Николай долго смотрел в окно. На столе стояла давно остывшая кружка чая. Рука потянулась к пачке сигарет, но та оказалась пуста. Он встал, прошёл в прихожую. В кармане пальто сигарет тоже не было. Неужели выкурил две пачки? Пепельница щетинилась ёжиком окурков. Присел за стол. В голове звенело. Знал, что пора идти в больницу, но боялся. Вчера старый доктор с умными уставшими глазами сказал: «Состояние резко ухудшилось… Пульс нитевидный. Мы подключили аппарат искусственной вентиляции лёгких. Готовьтесь к худшему».
Он даже не сразу понял услышанное. Почти месяц врач говорил: «Состояние тяжёлое, но стабильное». И вдруг такие известия.
Николай каждый вечер приходил к Наташе, брал руку, прижимался к ней щекой, рассказывал, как прошёл день. Слышала ли она его? Пищали аппараты. Мелькали кривые на мониторах приборов. Потом заглядывала медсестра и говорила, что пора уходить. Что ждёт сегодня?
Он чувствовал вину за то, что жена в больнице. Не поддержал её в трудную минуту, с головой ушел в работу, пытаясь избавиться от собственной боли. А Наташа плакала в подушку по ночам, подолгу разглядывала фотографию сына, разговаривала с ней, перебирала его вещи, перечитывала письма. Каждую неделю ездила на кладбище. И медленно угасала.
Однажды Николай не выдержал:
– Жизнь продолжается. Встряхнись! Антошку уже не вернёшь.
– Ты просто не любил нашего мальчика, – тихим, безжизненным голосом ответила жена.
– Я любил его, очень любил. Но нельзя же так! Ты должна подумать о себе.
Они не знали, что Антон в Афганистане. Сын писал: «Служу в Ташкенте. Жарко». Прислал фотографию, на которой стоял в смешной панамке. Писем то долго не было, то приходили сразу пачками. Однажды Антошка написал: «Жалко, что у меня нет братишки или сестрёнки».
Николай решился поговорить с женой:
– Антошка хотел братика или сестричку. Давай родим ребёнка.
Её реакция оказалась непредсказуемой:
– Ты думаешь только о себе, а я жить не хочу.
После этого Наташа совсем отдалилась, ходила по дому тенью. Когда Николай приходил с работы, закрывалась в комнате и не выходила, пока муж не ложился спать. А потом он нашёл её в коридоре без сознания. Думал, отравилась. Оказалось – нервное истощение.
Николай шёл к остановке, не видя ничего вокруг. Очнулся от вопроса:
– Мужчина, апельсины где брали? – женщина с девочкой лет пяти стояли перед ним.
– Возьмите! У меня жена в больнице. Всё равно не ест. Говорят, надежды нет.
Он сунул авоську в руки незнакомке. Женщина с сочувствием посмотрела на него:
– А вы верьте в чудо! Оно бывает. Никто не верит, а вы верьте.
– Только и остаётся, – горестно ответил Николай.
– Дядя, спасибо! На тебе яичко. Оно красивое. Это бабушка сделала к Пасхе. Отдай своей тёте, и она поправится.
Крашеное яйцо обожгло ладонь. Наталка всегда красила яйца и пекла куличи, а он смеялся над ней.
Хотел сказать: «Спасибо!» девчушке, но только кивнул и пошёл дальше. В горле стоял ком.
Остановка давно осталась позади. «Надо купить сигарет», – Николай оглянулся по сторонам в поисках табачного киоска и увидел небольшую церквушку. Он часто ходил здесь, но раньше не обращал внимания на неё. Ноги приросли к земле. Какое-то время стоял, глядя на купола, а потом решительно направился внутрь.
Если бы сегодня утром Николаю, парторгу крупного предприятия, атеисту, сказали, что он пойдёт в церковь, он бы не поверил. В церкви царил полумрак. Николай не знал, как себя вести, стоял одинокий и потерянный. Лики с икон смотрели на него выжидательно.
– Что-то ищешь, сын мой? – Николай вздрогнул от вопроса молодого священника.
«Ишь ты, «сын мой»! Всего-то лет на пять старше Антошки…» – на губах Николая на мгновенье показалась ухмылка, но неожиданно для себя смиренно ответил:
– Себя.
– А тебе это надо? – видимо, батюшка заметил ухмылку.
