•Отношение к папе было двойственным. Я это очень хорошо знала, потому что общалась преимущественно с бутафорами, осветителями, ассистентами режиссера, а особенно с их детьми. С одной стороны, его зазывали, старались отпросить из театра на съемки хотя бы на два дня, с другой — с трепетом ждали его появления, потому что знали: если Вицин приедет, обязательно пойдет дождь и нельзя будет снимать.
•Папа не любил солнца и обожал шторм, предпочитал отдыхать на море в некурортное время. По пляжу гулял, когда там нет никого из отдыхающих — только он и птицы.
•В дневниках, которые папа вел с юных лет, я прочитала, как он, злостный безбилетник, тайком пробирался в театр: нужно было быстро пробежать мимо швейцара и пробраться на балкон, а еще лучше — на колосники… Он знал наизусть все роли и часто представлял себя на месте любимых актеров. Но и краски с холстом его манили тоже.
•Папа старался воспитывать во мне художественный вкус. Помню, когда я была совсем маленькой, он на один день повез меня в Киев только для того, чтобы показать «Портрет инфанты Маргариты» Веласкеса, который считал уникальным. Причем, чтобы вырваться, ему пришлось сделать какие-то немыслимые перестановки в своем съемочном графике — у него ведь каждый день был расписан.
•Он не терпел нравоучений и никогда меня не ругал, но одного его взгляда было достаточно, чтобы я сделала так, как он хочет. Даже повзрослев, курить в его присутствии я стеснялась. Он был человеком серьезным, но в общении всегда оставался хохмачом — мог с юмором обыграть любую ситуацию, обладал легкостью почти мальчишеской. А вот за хохмы мама его всегда ругала, потому что за годы супружества наслушалась столько, что это был уже явный перебор.
•У него был своеобразный ритуал: каждый день он должен был пройтись по книжным магазинам, везде у него были знакомые продавцы, оставлявшие ему все, что он просил, а сверх того — еще и новинки. Если отца не было дома, я всегда знала, где его найти, — в одном из крупных книжных магазинов: либо на улице Горького, либо на Калининском проспекте.