Лариса держала руль так, будто он мог выскользнуть у нее из рук и утянуть машину в кювет. Подушечки пальцев побелели, плечи затекли, но она почти не замечала этого — внутри кипел странный, тревожный азарт. Панель приборов показывала сто двадцать, хотя ей всё казалось, что старенькая «Тойота» едва тащится, натужно гудя под капотом.
Пятисоткилометровая нитка трассы растянулась за эти две недели слишком далеко, почти невыносимо. Для кого-то четырнадцать дней — смешной срок, но не для неё и не для Ильи. Они прожили вместе больше двадцати лет, пережили сложные периоды, детей, худые времена, ремонты, кредиты, болезни — и всё равно, каждый раз когда он уезжал в рейс, Ларису будто кто-то вырывал изнутри маленький, но очень важный кусок. Он был её тишиной, её плечом, её опорой.
А в этот раз — внутри жужжало какое-то липкое предчувствие. Не беды даже, а чего-то надвигающегося, тяжелого, как сумерки перед грозой.
И ей пришла в голову мысль:
а что, если она сама приедет к нему?
Не звоня, не предупреждая, просто — появится. Как раньше, когда была молодой, смелой, дерзкой.
Она взяла выходной, испекла Илье любимый пирог с картошкой и зелёным луком, аккуратно переложила его в контейнер, собрала сумку с чистыми футболками, тщательно разложила носки, которые он вечно терял, и решила: всё, еду.
Илья говорил, что остановится в мотеле «Вереск» на трассе. Лариса прекрасно помнила это место — маленький домик с облупленной жёлтой штукатуркой и пахнущей жареным луком столовой. Когда-то они ночевали там вдвоём, когда везли детей на море.
Дорога тянулась непрерывной, мерцающей лентой. Мимо проносились заправки, редкие кафе, стоящие вплотную к трассе корявые сосны. Небо постепенно стемнело до глубокого синего, и Лариса включила фары, чувствуя, как сердце отдаёт лёгкой дрожью в груди.
Она думала о том, как он удивится, как рассмеётся своим низким смехом, как схватит её в охапку и скажет:
«Ну ты даешь, Ларис!»
Этой мысли было тепло.
К мотелю она подъехала уже ближе к восьми вечера. Лампочки на стене мигали, вывеска «ВЕРЕСК» потрескалась и светилась криво, превращаясь в «ВЕР_СК». На парковке стояли десятки фур — многотонные груды металла, припарковавшиеся как гигантские звери, уставшие от долгого пути.
Лариса медленно ехала вдоль рядов, выискивая взглядом знакомый сине-серый тягач.
И вдруг заметила его — припаркованного чуть в стороне, ближе всех к редкому кустарнику у лесополосы.
Сердце от радости подпрыгнуло. Она остановила машину, выключила двигатель. Уже собиралась выйти, но взгляд случайно упал на окна первого этажа мотеля.
И она замерла.
В одном из окон горел мягкий, золотистый свет. Штора была подвинутой в сторону — не полностью, а ровно настолько, чтобы на ткани отразились две тёмные фигуры.
Лариса даже не сразу поняла, что видит. Шагнула ближе.
Силуэт мужчины. Высокий, плечистый, знакомый каждой клеточкой.
И рядом — женщина.
Хрупкая фигура, тонкая талия, длинные волосы, спадающие на плечи.
Она тянулась к нему…
А он держал её.
Не как водитель поддерживает пассажирку.
Не как друг успокаивает знакомую.
А как мужчина касается женщины.
Мир Ларисы в этот момент тихо треснул.
Как стекло, в которое попала пуля.
Все звуки исчезли — шум моторов, голоса у входа, гул трассы. Была только эта полоска света и эти два силуэта.
Пирог в руках вдруг стал тяжёлым, как камень.
— Нет… — шепнула она одними губами. — Илья, не может быть…
Но тени в окне были реальными. И реальными только казались её надежды, её поездка, её дурацкое желание сделать сюрприз.
