Жизнь у этой пары складывалась безоблачная: крепкий союз, стабильная карьера у обоих, приличные доходы, собственное жильё, автомобиль и взрослая дочь — двадцатилетняя студентка Алиса, умница и красавица.
Но Марина стала замечать, что организм будто сдаёт. Сил не хватало совсем: домой она буквально втаскивалась. По утрам её подташнивало, к вечеру ноги раздувались так, что обувь едва налезала. Даже супруг это заметил.
— Мариш, ты как себя чувствуешь? Вид у тебя нехороший. Может, покажешься врачу? Мы уже не подростки. Пора о здоровье думать, — переживал Сергей.
— Да, что-то я совсем раскисла. Наверное, возрастное. Завтра запишусь к врачу. И самой мне это всё не нравится, — согласилась она.
На следующий день Марина вернулась домой задумчивая и рассеянная. Сергей, который пришёл раньше, сразу почувствовал неладное.
— Ты была у врача? — нетерпеливо спросил он, помогая снять ей куртку.
Марина молча кивнула.
— Ну? Говори уже!
— Серёж… — она взглянула на него такими глазами, что муж похолодел. — Я беременна.
— То есть… ты не умираешь? — выдохнул он, а потом снова уставился на жену. — Беременна? Тебе же сорок три!
— Сорок три — не девяносто, — пожала плечами Марина. — Бывает, и в шестьдесят рожают.
— Но ты ведь не собираешься… ну… рожать? — Сергей уже прокручивал в голове забытые сцены: подгузники, крик по ночам, хронический недосып.
— Ещё как собираюсь! — Марина была непреклонна. — Алиса уже почти взрослая, скоро и замуж может умчаться, а мы вдвоём останемся. А так — у нас появится ещё один малыш.
— Ты уверена? — Сергей мысленно прощался со спокойной жизнью. — Может, ещё можно…
— Поздно, Серёжа! — оборвала его Марина. — И как ты можешь так говорить о своём ребёнке? Ты чего боишься? Мы уже давно встали на ноги. Вон когда Алису ожидали, ни денег, ни квартиры. И ты не жаловался.
— Но мы были молодые! — возразил он. — Тогда сил больше было.
— А сейчас тебе сорок шесть. Ты у меня ещё ух какой! — она вовсе не льстила: Сергей был крепким мужчиной.
Казалось, он смирился с предстоящим отцовством. Но больше его волновало, как сообщить об этом матери и бабушке. Мать Сергея, Валентина Семёновна, новость восприняла настороженно:
— Сынок, Марина ведь уже не девочка… Как она будет рожать? Вдруг что-то случится?
— Мам, ну не каркай, — нахмурился Сергей. — Всё нормально. В хорошей форме она.
— Дай бог… — вздохнула Валентина. — Только бабушке как сказать…
Бабушка же, Прасковья Андреевна, почти восьмидесятивосьмилетняя, была женщиной крепкой, громогласной и непреклонной. Её мнение считалось «законом» в семье — по крайней мере, в её собственных глазах.
Когда Валентина сообщила новость, Прасковья вспыхнула:
— Она что, с ума слетела? В её годы пузом сверкать?! Позорище какое! А ты куда смотрела?
Началась масштабная «спасательная операция». Первым делом бабушка позвонила Сергею:
— Ты что же, Серёжа, совсем без характера? Скажи ей, чтоб бросила эту затею! Что люди скажут?
— А что скажут? — не понял он. — Что мы счастливы и можем позволить себе ребёнка.
— Эгоистка твоя баба! — бушевала Прасковья. — Ты о рисках-то подумай! А если с ней что? Ты останешься с младенцем! Рабом себя делаешь на старости!
— Хватит, бабушка…
— И дети у старородящих какие бывают — ты знаешь? Намучаешься! — давила она.
Сергей сорвался:
— Всё, я трубку кладу!
Но семена сомнений она посеяла…
На этом старушка не остановилась. Позвонила Алисе:
— Ох, бедная ты моя! Мать твоя о тебе и не думает! Вон, снова приплод собралась заводить — в возрасте-то! Теперь всё внимание младенцу будет! А тебе как жить? Свадьбу кто оплачивать будет? Люди решат, что это твой ребёнок!
Алиса, взбешённая, влетела домой:
— Мам, это правда?! Ты беременна? Бабушка всё рассказала! Как ты могла?! Люди решат, что это мой малыш! А папа твои пелёнки оплачивал бы! Он же не мальчик!
Марина слушала и чувствовала, как в ней поднимается злость — старуха лишила её возможности самой сказать дочери.
— Алиса, бабушка тебя обманула. Во-первых, мы обеспечены. Во-вторых, папа ещё бодрее многих молодых. И главное — ты всегда будешь моей дочерью. В моём сердце хватит места для вас обоих. Но если ты выбираешь обижаться — это твой выбор.
Марина вышла, прекращая разговор.
Вечером Сергей попытался «дожать»:
— Мариш… Может, бабушка в чём-то права? Вдруг не стоит рисковать? Всё-таки возраст…
Ответа он не услышал — Марина собрала сумку и, уже у дверей, произнесла:
— Я поеду к Оле. Ты мой муж. Но либо мы вместе и защищаем нашу семью, либо ты держишься за бабушкины бредни. Решай.
Она закрыла дверь и ушла.
Алиса, увидев растерянного отца, тихо сказала:
— Пап, мама испугалась, что мы её бросили. И я… тоже была неправа. Бабушка говорит ерунду. Я больше её слушать не хочу.
— И я не хочу, — пробормотал Сергей. — Надо вернуть маму.
Он поехал за Мариной.
— Мариш, прости… — Сергей стоял на пороге квартиры её сестры. — Я просто испугался. Поехали домой. Алиса ждёт, пирог печёт.
Вернувшись, он позвонил матери и бабушке и предупредил: любое давление — и общение прекращается.
Прасковья ещё бурчала, но её уже никто не слушал. Валентина же наоборот быстро растаяла и стала счастливо ждать внука.
Когда родился Тимофей, Сергей расплакался, глядя на сына. Алиса осторожно прикоснулась к маленьким пальчикам:
— Привет, братишка…
Валентина вязала ему пинетки и шапочки. А суровая Прасковья принесла конверт с деньгами, наклонилась над младенцем, поправила ему шапочку и буркнула:
— Ну… здравствуй.
Семья снова была едина. В центре же их мира теперь тихо сопел самый маленький и самый любимый человечек.