После хореографического училища я попала в государственный ансамбль танца. По распределению. Свои характеристики танцовщицы приводить не стану(уж не мне это решать), но две фактора были абсолютно определенные – девушкой я была запредельно робкой и к тому же натуральной русой шатенкой. Поэтому мое танцевальное амплуа сформировалось сразу и бесповоротно – невесты, птички, девственницы, короче, героини сплошь романтичные. Я так вжилась в этот образ, что еще не скоро его покинула. Надо сказать, что шли последние годы эпохи под названием Советский Союз. Пионерско-комсомольский ветер разгуливал в моей голове под дробь барабана да марш медного горна, так что, это было совсем не сложно сохранять образ птички, не говоря уже о девственнице.
Гастроли в Сирию случились внезапно. Я впервые оказалась так далеко от дома. Наша гостиница находилась в самом центре Алеппо по соседству с большими мечетью, церковью и виселицей. И хотя нас уверяли, что виселицу почти не используют, слово «почти» наводило средневековый страх, а вкупе с просьбой «не выходить одним и в шортах» сформировалось в твердое решение не покидать номер гостиницы вообще. На какой-то по счету из дней нашего пребывания в самовольном заточении, наш звуковик с элегантным прозвищем Кнопка (плясали мы под бобинный магнитофон с большой белой кнопкой, владельцем которого являлся упоминаемый мужчина), сжалился над нами. Он был старше нас, высок, в меру упитан, а значит — смелее и без довлеющего амплуа.
— Собирайтесь! – сказал Кнопка нараспев как-то, с ленцой, чтобы мы поняли сразу: это, скорее, акт милосердия, чем доброй воли. — Прогуляю вас.
Нас собралось пять-шесть девушек-балерин, не в шортах! Мы шли, прижимаясь друг к дружке, прячась за широкую милосердную спину звуковика. Поплутав по живописным улицам, дивясь загадочному восточному колориту и надышавшись крайне неразборчивым амбре, мы, наконец, набрели на магазин тканей и занавесок. От разнообразия ассортимента (а если помните, в Советской Армении был выбор ну, скажем, совсем небольшой, разве что между бумазеей и хлопком, которые превращались в абсолютно идентичные майку-трусы-полотенце-накидку на диван и в выходной пиджак) зарябило в глазах, и пионерский горн в моей голове как-то жалобно пискнул.
— Вам нужны занавески? – деловито осведомился Кнопка.
Конечно! Нам всем позарез нужны были занавески. Синтетические, шелковые, с набивной вышивкой и с огромными ламбрекенами. Мы в эйфории разбрелись по магазину, рассматривая, щупая, перебирая переливчатые ткани. Кнопка с понимающим долготерпением, царственно возвышался в самом центре салона, скрестив руки на груди, чем-то напоминая статую древнегреческого Аякса. В разгар наших поисков самой красивой занавески на свете, дверь магазина мелодично звякнула. В нее протиснулся (именно протиснулся!) грузный мужчина в белых ниспадающих одеяниях. На голове, как и полагается восточным мужам, была традиционная гутра и черный обод, а в руках он держал четки. За мужчиной в салон, бесшумно одна за другой, проскользнули пять или шесть упакованных с ног до головы в черную ткань женщин. Подобно нам, они разлетелись по магазину, о чем-то тихо переговариваясь. Мужчина с четками занял ту же позицию, что и наш Кнопка в центре магазина. Они стояли на мозаичном полу в одинаковых позах, с одинаковым снисходительным выражением лица и смотрели куда-то вдаль. Наконец, восточный глава семейства решил нарушить затянувшееся, по его мнению, молчание. Он медленно и солидно подошел к Кнопке и кивнул головой в нашу сторону.
— Твои?
Кнопка, прикинув в уме знание английского, продолжительность объяснений, а так же их целесообразность, решил ответить коротко:
— Да.
Мужчина, оживившись, протянул руку и показывая пальцем на меня спросил:
— Сколько стоит?
Пока, слегка ошарашенный вопросом, Кнопка собирался что-то ответить, мужчина, полностью разворачивается торсом к нему и, подперев руками бока, уверенно заявляет:
— Пятнадцать верблюдов!
Кнопка, приходя в себя и отдавая себе отчет, что здесь лучше не шутить, отчаянно трясет головой, выражая полное несогласие. Мужчина, понимающе ухая в бороду, щелкнул пальцами и вынес окончательную цену:
— Двадцать пять верблюдов!..
Первым делом, когда мы вернулись в гостиницу, Кнопка поинтересовался, сколько стоит верблюд! Оказалось, целых 5.000 долларов! И потом еще не раз сокрушался: «Зря я тебя тогда не продал!». Теперь, спустя столько лет, когда моя цена в верблюдах значительно снизилась, я, конвертируя молодость и натуральный цвет волос в опыт и «богатый» внутренний мир, чувствую себя возмутительно недооцененной…