Она просто сидела и смотрела, как девушка отвернулась и растворилась в глубине комнаты. А мужчина подошёл ближе к окну — так близко, что его силуэт занял почти всю щель.
Он не выглянул наружу. Лишь на секунду будто потянулся к шторе, затем отпустил её.
И почти одновременно боковая дверь мотеля распахнулась.
На улицу выбежала девушка в форме официантки — худенькая, лет двадцати, с заплаканными глазами. Она размазывала слёзы по щекам рукавом и торопилась к старому «Жигулю», стоящему неподалёку. Несколько раз пыталась завести машину — руки дрожали так сильно, что ключ выпадал.
И когда она, наконец, сорвалась с места, Лариса узнала силуэт.
Это была она. Девушка из окна.
Мужской силуэт исчез, и свет в номере погас.
И снова — тишина.
Лариса долго сидела в машине, глядя на пустое окно с погасшим светом. Она была словно загипнотизирована этим прямоугольником темноты — там только что рухнула вся её уверенность. Всё привычное, прочное, что она двадцать лет берегла, ухнуло в пропасть.
Слёзы подступали, но не выходили. Тело просто не позволяло — оно было слишком зажато.
Первые секунды девушка хотела сорваться с места и уехать так далеко, чтобы никогда больше не видеть этот мотель, эту трассу, этот фургон.
Но потом… другая часть её — не слабая, а та, что всегда держала семью вместе, — сказала:
«Ты должна узнать. Ты не можешь убежать от ответа».
И Лариса вышла из машины.
Воздух обдал холодом, пахнул сыростью асфальта. Она шла к входу медленно, будто шаги давались через вязкую воду. Её ноги тряслись, но она заставляла себя идти.
Внутри мотеля, на рецепции, полная женщина вязала что-то крючком. Она подняла глаза, когда Лариса подошла.
— Добрый вечер… Мне нужен Илья Никитин. Говорят, он у вас остановился, — голос дрогнул на последнем слове, но она удержала себя.
Администраторша полистала журнал, зевнула.
— Никитин… есть. Третий номер. А вы, простите, кто ему?
— Я жена, — Лариса произнесла это медленно, будто устанавливая истину для самой себя.
Женщина приподняла брови, но ничего не сказала. Только махнула в сторону коридора.
Коридор был узким, пах пылью, дешёвым освежителем и старым ковролином, который когда-то был бордовым, но давно выцвел. Каждый шаг гулко отдавался в ушах.
У двери №3 Лариса постояла несколько секунд. Слышала, как внутри кто-то двигается — тихий шаг, скрип кровати.
Она постучала.
— Да? — откликнулся Илья. Голос был усталым, словно он всю ночь работал.
— Илья… это я. Открой, — сказала она тихо, но ей казалось, что слышит себя весь коридор.
Раздался глухой стук — будто что-то упало. Затем быстрое, нервное движение, и замок щёлкнул.
Дверь распахнулась.
Он стоял в спортивных штанах и футболке, растрёпанный, уставший, с глубокими тенями под глазами. И при виде Ларисы — не улыбнулся. Не удивился.
Он побледнел.
— Лара? — голос сорвался. — Ты… что ты тут делаешь? С домом всё нормально?
Он даже не попытался шагнуть вперёд или обнять её. Лишь поставил руки на дверной косяк, словно закрывая ей проход.
От этого жеста внутри что-то хрустнуло.
— Всё нормально, — сказала она ледяным тоном. — Я хотела сделать тебе сюрприз. Но, похоже, сюрприз вышел наоборот.
Он нахмурился, будто ничего не понимал.
Но она уже оттолкнула его руку и прошла в номер.
Комната была небольшая — кровать, стол, стул и тесная ванная, дверь которой была приоткрыта. Но взгляд Ларисы сразу упал на стол: там стояла недопитая бутылка минеральной воды и две чашки.
