Егор Павлович и Марина Степановна в этом году собирались отметить тридцатый год совместной жизни. Дата не считалась юбилейной, но всё равно ожидалось, что торжество выйдет тёплым и шумным. Однако всё вышло иначе.
Егор Павлович руководил большим холдингом, и примерно за две недели до годовщины сообщил жене, что ему придётся отправиться в рабочую поездку как раз на эти даты. Марина Степановна расстроилась, но драму из этого не устроила.
— Ничего… Вернёшься — выберемся всей семьёй куда-нибудь поужинать.
Но и этот план распался. Половина приглашённых родственников не добралась: кто заболел, кто внезапно уехал. В итоге за столом сидели только Егор Павлович, Марина Степановна, их дочь Зоя с мужем, и ещё мать Егора Павловича.
Разговор не складывался. Егор Павлович, некогда душа компании, почти не открывал рта — казалось, мысли его блуждали где-то очень далеко. Марина Степановна сначала пыталась оживить атмосферу, но потом остановилась — тревога внутри росла. Она смотрела на супруга и понимала, что с ним происходит что-то нехорошее.
Когда муж отвёз свекровь домой, она обняла дочь:
— Зой, кажется, праздника вообще не вышло…
— Мам, ты слишком всё мрачнишь, — попыталась успокоить её дочь. — Просто устали все, вот и вышло неловко.
Но через полгода случилось то, что опровергло слова Зои. Егор Павлович ушёл из семьи. И тогда Зоя вспомнила мамину тревогу и поняла — Марина Степановна заранее почувствовала беду.
Новой женщиной отца оказалась Лера — почти ровесница Зои. Но потрясла семью не столько разница в возрасте, сколько то, что Лера была подчинённой Егора Павловича.
Марина Степановна долго не могла прийти в себя. Она говорила дочери:
— Понимаешь, Зой… Я теперь только и думаю, что когда ждала его вечером, накрывала ужин, спрашивала, как прошёл день… он приходил от неё. От неё!
— Мам, не надо… — Зоя уговаривала её, но понимала: такие раны словами не лечатся.
Жизнь Марины Степановны разрушилась. Она почти перестала есть, плохо спала, избегала друзей, ей было стыдно показать лицо людям.
Однажды вечером Зоя внезапно встревожилась.
— Я поеду к маме, — сказала она мужу. — Что-то тревожно на душе.
Тимофей не верил в предчувствия, но понимал, что переживает семья Зои, поэтому только кивнул:
— Езжай. И позвони потом.
Когда Зоя открыла дверь квартиры родителей, её кольнуло — слишком тихо.
— Мама? Ты тут?
Тишина. Обувь на месте, пальто висит. Значит, она дома. Зоя пошла в спальню — и увидела мать на кровати. Будто спящую. Рядом — пустые упаковки от таблеток.
— Мам! Мам, очнись! — Зоя бросилась к ней, трясла за плечи, хлопала по щекам — без ответа.
Она вызвала скорую.
Медики успели. Женщину спасли. Но Зоя всю ночь рыдала в объятиях мужа:
— Я его ненавижу… Он всё разрушил! Как он мог довести её до этого?!
На следующий день Зоя приехала в больницу — и в коридоре столкнулась с отцом. Он стоял, прислонившись к стене, словно ждал вердикта.
— Что ты здесь делаешь?! — прошипела она.
Отец поднял глаза.
— Зоя, я переживаю. Я виноват… Она мне не чужой человек.
Зоя горько рассмеялась.
— Виноват? Может, тебе ещё посочувствовать?
Он отвёл взгляд и выдохнул:
— Вчера я сказал Марине, что у меня будет ребёнок.
Зоя моргнула.
— Что?
— Лера беременна… У меня родится сын!
Он даже улыбнулся при слове «сын». И эта улыбка разорвала Зою изнутри.
— Ты серьёзно? После всего ты говоришь мне это? Дочери? Женщине, которая из-за тебя чуть не умерла?!
Она оттолкнула его и крикнула:
— Уйди! Просто исчезни! Нас оставь в покое!
Егор Павлович действительно мучился виной… временами. Но мысль о будущем ребёнке затмевала всё. Он ездил с Лерой по магазинам, покупал всё, что она просила, радовался каждой мелочи, каждый её каприз выполнял без вопросов. Забыл о том, что дома жена едва дышит от боли, а дочь ненавидит его.
Ребёнок стал для него оправданием.
Пока однажды ночью Лера не вскрикнула от боли. Кровь текла по ногам, она дрожала.
В больнице её увезли на операцию. Мальчика спасли, Леру — тоже. Но в бумагах, которые заполнял Егор Павлович, и вскрылось то, что перевернуло всё.
Когда Лера пришла в себя, он сказал:
— У меня четвёртая группа крови.
— Ну… да. А у меня вторая, — прошептала она.
— А у ребёнка — первая.
Лера побледнела.
— Это ошибка… Ром… Егор… Не может быть… Перепутали!
Но глаза у неё всё уже признали.
— Я не могу быть его отцом, — произнёс он.
Лера разрыдалась, умоляла, оправдывалась. Он молча вышел. Его «новая жизнь» рухнула.
Он пытался вернуться к дочери — но её муж даже не впустил его в дом. Поехал к бывшей жене — выговориться, как раньше.
Марина Степановна слушала холодно.
— Тебе легче стало? — спросила она.
Он пожал плечами.
— Знаешь, — сказала она, — я думала, что состарюсь рядом с тобой. Но теперь… не приходи ко мне больше никогда. Я тебе не жена. И не друг.
Так Егор Павлович остался один. Он ушёл в работу, заполняя ею пустоту. Позже Зоя родила ему внука — и позволила иногда видеть малыша. Но одиночество не отпускало. Ничто уже не могло вернуть ему семью. И эта мысль не покидала его до самого конца.