Дрель.
Сначала тихое, будто кто-то пытается нащупать точку на стене. Потом — резкий визг, который прорезал утро, как нож.
Олеся вздрогнула, открыла глаза, сжала зубы. Лоб закололо.
— Господи… — прошептала она в подушку, натягивая одеяло до самого носа.
Шум не стихал. Он вибрировал в черепе, отдавался в зубах, лез в нервы. Олеся повернулась на бок, крепче вжалась в матрас, пытаясь притвориться, что спит. Но даже сквозь одеяло всё слышалось так ясно, будто сосед сверлил прямо у неё в комнате.
Ну и прекрасно. Спасибо тебе, сосед. А я ведь так хотела просто спать.
Её планы были просты и почти священны: вырубиться до полудня, потом, не спеша, доползти до кухни, заварить кофе, взять книгу. День в тишине. Без звонков, без просьб, без чужих проблем.
Но опыт подсказывал: ничего такого не будет. Её жизнь давно жила по чужому расписанию.
— Олесь! — донеслось из другой комнаты, — Ты готовить собираешься?
Голос Жени — недовольный, с лёгкой жалобной интонацией, от которой у неё мгновенно сжимался затылок.
— Я встал, а посуда с вечера так и стоит. Еды нет. Я голодный. Ты идёшь или как?
Она, не поднимая головы, ответила сухо:
— Как.
Олеся знала: у них с Женей есть невидимый контракт. Он — «усталый добытчик», которому всегда недоплачивают, всегда недооценивают. Она — «рабочая лошадь», которая должна всё успеть, и на работе, и дома.
Она вспомнила их обычные вечера: она вваливается с работы, сумка падает на пол, сама падает на кровать, закрывает глаза — и в этот момент из кухни доносится его голос:
— Ну что, когда ужин?
А сегодня… Сегодня она рассчитывала на тишину.
Конечно, Олеся, сама себя обманываешь. Через пару часов кто-то обязательно позвонит или напишет. У всех что-то «важное» именно для тебя.
Она вспомнила, как это бывает:
«Да-да, конечно, я проведу презентацию вместо Зои Петровны, у которой “мигрень” ровно за полчаса до встречи с клиентами. Разумеется, я заеду за Димкой в карате, ведь Лере срочно нужно в офис на другом конце города. Конечно, после двенадцатичасового рабочего дня я ещё успею вкрутить лампочку у бабушки. Кто же, если не я?»
Она улыбнулась — но это была усталая, саркастическая улыбка.
На кухне её ждала гора грязной посуды. Остатки вчерашнего «романтического ужина»: тарелки с засохшими разводами соуса, бокалы, липкий стол. Романтика была в том, что Женя заказал пиццу, а убрать после — «не успел».
— Ты вообще не стараешься, — сказал он утром, натягивая куртку. — От тебя толку… ну, ты понимаешь.
И ушёл.
Она, удивившись, что с работы никто не дёрнул, рухнула в кровать и проспала почти до вечера.
Дверь хлопнула. Женя вернулся, увидел ту же картину и с порога начал:
— Так жить нельзя! Я как в дешёвом отеле, где даже полотенца не стирают!
— Может, сам попробуешь? — спокойно, почти без сил, ответила она.
— Я работаю! Я устаю, а дома бардак. Что ты делала весь день? Спала? Ни приготовить, ни убрать. Ты мне такая зачем?
Слова были холодные, отточенные. Он не кричал, но каждое попадало в цель.
После короткой перепалки он собрал вещи и, уже стоя в дверях, бросил:
— Ты трудоголик. Когда научишься жить нормально — позвони.
Олеся не пошевелилась.
Нормально… это сидеть дома и ждать его с ужином? Пусть идёт.
Она взяла губку, открыла средство для посуды… Телефон зазвонил. Мама.
— Олесенька! Как ты там? Всё работаешь? — защебетала она, будто звонок был из заботы. — А у нас новость! У Славы скоро внук родится! Мила беременна!
В голосе мамы звучала гордость. А в голове Олеси уже шла догадка, куда это всё повернёт.
— Они там все вместе, места не хватает… Мы подумали, ты могла бы вернуться к нам. А Милочка поживёт в твоей новой квартире.
Олеся замерла.
— То есть, я — к вам, а Мила — в мою?
— Ну, пожить! Год-два. Тебе всё равно одной много не нужно, а им с ребёнком…
— Мам, вы в восемнадцать выставили меня из дома, чтобы я «училась жить», а теперь зовёте назад, чтобы я отдала квартиру племяннице?
— Не преувеличивай! — возмутилась мама. — Зато ты быстро стала самостоятельной.
— Да, научилась не спать годами, чтобы купить жильё, пока Славе всё доставалось.
Разговор закончился жёстко:
— Нет. Хотите помочь — меняйтесь со Славой.
Вечером пришёл Слава. Даже не поздоровался:
— Ты что творишь? Мама вся в слезах!
— А ты в курсе, сколько я на вас всех вкалывала? И что получила? Дедушкину квартиру — тебе, подмены на работе — мне, помощь родне — мне. А теперь ещё и квартиру отдай?
— В чём сложность пустить туда Милу? — нахмурился он. — Ты всё равно платишь за неё, дома не бываешь.
— Разница в том, что это МОЯ квартира, — спокойно сказала она. — Отправь Милу к родителям. Комната свободна.
— Их трое, а ты одна.
Она выдержала паузу.
— И останусь одна, если буду вечно всех спасать. Кстати, меня Женя бросил.
— Ой, найдёшь ещё, — отмахнулся он. — У меня проблема реальнее.
— Слав, иди. Разговаривать больше не о чем.
После этого мама звонила по несколько раз в день, выдумывала новые схемы, как всех разместить. Слава писал длинные сообщения, Мила плакала в трубку. Олеся перестала отвечать.
А потом судьба проверила её по-другому. Возвращаясь вечером с курсов, она увидела у подъезда соседку Дашу с маленьким сыном и пакетами.
— Хозяйка выгнала, — сказала Даша. — Договора нет…
Олеся посмотрела на мальчика в тонкой куртке и тихо сказала:
— Пойдёмте ко мне. Не дворец, но крыша над головой.
Даша прожила у неё месяц. Мама узнала и выдала приговор:
— Чужим помогаешь, а на родню наплевать!
Через два года Олеся расплатилась за квартиру, сделала ремонт, купила мебель. С семьёй почти не общалась.
А ещё завела большого бернского зенненхунда по кличке Рекс. Рекс встречал её у двери, вилял хвостом, радостно фыркал. Он не требовал готовить ужины, не вмешивался в её дела и не пытался решить чужие квартирные вопросы. Он просто любил её.
Впервые в жизни — просто за то, что она есть.