Не одна.
Две.
Словно подтверждение — то, что она видела в окне, было не игрой света.
— Я видела, Илья, — проговорила она, чувствуя, как голос становится хищно ровным. — Видела, как ты был… не один.
Он замер посреди комнаты.
— Что ты… о чём ты говоришь?
Лариса ударила пальцем в сторону окна.
— Там, в окне! Ты стоял с девицей. Молодой. Худой. С длинными волосами. Она обнимала тебя, а ты держал её за талию. Не смей говорить, что я что-то перепутала.
Илья сел на край кровати, провёл ладонями по лицу. Он выглядел выбитым из сил, как человек, который пережил тяжелый день… или тяжелую ложь.
Но он молчал.
И это молчание было хуже любых слов.
— Значит, так, — горько сказала Лариса. — Если бы не моя поездка, ты бы мне не сказал ни слова. Продолжал бы встречаться с… кем? С той официанткой, которая выбежала в слезах? Сколько ей — двадцать? Девятнадцать?
Илья поднял взгляд. Он был злой, уставший, растерянный — всё одновременно.
— Это не то, что ты подумала, — тихо сказал он.
— А как ещё это можно понять? Ты обнимал её! Она вешалась на тебя!
Я двадцать лет с тобой, Илья! Как ты мог так поступить?
Он тяжело вдохнул.
А потом сказал фразу, которая сбила Ларису с ног:
— Это Настя. Дочь Павла.
Лариса заморгала. Павел — лучший друг Ильи, напарник его прошлых рейсов, погибший пять лет назад.
Настю Лариса помнила девчонкой — тонкой, с двумя косичками.
— Настя?.. Но почему она здесь? И… почему ты её обнимал?
Илья шумно выдохнул, опустив плечи.
— Она сбежала из дома. Её отчим поднял руку на неё. Она позвонила мне, потому что больше не к кому было обратиться. Я приехал сюда на час раньше, и она сидела у служебного входа, в истерике. Мне нужно было просто привести её в чувство. Я не… Лариса, я ни секунды не думал о ней как о женщине. Ни секунды.
Лариса села на стул, машинально сжав руки в замок.
Вроде бы всё звучало логично.
Но тогда — что за тени в окне?
И почему он так дрожал, открывая дверь?
— Почему ты мне сразу не рассказал? — спросила она тихо.
Илья отвёл взгляд.
— Я боялся, что ты начнёшь паниковать. Что заставишь меня вести её в полицию. А она боится полиции — отчим знаком с местными. Я хотел сначала спрятать её у Лизы, своей сестры, в Воронеже.
Он замялся.
Что-то в этой паузе было неправильным.
— Лиза знает? — холодно спросила Лариса.
— Да, я отправил Настю к ней.
И тут — телефон Ильи завибрировал.
СМС.
Лариса схватила его раньше, чем он успел.
Сообщение было коротким:
«Спасибо за всё. Я не поеду к твоей сестре. Я жду тебя там, где условились. Люблю. Твоя Н.»
Телефон чуть не выскользнул из её рук.
— «Твоя Н». «Люблю»? — произнесла она медленно. — Это тоже забота о дочери друга?
Илья побледнел.
— Лара… это не то…
— Нет, — сказала она. — Это именно то.
И она взяла сумку и пошла к двери.
Илья попытался удержать её, но она прошептала:
— Если я ошибаюсь — я узнаю. Если нет — тем хуже для нас обоих.
И вышла.
Лариса долго сидела в машине, глядя на пустое окно с погасшим светом. Она была словно загипнотизирована этим прямоугольником темноты — там только что рухнула вся её уверенность. Всё привычное, прочное, что она двадцать лет берегла, ухнуло в пропасть.
Слёзы подступали, но не выходили. Тело просто не позволяло — оно было слишком зажато.
