До этой осени Лена жила в режиме перманентного согласия. Она привыкла уступать: в семье, в отношениях, в работе. Училась молчать, когда обидно, соглашаться, когда неудобно, и благодарить за то, что должно было быть нормой. Особенно перед родителями. С детства в неё вколачивали: «Ты старшая — ты должна». И Лена привыкла быть ответственной за всех. Но однажды наступил день, когда даже вежливое «хорошо» не смогло выйти у неё из горла.
— Смотри, как мы для тебя постарались, — мать глядела на Лену поверх очков, аккуратно укладывая на тарелку румяные блинчики.
— Постарались? — Лена присела на край табурета, опёрлась локтями на колени. — Обычно ты не готовишь столько, если просто «на чай».
Отец кивнул на журнальный столик, где лежала распечатка — сверху крупное фото новенькой Renault, ниже — таблица с цифрами. Лена замерла.
— Мы с отцом прикинули… — начала мать, разливая чай. — Надо помочь Толе. Он поступил в университет, ты в курсе. Город другой, далеко. Без машины тяжело.
Лена посмотрела на лист, затем на мать:
— И?
— Кредит возьмёшь ты, — произнесла мать ровно. — Оформим на тебя, платить будем мы. У тебя ведь стабильная работа, хорошая история.
Отец кашлянул:
— Всё просчитано. Платёж — посильный.
— Почему я? — Лена уставилась в кружку. — Это же ваша инициатива.
— Родным нужно помогать. Мы же тебе квартиру отдали. Пусть и простую, но всё же. У тебя детей нет, расходов немного, — мать торопливо проговаривала, словно по сценарию.
Лена кивнула. Пальцы сцепились на коленях, ногти впились в ладони. В горле ком, язык не ворочался. Хотелось сказать многое — о давлении, об ожиданиях, о бесконечном «ты должна». Но выдохнула лишь:
— Я подумаю.
Мать фыркнула:
— Вот тебе и благодарность. Всё для тебя, а ты — подумать. Ешь, пока тёплое.
Вернувшись домой, Лена застала Илью за мытьём посуды.
— Ну? Как родители?
Сняв пальто, она аккуратно повесила его:
— Предлагают взять кредит. Для Толи.
Илья застыл с тарелкой в руке:
— Что?
— Платить будут они. На меня оформить — у меня доход, квартира, история… уговаривают.
— У нас с тобой и машины нет, — Илья поставил тарелку. — И никто не помогает. Если они не потянут — всё упадёт на нас. Я чужие долги платить не буду.
Лена молчала. Села на диван:
— Говорят, это в счёт квартиры. Дескать, справедливо.
— Это же бабушкина квартира, — жёстко отозвался Илья. — Они просто не захотели её сдавать.
В офисе Аня села рядом с кофе:
— Ну и как встреча с родителями?
Лена закатила глаза:
— Бред. Хотят кредит на меня — для Толи. Мол, ему тяжело без машины.
— Пусть сами берут. Или брат подрабатывает. Что за бред?
— Говорят, платить сами будут.
— Сначала — всё под контролем, потом — «не получается», «приболел», «налог». А платить будешь ты. Они хоть интересовались, как у вас дела?
— Не особо.
— Не вздумай соглашаться.
Целый день мать звонила. Лена сбрасывала. Вечером ответила.
— Я думала, ты добрая, — дрожал голос матери. — А Толе тяжело.
Лена прикрыла глаза. Сердце сдавило. Выдавила:
— Я подумаю.
— Ну конечно. Мы рассчитывали, а ты…
Связь прервалась. Лена смотрела в стену, ощущая липкое раздражение.
В выходные она поехала в Черкасы. Дорога прошла в молчании. В квартире Толи — бардак, запах фастфуда.
— Чай? — спросил он.
— Нет. Ты знал о кредите?
— Догадывался. Но не хотел ссор.
— Ты взрослый. Живёшь сам. Почему молчал?
— Машина нужна. А родители — это их идея.
— А если не дадут?
— Ну, не дадут.
Лена встала. Возвращалась медленно. Дома встретила Марию Аркадьевну у подъезда.
— Ты чего вся грустная?
— Родители хотят, чтоб я взяла кредит на брата. Платить, говорят, будут сами.
— Я тоже брала. На сына. До сих пор сама плачу. А тогда — верила. Не будь дурой.
Лена кивнула. Вечером в дверь постучали. Мать.
— Варенье, яблоки. Ты пойми — нам всем легче, если ты согласишься.
— Мы с отцом всё сделаем, только оформи.
Лена молчала. Мать вздохнула, ушла. Остался запах яблок и чего-то горького.
— Может, и правда не страшно, — сказала Лена Илье.
— Ты не должна быть ответственна за всех. Это не твой долг.
Через несколько дней мать снова пришла:
— Что решила?
— Мы с Ильёй — против.
— Тогда съезжай. Мы продадим квартиру, купим Толе машину. У тебя своя жизнь — и живи.
— Ты шантажируешь?
— Мы решили. Отец подтвердит.
Отец зашёл позже:
— Толе нужнее. Мы решили. Надеемся на понимание.
— Вы семья, или кто? Почему условия?
— Мы дали квартиру — теперь заберём. Это честно.
— Мы вам ничего не должны.
— Тогда разбирайтесь сами.
Лена стояла в тишине. Телефон звонил — не брала. Сообщение от брата:
«Без машины мне тяжело. Квартира, между прочим, и моя.»
Она ничего не ответила. Паковала коробки. Игорь помогал.
Уходя, Лена оставила записку:
«Забирайте свою квартиру. Я не позволю собой манипулировать. Удачи с машиной и Толяном.»
Контакты «Мама» и «Толя» — в блок.
В новой квартире — тишина, старый пол, свобода.
— Здесь будет лучше, — сказала она.
На кухне — одна сковорода. В магазине — другая, красная. Взяли.
— Как ты, сковородка. Маленькая, но железная, — сказал Игорь.
Лена впервые за долгое время улыбнулась.
— Я не ушла. Я выбралась.
За окном шёл дождь. А внутри было тихо.
На следующее утро Лена проснулась рано. Без будильника, без спешки. За окном было тихо, только редкие капли били в подоконник. Она сварила кофе, достала из хлебницы последнюю корочку и долго сидела за столом, не включая свет.
Сквозь мутное стекло окна двор казался чужим. Но внутри не было тревоги. Лишь ясность. И пустота — не угрожающая, а спокойная.
Лена взяла лист бумаги и начала писать список: что взять, что продать, кому сообщить. В этот момент раздался звонок — снова мать. Лена посмотрела на экран, но не ответила. Телефон продолжал вибрировать на краю стола, пока не затих.
Она поставила чашку в раковину, оделась и вышла. Без слёз, без драм. Просто пошла — вперёд. С чувством, что впервые делает это для себя. Не ради кого-то, не по чьему приказу, не из чувства долга. А потому что пора.
И, может быть, впервые за долгое время Лена не чувствовала вины.