– Надо! – твёрдо ответил Николай.
– Ну, пойдём, поговорим. Только, если ты не против, на улице. Мне сегодня ещё Всенощную служить. Подышать хочу.
Они расположились в беседке за церквушкой.
– Душа в смятении. И глаза больные. Что случилось?
Николая вдруг прорвало: рассказывал про Наташу, про Антошку, про вину перед женой. Батюшка слушал, не перебивая. Только изредка крестился. На руке его синела наколка ВДВ.
Слёзы сами собой потекли по щекам Николая. Мужчина не замечал их. Словесный запал иссяк. Он замолчал. Дышать стало легче.
Батюшка поднял на него глаза:
– Душа твоя слезами очистилась. Что сыну вытерпеть пришлось, не понаслышке знаю. Сам на караваны ходил. И друзей в цинке домой отправлял. Потому здесь оказался – душам неупокоенным помочь кто-то должен. А жене свечку за здравие поставь. Сорокоуст закажи. Смирись. На всё воля Божья…
– Дарья Семёновна, – окликнул батюшка проходившую мимо прихожанку, – помоги мирянину разобраться. И икону подари, Николая-чудотворца. А ты, сын мой, сейчас домой иди. Не тревожь жену, пока твоя душа не успокоится. Завтра в больницу сходишь. В светлое Христово Воскресенье всякие чудеса случаются. – Он перекрестил Николая. – Благословляю!
– Спасибо, батюшка! – Николай склонил голову, неумело ткнув пальцами в лоб, живот и плечи, пошёл вслед за женщиной.
Утром отправился в больницу в совсем другом настроении. Страха не было.
Жена по-прежнему лежала, опутанная проводами. Худая и бледная Наташа напомнила ту восемнадцатилетнюю девушку, в которую он влюбился с первого взгляда двадцать лет назад. Николай тогда только окончил автошколу, ещё неуверенно водил машину и чуть не сбил своё счастье на пешеходном переходе. Так и познакомились. Через год у них родился Антошка.
«Эх, Антошка, Антошка…» – вздохнул Николай и перевёл взгляд на приборы. Они жалобно попискивали.
Достал из кармана яйцо, которое дала девочка, вложил в руку жены, и спрятал её в своих больших ладонях. Мелькнула мысль: «Жаль, что у нас нет дочки». Николай до боли в сердце понял, почему Антон тогда написал про братика или сестричку – там, под пулями, он думал о них, о том, что могут остаться одни.
– Я не позволю тебе уйти, – негромко, но твёрдо сказал Николай. – Ты нужна мне, очень нужна, Наталочка, – он слегка сжал её руку, как будто хотел поделиться своей силой, и начал неспешно рассказывать, о церкви, о разговоре с батюшкой.
В какой-то миг ему показалось, что Наташа попыталась шевельнуть пальцами. Потом увидел: по щеке жены побежала слезинка. В то же мгновение приборы запищали громко и призывно.
В палату вбежала медсестра и выпроводила Николая, велев ожидать в коридоре. Быстрым шагом прошёл врач, никого не замечая вокруг. Суета продолжалась несколько минут. Затем сияющая сестричка позвала мужчину в палату.
– Только на минутку и в присутствии доктора, – предупредила строго.– Не каждый день таких вытаскиваем.
Наташа смотрела на мужа влажными глазами. Губы шевелились, но слов не было слышно. Врач что-то писал в журнале.
– Чудеса! – на секунду подняв голову, промолвил доктор. – Подойдите к больной, она что-то хочет сказать.
Николай склонился к жене:
– Возьми, – произнесла Наталка почти беззвучно и раскрыла ладонь. Крашенка выкатилась на кровать. – Спасибо.
– Поздравляю, больная пошла на поправку, – врач оторвался от бумаг. – Сейчас ей надо отдохнуть. Приходите вечером.
Домой идти не хотелось. Он долго кружил по городу, выискивая апельсины для жены. Улыбался прохожим и, если они не хмурились в ответ, радостно говорил: «Христос воскрес!»
В палату вошёл с оранжевыми фруктами и букетом тюльпанов. Наташа ждала его.
– Давай родим дочку, – с трудом прошептала она. – Я очень этого хочу…
Николай возвращался домой по вечернему городу. Сердце пело от радости. Теперь он точно знал, что душа есть. И верил в чудо.
Автор Наталья Литвишко