Первые секунды девушка хотела сорваться с места и уехать так далеко, чтобы никогда больше не видеть этот мотель, эту трассу, этот фургон.
Но потом… другая часть её — не слабая, а та, что всегда держала семью вместе, — сказала:
«Ты должна узнать. Ты не можешь убежать от ответа».
И Лариса вышла из машины.
Воздух обдал холодом, пахнул сыростью асфальта. Она шла к входу медленно, будто шаги давались через вязкую воду. Её ноги тряслись, но она заставляла себя идти.
Внутри мотеля, на рецепции, полная женщина вязала что-то крючком. Она подняла глаза, когда Лариса подошла.
— Добрый вечер… Мне нужен Илья Никитин. Говорят, он у вас остановился, — голос дрогнул на последнем слове, но она удержала себя.
Администраторша полистала журнал, зевнула.
— Никитин… есть. Третий номер. А вы, простите, кто ему?
— Я жена, — Лариса произнесла это медленно, будто устанавливая истину для самой себя.
Женщина приподняла брови, но ничего не сказала. Только махнула в сторону коридора.
Коридор был узким, пах пылью, дешёвым освежителем и старым ковролином, который когда-то был бордовым, но давно выцвел. Каждый шаг гулко отдавался в ушах.
У двери №3 Лариса постояла несколько секунд. Слышала, как внутри кто-то двигается — тихий шаг, скрип кровати.
Она постучала.
— Да? — откликнулся Илья. Голос был усталым, словно он всю ночь работал.
— Илья… это я. Открой, — сказала она тихо, но ей казалось, что слышит себя весь коридор.
Раздался глухой стук — будто что-то упало. Затем быстрое, нервное движение, и замок щёлкнул.
Дверь распахнулась.
Он стоял в спортивных штанах и футболке, растрёпанный, уставший, с глубокими тенями под глазами. И при виде Ларисы — не улыбнулся. Не удивился.
Он побледнел.
— Лара? — голос сорвался. — Ты… что ты тут делаешь? С домом всё нормально?
Он даже не попытался шагнуть вперёд или обнять её. Лишь поставил руки на дверной косяк, словно закрывая ей проход.
От этого жеста внутри что-то хрустнуло.
— Всё нормально, — сказала она ледяным тоном. — Я хотела сделать тебе сюрприз. Но, похоже, сюрприз вышел наоборот.
Он нахмурился, будто ничего не понимал.
Но она уже оттолкнула его руку и прошла в номер.
Комната была небольшая — кровать, стол, стул и тесная ванная, дверь которой была приоткрыта. Но взгляд Ларисы сразу упал на стол: там стояла недопитая бутылка минеральной воды и две чашки.
Не одна.
Две.
Словно подтверждение — то, что она видела в окне, было не игрой света.
— Я видела, Илья, — проговорила она, чувствуя, как голос становится хищно ровным. — Видела, как ты был… не один.
Он замер посреди комнаты.
— Что ты… о чём ты говоришь?
Лариса ударила пальцем в сторону окна.
— Там, в окне! Ты стоял с девицей. Молодой. Худой. С длинными волосами. Она обнимала тебя, а ты держал её за талию. Не смей говорить, что я что-то перепутала.
Илья сел на край кровати, провёл ладонями по лицу. Он выглядел выбитым из сил, как человек, который пережил тяжелый день… или тяжелую ложь.
Но он молчал.
И это молчание было хуже любых слов.
— Значит, так, — горько сказала Лариса. — Если бы не моя поездка, ты бы мне не сказал ни слова. Продолжал бы встречаться с… кем? С той официанткой, которая выбежала в слезах? Сколько ей — двадцать? Девятнадцать?
Илья поднял взгляд. Он был злой, уставший, растерянный — всё одновременно.
— Это не то, что ты подумала, — тихо сказал он.
— А как ещё это можно понять? Ты обнимал её! Она вешалась на тебя!
