Холодный воздух обдавал лицо, как наждаком, а острый снег пробирался под тонкую куртку, совершенно не подходящую для февральских морозов. Я крепко прижимала к себе трёхлетнего Данилку, укутанного в старенький пуховый платок, оставшийся мне от бабушки. Его маленькие пальцы скрючились от холода, а круглые испуганные глаза упёрлись в дверь подъезда, которую за нами только что заперли.
Там осталась вся наша прежняя жизнь — со всеми ошибками, страхами и надеждами.
– Мам… мороз… – прошептал он, и его дыхание в виде лёгкого парящего облачка тут же рассыпалось в воздухе.
– Потерпи, родненький… мы сейчас что-нибудь придумаем, – выдавила я, чувствуя, как по лицу катятся горячие слёзы, превращаясь в ледяные крупинки.
Ещё час назад у меня были дом, муж и сомнительное семейное спокойствие.
Теперь же — только заснеженная улица, чужие окна и злобный крик свекрови, всё ещё рычащий в голове:
«Илья, гони эту бездельницу вон! Она лишь тратит твои деньги!»
Галина Андреевна с первого дня меня не переносила. Для неё я была «деревенской девкой» без приданого, которая, по её словам, «обвила её сыночка вокруг пальца». То, что мы с Ильёй действительно любили друг друга, её вовсе не интересовало.
Мы переехали к ней в двухкомнатную квартиру — и с этого момента моя жизнь превратилась в ежедневное испытание.
Она цеплялась к каждому моему шагу:
то суп «перекис», то постель «плохо застелена», то ребёнок «не так одет».
Муж, зажатый между матерью и мной, чаще всего прятал голову в телефон.
– Ну ты же знаешь маму, Оля… не обращай внимания, – бормотал он.
Его безразличие ранило сильнее, чем её язвительные комментарии.
Наш брак трещал давно. Илья всё чаще исчезал на работе или сидел ночами за компьютерными играми, лишь бы не сталкиваться с реальностью.
Последним ударом стало моё неожиданное увольнение — маленькая фирма, где я работала бухгалтером, закрылась в один день.
Я осталась без дохода, без подстраховки.
Галина Андреевна начала своё наступление:
– Она тебе не жена, а обуза! Выкидывай её! Хватит её кормить!
Илья, слабый и податливый, в итоге сломался.
Он пришёл вечером мрачный, как туча.
Я попыталась объяснить про очередное неудачное собеседование, но он только глянул на меня ледяным взглядом:
– Мама права. Собирай вещи. Свои и его.
Он кивнул на Данилку, который собирал кубики на ковре.
– Илья, ты что? Куда мы пойдём? На улице мороз!
– Мне всё равно. Это мамина квартира, ты тут никто. Всегда была никем.
И вот тогда раздался тот самый хриплый, торжествующий крик свекрови:
– Илья, гони её вон!
Он грубо схватил меня за локоть, выволок в коридор, швырнул мне пакет с детскими вещами и захлопнул дверь. Ключ дважды щёлкнул в замке.
Так закончилась моя старая жизнь.
Мы провели первую ночь на вокзале. Данилка, наплакавшись, уснул у меня на коленях. Я сидела, боясь пошевелиться, и смотрела на людей, которые проходили мимо — у всех был путь, дом, тепло.
У нас — ничего.
На последние деньги я сняла крошечную комнатку в старом общежитии. Три стены, железная кровать, тараканы, общий туалет и кухня. Но хотя бы дверь закрывалась на замок.
Началась борьба за выживание.
Днём я подметала полы в супермаркете, ночью — мыла посуду в круглосуточном кафе.
Спала по три часа, жила на автомате.
Сына пришлось отдать в круглосуточный садик. Каждое утро, когда он цеплялся за меня и плакал, я разрываласьизнутри, но уходила. Другого выхода не было.
Именно там, в прокуренной кухне кафе, родился мой будущий путь.
