Он появился в моей жизни в тот момент, когда я пообещала себе: никаких мужчин, только работа. Алексей пришёл к нам как новый руководитель отдела продаж — высокий, уверенный, с мягкой манерой речи и пронзительными глазами, будто читавшими мои мысли.
Я тогда работала ведущим менеджером по работе с ключевыми клиентами, и мы пересекались постоянно.
— Лидия, у тебя потрясающее чутьё, — сказал он после одной особенно выгодной сделки. — Обсудим стратегию за ужином?
Обычно я избегала таких предложений. Но тогда кивнула.
Мне было 28. Только недавно я стала владелицей небольшого, но уютного дома в спокойном районе. Этот дом дался мне с потом: откладывала пять лет, работала на износ, отказывала себе в отпуске, еде, одежде. Когда получила ключи, пообещала: теперь — только вперёд. Только на своих условиях.
С Алексеем всё случилось стремительно. Он был чутким, щедрым на внимание, каким-то мистически точным в угадывании моих желаний.
Когда он впервые остался у меня, долго осматривал комнаты, будто искал в них что-то.
— Шикарное жильё у твоей приятельницы, — заметил он. — Наверное, по знакомству сдала?
— Это бабушкин дом, — машинально солгала я. — Она уехала к сестре, а мне разрешила пожить.
— Удача, — кивнул он. — Такое жильё нынче ценится.
Что-то в его голосе заставило меня напрячься. Но я быстро прогнала это чувство.
Через пару недель он пригласил меня на обед к своей матери — Агате Владимировне. Женщина лет шестидесяти, строгая, аккуратная, с холодной вежливостью в голосе. Сканировала меня с головы до пят.
— Наконец-то Алёша кого-то серьёзного привёл, — сказала она, как будто я была очередной попыткой.
Она засыпала меня расспросами: о семье, планах, родственниках. Особенно её интересовала моя «бабушка».
— А где живёт? Возраст? Сама справляется?
Ответы давала размытые. Её пронзительный взгляд действовал на нервы.
После обеда, когда Алексей вышел на балкон, она наклонилась ко мне:
— Лидия, ты производишь впечатление рассудительной девушки. Моему сыну именно такая и нужна. С жильём, стабильной, хозяйственной.
Всё это звучало как-то… деловито. Словно речь шла о покупке стиральной машины, а не о браке.
Алексей, заметив моё недоумение, пояснил:
— Не обращай внимания. Мама просто волнуется. Я с ней один с детства — отец нас бросил, уехал за границу, и больше мы его не видели.
Сказал буднично. Слишком буднично. История была похожа на отработанную легенду.
Через три месяца он встал на одно колено в ресторане и произнёс:
— Лидия, я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Я сказала «да».
Но с того момента всё стало меняться. Агата Владимировна взяла на себя роль свадебного координатора — выбирала цвета, меню, гостей. Алексей, как ни странно, не спорил:
— Мама всё лучше знает. Она всю жизнь организовывала. В школе работала — замдиректора.
Но когда я позвонила в ту самую школу, выяснилось: никакой Агаты Владимировны там никогда не было. Была некая Зотова — завхоз, лет десять назад. Совпадение?
И всё чаще они с Алексеем будто случайно вспоминали про мою «бабушку». Где она? Болеет? Часто ли бывает здесь? Дом оформлен на неё?
Однажды я застала их разговор — они не заметили, что я вернулась раньше.
— Не тяни, — говорила Агата Владимировна. — Как женитесь — пусть сразу подпишет. Всё готово. Только доверенность нужна.
— В прошлый раз из-за промедления мы остались ни с чем, — ответил Алексей. — Не повторю ошибок.
— Дом — это не квартира. Тут надо действовать быстро. И мягко.
Я застыла. Всё стало ясно.
Но я не отменила свадьбу. Просто… решила доиграть.
После росписи он переехал ко мне. Всё было идеально — ровно две недели.
На пятнадцатый день он устроил «маленький праздник». Цветы, вино, свечи. И внезапный визит мамы.
— Привет, дети! — Агата Владимировна явилась с тортом и улыбкой.
— Хотим обсудить будущее, — начал Алексей. — Общее. Семейное.
Я наливала чай, уже зная, что будет дальше. Что они скажут. Какие бумаги вынут. Что предложат «упростить». Предложат доверенность.
Но я уже подготовила ответ.
Агата Владимировна устроилась в кресле, положила на колени салфетку, как будто сидела в дорогом ресторане, а не в доме, который она собиралась отнять.
— Лидочка, — начала она как-то уж слишком ласково. — Понимаешь, когда молодая семья создаёт общее гнездо, хорошо бы, чтобы и документы были общими. Так проще и честнее. Никто ни на кого не обижается. Всё по любви и взаимному доверию.
Я молчала. Алексей делал вид, что разливает вино, но рука у него слегка дрожала. И он не смотрел мне в глаза.
— Вот, — свекровь извлекла из сумки папку. — Тут проект доверенности. Так, формальность. Просто чтоб ты могла, к примеру, оформить капремонт на имя Алексея. Ну, или вдруг ты заболеешь, а он — всё решит, как муж, как родной.