Я двадцать лет с тобой, Илья! Как ты мог так поступить?
Он тяжело вдохнул.
А потом сказал фразу, которая сбила Ларису с ног:
— Это Настя. Дочь Павла.
Лариса заморгала. Павел — лучший друг Ильи, напарник его прошлых рейсов, погибший пять лет назад.
Настю Лариса помнила девчонкой — тонкой, с двумя косичками.
— Настя?.. Но почему она здесь? И… почему ты её обнимал?
Илья шумно выдохнул, опустив плечи.
— Она сбежала из дома. Её отчим поднял руку на неё. Она позвонила мне, потому что больше не к кому было обратиться. Я приехал сюда на час раньше, и она сидела у служебного входа, в истерике. Мне нужно было просто привести её в чувство. Я не… Лариса, я ни секунды не думал о ней как о женщине. Ни секунды.
Лариса села на стул, машинально сжав руки в замок.
Вроде бы всё звучало логично.
Но тогда — что за тени в окне?
И почему он так дрожал, открывая дверь?
— Почему ты мне сразу не рассказал? — спросила она тихо.
Илья отвёл взгляд.
— Я боялся, что ты начнёшь паниковать. Что заставишь меня вести её в полицию. А она боится полиции — отчим знаком с местными. Я хотел сначала спрятать её у Лизы, своей сестры, в Воронеже.
Он замялся.
Что-то в этой паузе было неправильным.
— Лиза знает? — холодно спросила Лариса.
— Да, я отправил Настю к ней.
И тут — телефон Ильи завибрировал.
СМС.
Лариса схватила его раньше, чем он успел.
Сообщение было коротким:
«Спасибо за всё. Я не поеду к твоей сестре. Я жду тебя там, где условились. Люблю. Твоя Н.»
Телефон чуть не выскользнул из её рук.
— «Твоя Н». «Люблю»? — произнесла она медленно. — Это тоже забота о дочери друга?
Илья побледнел.
— Лара… это не то…
— Нет, — сказала она. — Это именно то.
И она взяла сумку и пошла к двери.
Илья попытался удержать её, но она прошептала:
— Если я ошибаюсь — я узнаю. Если нет — тем хуже для нас обоих.
И вышла.
Лариса выбежала из коридора почти бегом. Широкие двери мотеля хлопнули у неё за спиной, и холодный воздух резко ударил в лицо, заставив её на секунду закрыть глаза.
Илья бросился следом за ней, но в дверях столкнулся с администраторшей, уронившей стопку полотенец. Женщина ойкнула, полотенца разлетелись, а Лариса получила несколько драгоценных секунд форы.
Она торопливо села в машину, закрыла двери на замок одним нажатием, руки дрожали настолько, что ключ едва попал в зажигание.
Илья уже подбегал, стучал в окно кулаком, что-то кричал. Лицо его было искажено отчаянием, он почти терял голос от натуги.
Но Лариса смотрела не на него.
Она видела перед глазами только текст сообщения:
«Буду ждать тебя там, где условились. Люблю. Твоя Н.»
И ей казалось, что эти слова прожигают сердце насквозь.
Она резко сдала назад, вывернула руль, едва не зацепив соседнюю фуру, и вылетела с парковки на трассу.
Только когда мотель оказался далеко позади, Лариса позволила себе остановиться. Всего на минуту.
На пустой обочине, под редкими фонарями, она выключила двигатель, закрыла глаза и глубоко вдохнула.
Ей нужно было думать.
Трезво.
Холодно.
Не эмоциями.
Фактами.
Факт первый: она видела тени, объятия, близость.
Факт второй: девчонка убежала в слезах.
Факт третий: сообщение. Признание в любви.
Факт четвёртый: Илья солгал — Лиза не подтверждала приезд Насти.
Но был и другой вариант — ненавистный, но возможный:
Настя могла влюбиться.
Настя могла исказить всё.
