— Опять слёзы? — мать резко захлопнула дверь на кухню и уставилась на дочь. — Посмотри на Кирку из соседнего подъезда, хоть раз видела, чтобы она ревела?
Голос Веры звенел холодом. В нём не было ни жалости, ни тепла.
Лена вытерла рукавом глаза. Она просто споткнулась на дорожке у школы, зацепила чулок, зажала губу, чтобы не расплакаться. Но в горле стоял ком, и обида распирала грудь.
«Почему она всегда сравнивает меня с другими?» — мелькнула мысль.
Эти сравнения были вездесущими.
Не так надела платье — «А у Киры всегда всё аккуратно».
Заплела кривую косичку — «А у Оли руки золотые».
Сказала неуверенно на уроке — «А Таня никогда не мямлит».
Каждый день превращался в испытание.
Особенно мучительным было, когда у них собирались мамины подруги. Кухня пропитывалась запахом чая и ванильного бисквита, а Лена пряталась в своей комнате, но всё равно слышала каждое слово сквозь приоткрытую дверь.
Вера доставала сервиз с голубыми цветочками, ставила тарелку с пирогом и начинала щебетать.
— Моя Настя теперь в музыкальную школу ходит, — хвалилась Лида, поправляя начёс и громко отхлёбывая чай. — Вчера сыграла нам целую мелодию, мы сидели — у нас мурашки по коже!
— А наша Марта так поёт, будто соловей в клетке, — добавляла Зоя, прикладываясь к ложке торта. — Правильно, что я её в Дом культуры отвела.
Лена сидела у себя на кровати и сжимала пальцы в кулаки. У неё не было слуха, голос — хриплый. Она умела только учиться. Но разве это предмет гордости? «Учится хорошо» звучало так, будто ничего особенного.
Вера же сидела за столом, плотно сжав губы. В её взгляде было раздражение. Ей хотелось похвалиться дочерью, но нечем. Поэтому, когда гости расходились, злость находила выход.
— Почему ты у меня такая бездарь? — восклицала она, едва за подругами захлопывалась дверь. — У Лидки дочка, у Зои дочка… а ты?!
После девятого Лена поступила в училище. Для неё это было как выдохнуть.
Общежитие пахло дешевыми обоями и тушёной картошкой на общей кухне, но это была свобода. Стипендия, подработки летом, первые заработанные деньги. Сама покупала себе джинсы, косметику, книги.
Но стоило приехать домой на каникулы — снова начиналась старая песня.
— У бухгалтера дочка в институт собирается, — заводила мать, ставя кастрюлю с супом на плиту. — А ты зачем в эту свою шарагу полезла?
Лена сидела молча. Зубы сжимались так, что начинала болеть челюсть.
— А с парнями как? — неожиданно спрашивала мать. — Вон, у Лидкиной дочки уже женихи, а ты всё книжки да книжки.
Лена отворачивалась к окну, где в свете фонаря кружились редкие снежинки. Слова матери били сильнее, чем пощёчина.
Потом появился Паша. Простой, надёжный, с широкими ладонями и тихим смехом. Они гуляли по набережной, пили кофе из пластиковых стаканов и мечтали о своей квартире.
Через год поженились. Свадьба была скромной: кафе, родители, несколько родственников. Музыка играла тихо, все улыбались. Для Лены это был счастливый день.
Но на остановке, когда они провожали мать, она снова начала:
— У Ковалёвых свадьба как свадьба: ресторан, сто гостей, жених в костюме от портного…
Лена почувствовала, как внутри что-то надломилось.
— Мам, хватит! — сорвалось с её губ. — Ты всю жизнь сравнивала меня с другими! Теперь мужа моего туда же? Тебе плевать, что у меня есть! Лишь бы было, как у людей!
Мать замолчала, отвернулась. Весь автобус до дома она ехала молча, глядя в окно.
Когда у Лены родилась дочка, казалось, всё изменится. Паша уговаривал:
— Надо помириться, это твоя мама.
Вера приехала погостить. Но вместо игр с внучкой сутками сидела перед телевизором. Звонила подругам, обсуждала чужие семьи.
Однажды Лена услышала её разговор по телефону:
— Внучка у меня капризная. Родители воспитывают неправильно. А вот у Бессоновых внучка — другое дело! Там строгость, там порядок.
У Лены в руках дрожал нож, когда она резала морковь. Снова эти сравнения. Даже к ребёнку.
Вечером за ужином она посмотрела матери в глаза и спокойно сказала:
— Знаешь, мам, у Филимоновых бабушка золотая: и дома помогает, и внуков в садик водит, и деньги зарабатывает, хотя старше тебя на десять лет. Вот это бабушка.
Лицо Веры вытянулось. Она перестала есть, убрала тарелку и на следующий день уехала, не попрощавшись.
Лена чувствовала странное опустошение. Она думала, что отомстит, заставит мать почувствовать её боль. Но вместо облегчения было только стыдно.
Зимой за окном падал снег, и Лена с дочкой украшали ёлку. Телефон зазвонил. Она взяла трубку.
— Лен… — голос матери звучал неуверенно. — Ты не обижаешься? Я всё время сравнивала, ругалась… Прости меня. Я люблю тебя. И внучку люблю. Хочу, чтобы у вас всё было хорошо. Я постараюсь измениться.
У Лены защипало глаза. Слёзы потекли сами.
— Я тоже тебя люблю, мам.
Через неделю мать приехала. На пороге стояла с пакетами подарков и с такой надеждой в глазах, что Лена не выдержала — обняла её.
И в тот момент она поняла: теперь всё может быть по-другому.