Она аккуратно придвинула ко мне документы.
Я взяла их. Полистала. Ни слова про ремонт. Только полномочия — на всё. Продажу, дарение, аренду, переоформление. Без ограничений. Стандартная форма — та, что оформляют, когда готовят «передачу собственности».
— Я… могу подумать? — спросила я, делая вид, что растерялась.
— Конечно, — улыбнулась Агата Владимировна. — Только ты не тяни, дорогая. Документы уже готовы, нотариус ждёт. Мы записаны на завтра в полдень. Там очереди, понимаешь… Будет очень обидно, если всё отменится.
Я кивнула. Медленно. Сложила документы обратно в папку.
— Завтра в полдень, говорите?
— Да. Я даже машину закажу — заберу тебя из офиса. Это буквально на час.
Алексей до сих пор молчал. Только смотрел в точку на стене. Будто это всё происходило без него. Словно он тут ни при чём.
Когда они ушли, я встала и молча собрала их чашки. Вымыла. Вытерла. Переставила папку на самый верх холодильника. Потом достала телефон и позвонила коллеге.
— Аня, привет. Слушай, ты ведь говорила, что твой муж — юрист по гражданскому? Нужна консультация. Срочно.
Я пришла в назначенное время. Нотариальная контора в центре города, всё строго, аккуратно, коричневые кресла, тёмное дерево, запах кофе и чего-то химически бумажного.
Агата Владимировна уже сидела в приёмной, перелистывала журналы.
— Ах, ты пришла! Умница! Я знала, что ты благоразумная.
Я улыбнулась. Села рядом.
— А где Алексей?
— Задерживается. Сейчас подойдёт.
Через минуту вышел нотариус.
— Лидия Эдуардовна?
— Я.
— Подойдите, пожалуйста.
Я поднялась. Улыбнулась свекрови.
— Подойду. Только не к нему. К следователю.
— Что? — Агата Владимировна побелела. — Какой ещё следователь?
— Прямо сейчас едет. Вот, — я достала копию доверенности, показала её нотариусу. — Это подложный документ. Без моего согласия. Без моей воли. Подготовлен с целью завладения недвижимостью. Я всё записала.
— Это… недоразумение! — вскочила свекровь. — Это же просто формальность!
— Статья 159 УК, если я правильно помню, — спокойно сказала я. — Мошенничество в особо крупном.
— Ты с ума сошла?! — Алексей, появившийся в дверях, был белый, как мел. — Ты… ты хочешь нас посадить?
— Нет, — я встала. — Я просто больше не хочу жить в доме, где кто-то дышит в затылок и считает мои стены своей добычей.
— Но ты же… ты же меня любила! — зашептал он, подходя ближе. — Это мама… Она просто хотела, как лучше…
— Я тебя тоже любила. До тех пор, пока ты не стал участником аферы. Сначала — ложь, потом — манипуляции, теперь — доверенность. Что дальше? Кредит на моё имя?
Он отвернулся. Молча. Без попытки оправдаться.
Я ушла. Без скандала. Без крика.
Я просто закрыла дверь. Сменила замки. Подала на развод.
Он не сопротивлялся.
Через два месяца пришло письмо. От его матери. На почте, заказное. Там был всего один листок.
«Ты уничтожила моего сына. Поздравляю. Ты из тех, кто умеет притворяться доброй, пока не выдернет почву из-под ног. Мы тебя не забудем».
Я положила письмо в ящик. Закрыла. И вышла в сад, где цвела мята.
Теперь этот дом — только мой. По-настоящему. Без масок. Без опасных гостей.
И, пожалуй, я действительно не забуду. Но совсем по другой причине.
Прошёл почти год.
Иногда я просыпаюсь ночью и думаю: а если бы я тогда подписала?
Если бы уступила, не проверила, не услышала ту фразу за дверью?
В этом «если бы» живёт вся моя прежняя наивность.
Но теперь здесь тишина. Дом — мой, как и прежде. Но внутри — всё другое.
Не потому, что я сделала ремонт или перекрасила стены.
А потому, что больше никто не играет со мной в доверие на показ.
Я работаю, как и прежде, но теперь не задерживаюсь допоздна, не приношу отчёты домой. Вечерами я пеку пироги, читаю на веранде, разговариваю с собой — не спеша.
Ко мне иногда заходят соседи. Молодая пара с малышом. Я пеку им печенье, а они зовут меня «на кофе, просто посидеть».
На днях пришла моя подруга и, оглядев дом, сказала:
— Знаешь, у тебя тут стало как-то… по-настоящему. Раньше было красиво, а теперь — по-живому.
Я улыбнулась. Да, по-живому. В этом доме больше не ждут подвоха.
Однажды я увидела Алексея на улице. Он шёл по другой стороне, в наушниках, с новым рюкзаком, и казался почти мальчиком. Я не стала звать его. Он меня не заметил.
И это было правильно.
Потому что иногда надо не мстить.
Не объяснять.
А просто идти дальше — туда, где всё твоё. Где ты — настоящая.
Где дом — крепость, а не капкан.
На воротах теперь висит небольшая табличка:
«Личное. Не вторгаться».
И я не про дом. Я — про себя.