Настя могла обмануть.
И вдруг Лариса почувствовала не только боль, но и страх: если она ошибается — она разрушит собственный брак. Сама.
В этот момент телефон завибрировал.
Илья.
Лариса не ответила.
Пришло сообщение — фото.
На фото был старый кирпичный ангар. Ржавые ворота, заваленный мусор вокруг, полуразрушенные стены.
Подпись:
«Она там. Я еду за ней. Привезу к Лизе. Прошу, не уезжай далеко. Если я обманываю — я сам уйду навсегда.»
Лариса долго смотрела на фотографию.
Слишком долго.
Она знала это место.
Павел, друг Ильи, проводил там целые дни — ремонтировал машины, что-то мастерил. После его смерти ангар так и остался пустым.
Там никого не должно быть.
Но там — Настя.
Женская интуиция снова нашёптывала:
«Езжай. И узнай правду своими глазами».
Лариса завела машину.
Развернулась.
И поехала.
Промзона была заброшенной, словно её вырвали из карты и забыли стереть. Старые кирпичные корпуса стояли, перекособочившись, с пустыми глазницами окон. Лампы на столбах не горели. Только луна освещала рваные силуэты зданий.
Лариса притормозила заранее, выключила фары и оставила машину в тени деревьев.
Дальше — пешком.
Лёгкий ветерок гонял пыль по бетону. Бывало, что такие места казались ей жуткими — но сейчас ей было всё равно. Её страхи утонули под слоем боли и решимости.
Она увидела старенькую «Ладу» — ту самую, на которой уехала Настя. Машина стояла у приоткрытого бокса.
Значит, они оба внутри.
Лариса подошла ближе, осторожно.
Внутри горел слабый свет — скорее всего, фонарик или телефон.
И тогда она услышала голоса.
— …ты сказала, что поедешь к Лизе, — голос Ильи был напряжённый, сдержанный. — Почему ты оказалась здесь?
— Потому что ты обещал! — визжала девушка. — Ты сказал, что не бросишь меня! Я слышала, как ты говорил с женой! Ты сказал, что любишь её! А как же я!?
Лариса замерла.
Голос Насти был истеричным, детским, надломленным.
Она подошла к щели между створками ворот и осторожно заглянула внутрь.
Картина внутри была тревожной.
Илья стоял посреди гаража, руки растопырены, будто пытаясь остановить обезумевшего человека.
Настя сидела на грязном деревянном ящике, сжав колени. Её глаза были покрасневшими, волосы растрёпанными. Вся она дрожала, как загнанный зверёк.
— Я… — Илья пытался сохранять спокойствие. — Я говорил, что помогу тебе спрятаться. Только это. Ничего другого.
— Лжец! — Настя вскочила. — Ты смотрел на меня! В мотеле! Ты держал меня! Ты дал мне деньги!
Илья провёл рукой по лицу.
— Ты была в истерике. Я тебя успокаивал. Павел просил меня следить за тобой — помнишь? Я делаю это ради него. Всё.
Настя засмеялась. Страшно. Ломано.
— Я не просто так убежала, — прошептала она и вынула из кармана толстую пачку денег. — Он нашёл деньги отца. Те, что папа копил. Этот паразит хотел всё пропить. Я забрала. Для нас.
— Для нас? — Илья опешил. — Настя… что ты несёшь?
— Мы могли бы уехать! — она шагнула ближе. — Ты и я. Она тебе не нужна! Ты видел её? Она… старая! Она не понимает тебя! Я лучше!
Лариса почувствовала укол боли.
Не из-за слова «старая».
Из-за того, как отчаянно Настя это говорила — будто действительно верила.
Но дальше стало ещё хуже.
Настя схватила ржавую монтировку со стола.
— Если ты не поедешь со мной, — прошипела она, — я скажу полиции, что ты меня тронул. Что ты заставил меня украсть деньги. Мне поверят. Я моложе. Я жертва.
