Леонид полулежал на жёстком сиденье электрички, опершись щекой на ладонь, и рассеянно наблюдал, как в окне сменяются унылые поля, куцые кусты, редкие перелески — всё однообразное, серое, будто нарочно подстроенное под его состояние. Казалось, мир вокруг решил подыграть его хандре.
Сознание вновь и вновь возвращалось к утренней перепалке с Далией: обрывки слов, интонации, обиженные всплески её голоса. Эти фразы будто липли к мозгу. Не успел он выбраться из постели, а она уже развернула свою привычную шарманку:
— Опять упаковку не закрыл! Сколько можно?! Ты специально? Тебе сложно? — и так далее, целый роман претензий, который, казалось, никогда не кончится.
Леонид ехал злой, голодный, почти опустошённый. Позавтракать не позволило время — зато нашлось время на выяснение отношений. И всё это из-за крышки от йогурта. Он уже давно перестал удивляться тому, насколько виртуозно Далия умеет превращать любой пустяк в причину для обиды. Иногда ему казалось, что она будто тренируется — разрабатывает своё особое искусство мелочных придирок.
Он сидел, пытаясь рассеять раздражение, но оно только тяжелее оседало на груди.
И вдруг — мягкий голос:
— Простите, у вас всё в порядке?
Голос звучал чуть удивлённо, даже обеспокоенно. Он будто пробил ту плотную стену, которой Леонид обнёс себя утром.
Леонид моргнул.
Он настолько увяз в собственных мыслях, что сперва даже не поверил, что слова обращены к нему.
— Эй, вы меня слышите? — повторили уже настойчивее.
Леонид поднял глаза.
Перед ним сидела молодая девушка. Её можно было сразу назвать красивой — но это было слишком простое описание. В ней было что-то теплящееся, живое. Волнистые ореховые волосы мягко обрамляли лицо, на губах играла лёгкая, будто врождённая улыбка. Щёки украшали едва заметные ямочки, которые проявлялись всякий раз, когда она чуть шире растягивала губы.
Улыбка была такой открытой, что Леониду показалось: рядом с ним сидит человек, для которого мир — не набор хлопот, а набор маленьких радостей.
Он задержал на ней взгляд чуть дольше, чем прилично.
Девушка заметила это и, словно поощряя, улыбнулась ещё шире.
— Ну, раз вы молчите… — она слегка поджала губы, делая вид, что обижается. — Не хотите разговаривать — и ладно.
Но в её глазах плясали озорные искорки.
Леонид почувствовал, как губы сами собой растянулись в ответной улыбке. Непрошено. Непланово. Но приятно.
— Нет-нет, что вы, — пробормотал он, отмахнувшись. — Я просто задумался. Я не против поболтать.
— Вот и чудесно! — заявила она, словно именно такого ответа и ждала.
Она сидела легко, чуть наклонившись вперёд, будто беседа с незнакомцем была для неё самым естественным делом на свете.
— Меня Лианой зовут, — она протянула ладонь, маленькую, аккуратную, с ухоженными ногтями.
Леонид протянул ей свою — большую, шершавую. И в этот момент заметил: на её пальцах не было кольца.
Мысль пронзила его почти электрическим импульсом.
— Леонид, — представился он, чувствуя необычное тепло от её прикосновения. — Раньше вас здесь не видел.
— Потому что я здесь недавно, — сообщила Лиана. — Три дня как на новом месте. Вот и катаюсь. Каждый день.
Она говорила легко, будто рассказывает о чём-то простом и радостном, например о покупке новой кружки или о любимом пледе.
— А где вы работаете? — спросил Леонид.
— На «Граните», — сказала она с лёгкой гордостью.
Леонид кивнул. «Гранит» был известен — современный завод, куда с его «Орлана» многие уходили «на повышение».
— И как там? — спросил он, заранее ожидая светлый ответ.
— Замечательно! — протянула она, глаза засветились ещё ярче. — Коллеги хорошие, начальство вежливое. Мне нравится.
«Да кому бы она не понравилась…» — подумал Леонид.
Ему даже стало смешно: он представил целую мужскую бригаду, которая радостно делает ей уступки, только бы она улыбнулась.
— А сами вы где трудитесь? — спросила она, чуть наклонив голову.
— На «Орлане». Мастер.