Иногда, по выходным, я пекла маленькие булочки по рецептам бабушки.
Однажды повариха тётя Лида попробовала печенье и ахнула:
– Олечка, у тебя же золотые руки! Тебе бы на заказ печь!
Она дала мне денег взаймы и заставила попробовать.
Я всю ночь вымешивала тесто на общей кухне и испечь три пирога. Тётя Лида распродала их в один день.
Так начались мои первые маленькие победы.
Заказы росли, слухи ходили, я пекла ночами, сберегая каждую копейку.
Через год я смогла уйти с тяжёлых работ.
Оформила документы, взяла кредит, арендовала маленькое подвальное помещение и открыла свой крошечный цех.
Назвала дело просто — «Олины пироги».
Постепенно всё пошло в гору. Я работала за всех: пекла, принимала заказы, развозила их по городу.
Через два года наняла первых помощниц.
Потом открыла собственное кафе-пекарню.
Уютное, тёплое, пахнущее хлебом и корицей.
Я сняла хорошую квартиру и забрала Данилку домой навсегда.
Я изменилась.
Наивная Оля умерла.
На её месте появилась Ольга Сергеевна — женщина, которая всё создала своими руками.
Пять лет прошло с той ночи.
Пять лет — ни звонка, ни письма от Ильи или Галины Андреевны.
Слухи доходили, что они вложились в какой-то «супервыгодный проект», продали квартиру… а потом всё потеряли.
Когда они появились в моём главном кафе, я сначала их не узнала.
Два вымотанных, постаревших человека в потрёпанной одежде.
Но потом — да, это были они.
Они робко вошли, будто боялись дышать.
Я села за отдельный столик и жестом пригласила их.
– Здравствуй, Оля, – пробормотал Илья.
– Здравствуйте, – ровно ответила я.
Галина Андреевна засуетилась, залебезила:
– Олечка… мы тебя давно ищем… слышали, что у тебя всё хорошо… кафе красивое…
Я молчала.
– Прости нас… – выдохнул Илья. – Я был дураком… каждый день жалею…
– Пять лет жалеете? – спросила я холодно. – Странно. Раньше вы были заняты своим «успешным бизнесом».
Они поёжились.
– Мы разорились… – простонала свекровь. – Остались ни с чем… Илья без работы… я болею… лекарства дорогие…
Мне было пусто.
– И что вы хотите? – прямо спросила я.
– Помоги… – Илья поднял на меня покрасневшие глаза. – Хоть чуть-чуть денег… или возьми меня на работу… кем угодно…
Я смотрела на них.
На людей, которые пять лет назад выкинули меня с ребёнком в мороз.
Они умоляли.
А я ничего не чувствовала — ни ненависти, ни жалости.
– Помните ту ночь? – начала я. – Когда мой сын говорил «мама, холодно», а вы захлопнули дверь? Когда вы кричали, чтобы меня выгнали на улицу?
Они съёжились.
– Я работала по двадцать часов, я спала стоя, я отдавала ребёнка в садик на неделю. Где вы были тогда? Вы строили свой «бизнес»?
И вот теперь вы пришли за помощью?
Илья шептал:
– Прости…
Я усмехнулась:
– Я давно вас простила. Потому что вы для меня больше никто.
В этот момент в зал вбежал Данилка — уже восьмилетний, румяный, в тёплой фирменной куртке.
Он радостно обнял меня:
– Мам! Смотри, какую поделку я сделал!
Он посмотрел на Илью и Галину Андреевну:
– Мам, а это кто?
Я посмотрела на него, потом на них — на двух людей из прошлого.
И спокойно сказала:
– Это никто, Дань. Просто ошиблись дверью.
Я взяла сына за руку и вышла в морозный воздух.
Я им ничего не должна.
Ни денег.
Ни жалости.
Ни воспоминаний.
И это было лучшим, самым тихим и самым сладким возмездием.