У Ларисы перехватило дыхание.
Настя была… не просто испуганной. Она была опасной.
И именно в этот момент Лариса распахнула ворота.
— Не сделаешь, — твёрдо сказала Лариса, выходя из тени. Она подняла телефон. — Потому что я всё записала.
Красная точка на экране мигала.
Настя замерла.
Монтировка выпала из её рук и со звоном ударилась о бетон.
Илья выдохнул — не облегчённо, не восторженно, а так, будто из его груди наконец вышла огромная глыба тяжести.
— Лара… — только и сказал он.
— Не сейчас, — она остановила его жестом. — Позже.
Она подошла ближе к девушке.
Настя сжалась. Из яростной фурии превратилась в маленькую, перепуганную, несчастную девочку.
— Слушай внимательно, Настя, — голос Ларисы был ровным, ледяным. — Ты сейчас садишься в свой автомобиль и едешь за нами. Мы отвезём тебя к Лизе. Если ты скажешь хоть слово о том, чего не было, или попытаешься удрать, эта запись окажется в полиции. И не только она.
У Насти потекли слёзы. Настоящие, горькие.
— Я… я поняла…
И всё — буря сдулось. Осталась только слякоть.
Они ехали обратно колонной — три совершенно разные машины, связанные одной тяжёлой, липкой нитью ночных событий.
Впереди — Лариса в своей «Тойоте», пальцы так и не разжались до конца, ладони слегка подрагивали. Она сверяла зеркала каждые несколько секунд: за ней, на расстоянии, покорно плелась та самая побитая жизнью «Лада» Насти.
Замыкала процессия громная, гружёная фура Ильи, которая теперь казалась не железом, а живым зверем, брёвшим усталость на каждом километре.
Трасса почти опустела — редкие машины проносились, оставляя световые следы. Луна освещала асфальт, но свет казался блеклым, утомлённым, как и все они.
Лариса вела машину медленно. Не потому, что боялась — она боялась раньше.
Теперь страх сменился другим состоянием: выгорание, опустошение, тишина после шторма.
Она думала о том, что увидела.
О Насте — одновременно жертве и виновнице.
О том, как отчаяние этой девчонки перепуталось с наивностью и превратилось в манию.
О том, что Илья пытался помочь…
Но сделал всё через одно место. Как всегда, когда начинал геройствовать.
И самое страшное — о том, как легко ложь и тени могли разрушить двадцать лет совместной жизни.
Её телефон звякнул — сообщение от Ильи.
«Спасибо, что пришла. Если бы не ты — я бы не справился.»
Лариса закрыла уведомление, ничего не отвечая.
Слова Ильи сейчас были лишь эхом.
Слишком свежо всё было, слишком больно.
К дому Лизы они подъехали далеко за полночь. Маленькая трёхэтажка на окраине Воронежа встречала их двумя тусклыми окнами — сестра явно уже легла спать.
Илья подошёл к двери первым и позвонил.
Через минуту послышались тяжёлые шаги.
Лиза открыла дверь, зевая — растрёпанные волосы, халат, усталые глаза.
— Ты в своем уме?.. — только начала она, но остановилась, увидев Настю.
Настя стояла позади, сутулившись, как побитый щенок. В руках жала телефон и смятую пачку денег, будто боялась, что кто-то это у неё отнимет.
— Вот, — коротко сказал Илья. — Срочно нужна крыша. Завтра будем решать вопрос с её матерью. И с отчимом.
Лиза, сонная, но добрая по натуре, махнула рукой.
— Ладно… идите в дом, пока соседи не видели. Разберёмся утром.
Настя прошмыгнула внутрь, стараясь ни на кого не смотреть.
Дверь захлопнулась.
Лиза осталась в гостиной с девчонкой.
А Лариса и Илья — на кухне, которая была тускло освещена одной лампочкой под потолком.