Лиана уважительно округлила глаза.
— О-о! У нас мастера — как маленькие генералы. Столько ответственности, столько людей под началом. Уметь управлять — это же талант.
Леонид почувствовал, как внутри что-то согрелось.
Сколько лет он не слышал искренней похвалы…
Далия, напротив, повторяла лишь одно: «Пятнадцать лет на одном месте… и всё ещё мастер…»
А тут — такое неподдельное восхищение.
Он расправил плечи, будто физически ощущая, как эти слова поднимают его изнутри.
Когда электричка остановилась, они вышли вместе. Толпа рассыпалась в разные стороны. Их пути разошлись: завод Лианы был слева, Леонида — справа.
— До завтра! — сказала она, махнув ему рукой.
— До завтра… — почти прошептал он, уже ощущая: он будет ждать это утро.
И это чувство ему нравилось.
По дороге домой Лианы он не увидел. Она наверняка уехала раньше. Но лёгкая, почти юношеская эйфория не покидала его весь день.
Он ощущал внутри странную смесь энергии и тоски, будто снова стал двадцатилетним парнем, который впервые увидел кого-то особенного.
Когда он вошёл домой, телефон зазвонил. На экране — Далия.
Леонид замер.
Готовился к очередному потоку критики… но услышал:
— Лео… прости меня…
Он даже не сразу понял смысл слов.
Голос был мягким. Нервным. Сдавленным, будто она говорила, пытаясь не разрыдаться.
— Мне плохо… Я сама на себя не похожа… — продолжила она.
Леонид присел на край дивана.
Он не знал, что говорить.
— Я сегодня… после того как ты ушёл… ревела, — призналась она. — Села и просто разрыдалась. Вспомнила, как мы жили раньше… как мы могли смотреть друг на друга… как ты меня звал… «Далька моя»… помнишь?
У Леонида сжалось горло.
Он вспомнил. И голос, и тепло, и первые годы.
И ему стало больно.
— Конечно помню, — тихо сказал он.
Она продолжала вспоминать их историю — кафе на набережной, кольцо, запах кофе по утрам, выписку их сына… И каждое воспоминание било по нему сильнее, чем предыдущее.
Он сидел, слушал — и слёзы медленно скатывались по его щекам.
— Ты меня простишь? — спросила она, почти ребёнком.
Он молчал. Представлял детей. Представлял годы.
— Простишь?.. — едва слышно повторила она.
И Леонид, чувствуя, как что-то внутри ломается, прошептал:
— Конечно прощу, Далька моя.
После её «Спасибо» и коротких гудков он сидел долго, будто оглушённый.
Он вернулся в квартиру, где его ждала Лиана.
Она сидела на кровати, склонив голову, волосы падали ей на плечи.
— Жена звонила? — спросила она почти шёпотом.
В её голосе не было ни ревности, ни обиды — только тихое понимание.
Он кивнул.
— Я давно догадалась, что ты женат, — сказала Лиана. — Это видно по глазам. Уставшим. Тушёным. Погасшим.
Он усмехнулся горько.
— А сейчас? Они тоже погасшие?
Она внимательно, долго всматривалась в его взгляд.
И впервые за всё время её улыбка стала не озорной, а какой-то тёплой, мягкой.
— Нет, — сказала она. — Сейчас в них свет.
Она взяла его за руку. Её пальцы были такими тёплыми, что ему захотелось задержать эту ладонь чуть дольше.
Но она первой отняла руку.
— С этими глазами и возвращайся домой, — сказала она серьёзно. — Скажи жене, что ушёл с работы, чтобы побыть с ней. Купи цветы. И что-нибудь вкусное. Что она любит?
Леонид выдохнул.
— Скумбрию копчёную, — честно признался он.
Лиана скривилась, но мягко.
— Возьми ей сладости. Это романтичнее.
— Хорошо.
Он встал.
— Ну… мне идти? — спросил он, будто спрашивает разрешение.
— Иди, — улыбнулась она.
В её улыбке стояла грусть, но без упрёка — светлая, спокойная.
Она словно благословляла его на возвращение к жизни, которую он почти разрушил.
Леонид вышел за дверь.
Коридор показался длиннее обычного — и будто светлее.
Он шёл, и с каждым шагом чувствовал, что стал другим человеком.