Я долго молчала. Годами.
Слушала, терпела, помогала. Потому что мать. Потому что бабушка. Потому что «кто же, если не я». Казалось, если я буду рядом, если я подставлю плечо, всё у них как-то устроится. Наладится. Появится опора, которую они так не могут построить сами.
Но с каждым годом эта опора превращалась в подпорку. А потом — в костыль. А потом я вдруг поняла, что на мне висит вся их жизнь. И что я уже не живу своей.
Когда Яна родилась, мне было за сорок. Поздняя, выстраданная. Я всё для неё: кружки, секции, поездки, школа с уклоном, университет. Я вырастила её как принцессу — умную, красивую, уверенную. Но не научила главному: что любовь — это не жертва. Что мужчина — не ребёнок, за которым нужно ухаживать. Что взрослость — это не только платья по сезону и работа, а ещё и выбор рядом с кем просыпаться, и кого не пускать в дом даже под видом «спутника жизни».
Когда она привела Олега, я сразу почувствовала — беда. Он был слишком вежливый. Слишком гладкий. Слишком уверенный. Такие не любят — такие приспосабливаются.
Но кто бы слушал мать в двадцать?
Я отпустила. Потому что верила, что человек учится на своих ошибках. Потому что надеялась: может, ошиблась я. И ещё — потому что люблю. До боли. До бессонницы.
И вот — годы спустя. Звонок. Голос дочери, притворяющийся бодрым.
— Мама, привет! У нас новости…
И я уже знала, что ничего хорошего дальше не будет.
— Мама, переведи нам шесть тысяч евро, чтобы закрыть кредит за жильё, — просила Яна, — иначе придётся съехаться с тобой…
— Поговори с Олегом, пусть хоть начнёт что-то зарабатывать, — убеждала я дочь. — Сколько он может сидеть у тебя на шее? Янка, милая, ну это ведь абсурд! Олег — твой муж, пусть берёт ответственность. Ты в декрете почти не была, малыша на чужие руки — и сразу работать. Мне это всё не по душе!
Жизнь, как узловатый канат — не поймёшь, где порвётся. Долго всё шло гладко, пока этот Олег не вошёл в наш круг. Моя Яночка… поздний ребёнок, любовь моя, молитвами выстраданная. Когда она сказала, что выходит за него, я онемела. Девочке всего девятнадцать, университет, вся жизнь впереди — а она в ЗАГС!
— Мама, ты чего так реагируешь? — смеялась, — я его люблю, он меня любит. Всё просто.
Просто? Да не совсем. Я пыталась намекнуть, что сначала бы доучиться, профессию освоить. Но кто там слушал… Олег выглядел прилично, не спорю. Умел и за дверью подержать, и с ремонтом справиться. Но что-то в нём всегда казалось мне искусственным. Взгляд — слишком просчитывающий. Улыбка — неискренняя.
Познакомились они на студенческом форуме. Вернулась — глаза горят, всё про него. Через неделю он уже к нам на чай с розами. Вежлив, учтив, гладко говорит.
— Татьяна Аркадьевна, у вас замечательная дочь, — говорил он. — Мне повезло.
И Яна сияла от счастья. А я внутри — неспокойно. Что-то не то. Интуиция не обманула.
Свадьбу устроили шикарную — банкет, лимузины. Родители Олега вложились. Жильё они тоже им выделили — двухкомнатную квартиру в Братиславе. Всё выглядело прекрасно. И ребёнок вскоре родился — внучек Марек. Похож на Яну. Сначала и Олег помогал, нянчился, но вскоре всё изменилось.
— Как у вас дела? — спрашивала я по телефону.
— Всё в порядке. Олег пока в поиске, — сухо отвечала она.
Сначала не переживала: ну с кем не бывает? Но потом… Месяцы, годы — а он всё «ищет» себя. То стартап запускает, то онлайн-курс по лидерству проходит, то просто «рефлексирует».
— Ян, он кем вообще работал до тебя? — спрашивала я однажды.
— Почти нигде. Немного пробовал в маркетинге. А теперь хочет в IT. Только с нуля тяжело, — объясняла она.
Я не выдержала — сама поговорила с ним. А он мне:
— Не могу же я стать баристой или кассиром! У меня амбиции.
— А на что ты живёшь? — прямо спросила я.
— Яна работает. У неё стабильная позиция. А я… я себя ищу.
Дочь всё больше уставала. Яна пахала, как лошадь, Марек рос, а Олег сидел в квартире, изучая «личный рост». Он и на пособие-то подавать гордость не позволяла.
— Мама, у нас всё плохо, — жаловалась она в трубку, — Олег даже упрекает, что я мало зарабатываю.
Я взорвалась:
— Ян, это не муж, это иждивенец! Он использует тебя!
— Не говори так, — плакала она, — я его люблю…
— Любовь — это не самопожертвование! Это поддержка. А ты — одна.
Попыталась снова с ним поговорить. Предложила помощь, работу через знакомых.
— Татьяна Аркадьевна, я не нуждаюсь в подачках, — высокомерно сказал он.
— Это не подачка, а шанс. Или ты хочешь, чтобы дочь до конца жизни тебя тянула?
— Я добьюсь всего сам!
Но ничего он не добился. Яна продолжала работать, а он — мечтать.
А потом случилось то, чего я боялась больше всего. Яна позвонила поздно вечером. Голос дрожал.
— Мама, Олег мне изменил.
Я застыла.
— Что?
— Я нашла переписку. Он встречался с какой-то женщиной почти полгода. А когда я его спросила — не отрицал. Сказал, что устал быть «никем» и хотел почувствовать себя мужчиной.
— И что ты ему?
— Я… выгнала. Он ушёл. Сказал, что это моя вина, что я сделала из него никчёму.
Я слушала и не верила. Вот она — точка. Конец всему. Или начало?
— Яна, ты не виновата. Запомни это. Он не мужчина. Он паразит.
Потом пошли просьбы на отпуск, на автомобиль.
— Мам, пожалуйста, переведи на путёвку. Мы давно не были у моря.
Сначала я отказывала. Но внук… Внука жалко. Хотелось ему показать море.
Потом:
— Мама, нужна машина. Хотим универсал, чтобы всей семьёй ездить.
— На чьи деньги?
— Олег обещал, что устроится и будет выплачивать тебе.
Он, конечно, не устроился. И я снова платила.
Яна всё просила, просила. Ипотека, аренда, еда, одежда… Всё на мне. А потом:
— Мама, мы к тебе переезжаем.
— Что?
— Нам негде жить. Олег снова без работы. Банк требует погашения кредита. Нам больше некуда.
— И ты считаешь, я обязана? — спросила я.
— Ну ты же бабушка! Помоги хоть с Мареком посидеть…
— Я живу одна, потому что так хочу. А не потому что скучаю.
— Тогда… переведи нам шестьдесят тысяч евро.
Я замолчала.
— Нет, Яна. Больше — нет.
— Как это — нет?
— Это значит: хватит. Я не дам денег. И я не буду больше тянуть вас на себе.
— Ты эгоистка! Я думала, ты любишь нас!
— Я люблю тебя. Поэтому и отказываю. Вам пора жить по-взрослому.
Она бросила трубку. Мы больше не разговариваем. Я пыталась — не берёт трубку, возможно, заблокировала. Жалею ли я? Нет. Я устала быть кошельком. Хочу пожить для себя.
Если она когда-нибудь поймёт — хорошо. Если нет… Что ж, я сделала всё, что могла.