Кухня у Лизы была маленькой: старый стол с вытертой клеёнкой, чайник, поблёкшая занавеска в цветочек.
Но в этой тесноте впервые за вечер Лариса почувствовала себя… защищённой.
Илья сел напротив неё.
Он выглядел старше своих лет: плечи опустились, лицо было серым от усталости, глаза покраснели от напряжения.
— Прости меня, Лара, — сказал он сразу, не дожидаясь ни паузы, ни её взгляда. — Я виноват. Виноват не в том, что ты подумала… а в том, что не сказал. Что не позвонил. Что решил всё уладить один, как идиот.
Лариса молчала.
Она не хотела перебивать его. Слишком много накопилось.
Илья продолжил:
— Я… когда она позвонила… я вспомнил Серёгу, — голос его дрогнул. — Он бы меня убил, если бы знал, что я оставил его дочь одну, с этим мерзавцем. Я кинулся её спасать, как мог. Но когда увидел её состояние… она плакала, хваталась за меня… и я думал только о том, как бы она не наломала дров.
Он провёл ладонями по лицу.
— Я боялся. И за неё… и за тебя. Боялся, что ты неправильно поймёшь. И… спрятал часть правды. Но не измены, Лара. Не предательства. Я не мог бы.
Его голос хрипел, он говорил почти шёпотом:
— Я люблю тебя. Всегда любил. И никогда бы не променял тебя ни на какую молодую дурочку, сколько бы им ни было лет.
Лариса медленно выдохнула, достала из сумки помятый контейнер.
— Я пирог привезла, — тихо сказала она.
Он моргнул, потеряв нить разговора.
— Пирог?..
— Да, — она открыла крышку. — Холодный, конечно. Пока я… бегала, вся начинка осела.
Илья слабо улыбнулся — впервые за весь вечер.
— Мне любой понравится, если ты его сделала.
Она отрезала кусок, протянула ему.
Они ели молча.
Запивали остатками холодного чая, который Лиза оставила в термосе.
Ели, как люди, пережившие войну — тихо, вдумчиво, без слов.
Потом Лариса посмотрела на мужа и только тогда заметила — его руки дрожат.
— Ты испугался? — спросила она.
— До тошноты, — честно признался он. — Она могла… что угодно сказать. Что угодно сделать. И я не мог доказать иначе. Только ты могла. Ты — и твоя голова. Которую я дурак едва не потерял.
Лариса на секунду закрыла глаза.
Это было больно.
И одновременно — освобождающе.
— Знаешь, — сказала она тихо, — меня сломало то окно. Эти две тени. Это сообщение. Я думала… всё. Это конец.
Илья протянул руку поверх стола, накрыл её пальцы своей ладонью.
— Теперь мы вместе, — сказал он. — И никакие тени нам не страшны.
Когда они поднялись из-за стола, было уже около четырёх утра.
Лиза где-то в гостиной что-то бормотала во сне, Настя тихо всхлипывала — но уже не от истерики, а словно от выдохшегося страха.
А на кухне, в тусклом свете лампы под потолком, Лариса и Илья стояли рядом. Простой, спокойной близостью — той, которая строилась годами.
У Ларисы дрожал подбородок, она делала вид, что просто устала.
Он не стал спрашивать.
Просто притянул её к себе и удерживал столько, сколько нужно.
За окном начинал сереть рассвет.
Медленный, уверенный — такой, что приносит надежду даже туда, где ночь была слишком темной.
И Лариса вдруг поняла, что эта ночь — как страшная глава, которая заканчивается.
Впереди их ждали разные хлопоты:
- разговор с матерью Насти
- полиция
- отчим с его связями
- возможно, разбирательства
Это всё — завтра.
А сейчас важно только одно:
Она и Илья стоят вместе.
Не тени.
Свет.
Трое взрослых людей, каждый из которых сделал ошибки.
Но её семья — цела. И станет только крепче.