— Либо моя бывшая с детьми переезжает к нам, либо ты вылетаешь отсюда. Выбирай! — выпалил Тимур, не стесняясь, что живёт в моей квартире.
Я молча смотрела на него несколько секунд. Потом медленно отложила чашку на стол и произнесла:
— Ты серьёзно сейчас?
— Абсолютно, — пожал он плечами. — У Лары трудности. У неё двое детей. Им нужно жильё. И я не могу быть равнодушным.
— А со мной ты это согласовал когда-нибудь? — голос мой звучал тихо, но в нём звенела сталь.
— Ну… я думал, ты поймёшь. Ты ведь сама говорила, что уважаешь честность.
— Честность — это когда предупреждают, а не ставят перед фактом, — я поднялась. — Тимур, у меня тоже есть условия.
— Какие ещё условия? — нахмурился он.
— Либо ты собираешь вещи и уходишь, либо я выставляю их за тебя. И всё — без истерик.
У него отвисла челюсть.
Я сидела на своём любимом диване, обитом мягкой серой тканью, и листала книгу, хотя мысли уносились куда угодно, только не в текст. За окном моросил осенний дождь, смешиваясь с ровным мурлыканьем моей кошки Розы, свернувшейся на коленях.
Квартира — мой бастион — пахла свежесваренным кофе и уютом, выстроенным годами труда. Здесь каждая деталь — от винтажного комода до картины с осенним парком — несла мой след, мою историю.
Но теперь в этом доме появился чужой ритм. И этот ритм был Тимур.
…
Вечером я зашла на кухню, где Тимур сидел с ноутбуком.
— Нам стоит серьёзно поговорить, — начала я.
— Опять? — он вздохнул. — Мы же всё обсудили.
— Нет. Ты говорил, я — слушала. Сейчас говорю я.
Он замолчал, бросив взгляд на меня через экран.
— Ты живёшь в моей квартире. Я оплачиваю счета, продукты, бытовые мелочи. Всё это — мой вклад. Твой — какое-то иллюзорное присутствие и помощь бывшей. Я устала быть донором.
— Неужели ты считаешь, что я ничего не даю? — вспыхнул он.
— А что ты даёшь, Тимур? Кружку на столе? Шутки, задевающие? Тайные переписки с бывшей? Я не готова больше это терпеть.
Он вскочил:
— То есть ты гонишь меня?
— Нет. Я просто возвращаю себе свою жизнь. А ты — решай, чего хочешь сам. Только не за мой счёт.
…
Переезд произошёл быстро. Он не стал устраивать сцен. Сложил свои вещи в те самые чемоданы, с которыми когда-то въехал. Молча вышел. Я закрыла за ним дверь и прислонилась к ней спиной.
Роза запрыгнула ко мне на колени, словно говоря: «Вот теперь всё снова правильно».
Прошла неделя. Дом снова дышал тишиной. Я разобрала балкон, записалась на курсы итальянского, о которых мечтала три года. Однажды в воскресенье пошла в театр с Таней.
— Знаешь, ты будто стала легче, — сказала она, глядя на меня в антракте. — Раньше у тебя в глазах была тревога. А теперь — свет.
— Я просто вернулась к себе, — улыбнулась я. — И, кажется, впервые за долгое время ничего не боюсь.
— А он звонил?
— Да. Пару раз. Не беру трубку. Мы всё сказали друг другу.
После спектакля я шла по вечернему городу. Фонари отражались в мокрых лужах. В кармане пальто — билет на следующую постановку. Жизнь продолжалась. Я больше не ждала чуда. Я сама становилась им.
Теперь — мой выбор. Моя жизнь. Моё пространство. И только те, кто уважает их, смогут быть рядом.