке.
— Это… временно, — замялся Егор. — Твоя мать нам дала ключи. Просто у нас трудности. Ты же знаешь, сейчас с работой туго…
— С каких пор мама решает, кто может жить в МОЕЙ квартире?
— Не злись! — вмешалась Тамара. — Мы ведь не навсегда. У Егора проблемы с работой, я в декрете, а снимать жильё — это же неподъёмно! Тридцать тысяч в месяц минимум.
— А где дети? — спросила Вера, окидывая взглядом коридор.
— Вот они, — вбежал мальчик лет пяти, за ним — девочка-подросток с младенцем на руках. — Знакомься: это Саша, Лида и маленький Федя.
Дети поздоровались. Подросток улыбнулась неловко, младший заплакал. Вера кивнула, но ответной улыбки у неё не получилось. Они жили здесь. Все трое.
— Егор, — тихо сказала она, — пойдём на кухню. Надо поговорить.
На кухне было совсем чуждо. Не её посуда, не её продукты. На подоконнике — герань в горшке. Новая реальность.
— Рассказывай, — сказала она, усаживаясь за стол. — Как вы здесь оказались?
Егор почесал голову, сел напротив.
— Меня уволили ещё зимой. Фирма закрылась. Там всё развалилось. А потом у нас третий ребёнок родился. Денег впритык. Мама сказала — у тебя всё равно квартира пустует, ты вечно в разъездах.
— Ты хоть понимаешь, как это выглядит? — Вера не сдержалась. — Вы здесь устроились, пока я в другой стране работаю. Вы влезли в мою жизнь, как будто она ничья.
— Да мы ж не навсегда! — снова подала голос Тамара, зайдя на кухню с малышом. — До лета, может быть…
— До лета? — переспросила Вера. — То есть вы рассчитывали прожить ещё три месяца?
— Ну да… Пока работа не найдётся, пока всё не встанет на ноги…
— А спросить? — Вера встала. — А предупредить?
— Да тебе жалко, что ли? — Егор поднялся. — Мы тебе мешаем? Всё равно ж пустует! Мы ещё и платим, между прочим! Света готовит, убирает…
— Не в этом дело! — повысила голос Вера, — Не в коммуналке! А в том, что никто даже не спросил!
— Значит, мы тебе чужие?! — вспылил Егор. — Родной брат — и чужой?!
Она прошла в свою спальню. Всё там было чужое. Постель, вещи, игрушки. Её одежда сброшена на нижнюю полку. Косметика — не её. Подушка — не её.
Она вернулась в коридор.
— Слушайте, — сказала спокойно. — Я понимаю, что у вас трудности. Но я не давала разрешения. Завтра поеду к маме и всё выясню.
— Не надо, Верочка! — попыталась улыбнуться Тамара. — Мы думали, ты не против…
— Мама не имеет права решать за меня. Это моя собственность. И я сама принимаю решения.
— Не будь такой… — начал Егор. — У нас же дети! Ты одна, тебе не тесно. Ну останься хотя бы на ночь — мы на диван, ты в комнате…
— В своей квартире — на диван? — Вера усмехнулась. — Нет уж. Сегодня я сниму гостиницу. А завтра обсудим. С мамой — в том числе.
Она вышла из квартиры и захлопнула дверь.
В гостинице телефон разрывался — мать, Егор, Тамара. Она не отвечала. Сидела у окна с видом на ночной город.
Потом набрала подругу.
— Нина, ты не поверишь… — и рассказала всё.
— И что будешь делать? — спросила подруга.
Вера долго молчала. За окном проносились огни.
— Пока не знаю. Но одно ясно точно. Я не позволю никому распоряжаться моей жизнью. Даже если это семья.
На рассвете Вера уже была на автобусной остановке. Ночь прошла беспокойно — тревожные сны, разбитость, звонки от матери с сообщениями вроде «Ты всё не так поняла» и «Не нагнетай, Верочка, это же семья». Она отключила звук.
Ехать к матери не хотелось. Но надо было. Надо было понять: случайность ли всё это или осознанное предательство под прикрытием «добрых намерений».
Квартира матери пахла лекарствами, пылью и вечно кипящей овсянкой.
— Верочка, — Валентина Петровна открыла в старом халате, с укоризной на лице, — ты зачем сразу в истерику-то? Надо ж по-человечески…
— По-человечески? — Вера прошла внутрь, не раздеваясь. — Мам, ты отдала ключи от моей квартиры. Без спроса. Без звонка. Без попытки предупредить.
— Да они же с детьми! — всплеснула руками мать. — Им деваться некуда! А ты вечно в командировках, пустует же квартира…
— Это не даёт тебе права заселять туда кого бы то ни было, — перебила Вера. — Даже родню. Это моя собственность. Моя ответственность. И моё решение.
— Ты же знаешь, я ничего плохого не хотела, — захлопала глазами Валентина Петровна. — Просто помочь.
— Помочь — можно словом. Или советом. Но ты распорядилась не своей квартирой. А теперь брат выставляет меня эгоисткой, потому что я хочу вернуться в собственный дом.
— Ну ты ж не будешь их выгонять на улицу? — мать смягчила голос. — Ну подожди чуть. Лето скоро, может, работу найдёт…
— Мама, — Вера подошла ближе, — ты слышишь, что ты говоришь? Я должна жить в гостинице, потому что ты решила, что моя квартира — это запасной аэродром для твоего неудачливого племянника?
— Вера…
— Нет. Так не будет.
Она достала папку из сумки и выложила на кухонный стол документы — свидетельство о собственности, справку из банка, копии платежей по ипотеке.
— Я завтра подаю уведомление в участковый. Через неделю, если они не съедут добровольно — вызываю приставов. Это будет официально. И ты, и они будете поставлены в известность.
— Ты серьёзно?.. — мать выглядела искренне растерянной.
— Абсолютно.
Прошла неделя
Егор не звонил. Тамара написала одно сообщение: «Жестоко. Мы ведь семья.»
Вера не ответила.
Через шесть дней её собственный ключ снова повернулся в замке.
Квартира была пуста. Чужие куртки исчезли. Из детской — снова тишина. На кухне остались следы — обрывки скотча на холодильнике, забытая кружка с мультяшным рисунком, но в целом — всё вернулось на круги своя.
Она прошла в спальню. Постель расправлена. Снова её плед, её подушки. В шкафу её вещи — аккуратно развешаны. Даже фикус на подоконнике оставили.
Вера опустилась на кровать и впервые за много дней позволила себе выдохнуть.
Позже, сидя в обжитой кухне с чашкой кофе, она снова позвонила Нине.
— Ну что, они съехали? — спросила подруга.
— Да. Всё тише воды, ниже травы. Даже не повозмущались особо.
— А мать?
— Обиделась. Говорит, я «жестокая» и «забыла, что такое родство». Но знаешь, Нин… если родство означает, что можно войти в твою жизнь без стука, обжиться там и ещё обидеться, что ты возмущена — то пусть лучше я буду жестокой.
— Горжусь тобой, — сказала Нина. — У тебя теперь дом. Свой. И границы в нём — тоже твои.
— Именно, — кивнула Вера. — Ни стыда, ни вины. Только здравый смысл и немного самоуважения.
Она посмотрела в окно. Весна приближалась — медленно, но неотвратимо. И с ней — новая, взрослая, чистая глава её жизни.