— Какая у тебя никудышная мать, не даёт нам перекусить, — пропела Валентина Сергеевна. — Ну, не хнычь, сейчас мы с ней разберёмся. Вот выскажем ей всё…
Лена застыла у шкафа с упаковкой подгузников и сжала зубы. Потом мелькнула мысль: а с какой стати она всё время проглатывает эти выпады? Хватит.
— Мама плохая, да? Радуйся, что я тебе про бабушку не рассказываю, — Лена пронзила спину матери взглядом.
Валентина Сергеевна снисходительно скользнула глазами через плечо.
— Ой, ну понеслось… Опять твои упрёки. Да брось, он же ещё ничего не соображает. Да и вообще, это так, прибаутка.
— Прибаутка? Меня твои шуточки уже вывели из себя. Кирюша, может, и не понимает, зато я-то прекрасно слышу. Так что — на себя оглянись!
— Ну надо же, какие мы нежные! Все нынче какие-то взвинченные. У тебя гормоны шалят, скоро пройдёт, — махнула рукой мать. — Мы, между прочим, детей и в холоде растили, и без еды обходились, и без всяких стиралок. И ничего, живы остались. А ты из-за ерунды кипятишься.
Эта «ерунда» началась ещё в роддоме. Когда Валентина Сергеевна приехала на выписку, она сюсюкалась с внуком и укоряла его родителей. Мол, тут ему тепло и уютно, а теперь злодеи тащат куда-то. Хотя Игорь заранее купил новый конверт и одеяло.
Тогда Лена промолчала. Ну, ляпнула и ладно. Но после этого пластинка Валентины про «плохих родителей» заела окончательно. Она придиралась к каждому шагу: мало играют, гуляют «не там», не дали соску, не взяли на руки… И всё это при том, что сама бабушка в жизни ребёнка почти не участвовала, а лишь раздавала оценки. Вроде шутя, но кололо до боли.
Лена убрала подгузники. Мысли о порядке в шкафу испарились. Сердце точила обида. Её чувства снова стерли. Разве нельзя было просто согласиться: да, ладно, больше не буду, раз дочери неприятно?
Ну что ж, пора вернуть зеркалом.
— Знаешь, мам, а ведь ты сама тоже «плохая мать»…
Валентина резко обернулась и возмущённо изогнула брови. А Лена нырнула в прошлое…
…Когда она была ребёнком, вечно слышала: мама устала, мама занята, мама спит. Лена видела её максимум пару часов в день. Отца девочка не помнила — он исчез, когда ей не было и двух лет.
Самым близким человеком была бабушка — Анна Петровна. Женщина мягкая, но с хрупким здоровьем. У неё болели ноги, и она почти не выходила на улицу, но хозяйство держала на себе. В квартире всегда царил стерильный порядок.
Анна Петровна делала с Леной уроки, показывала вязание и готовку, выслушивала школьные тайны. Именно ей внучка доверила первую любовь. К ней же прибежала плакать, когда предала подружка.
Валентина приносила еду и деньги, но не тепло. Для Лены она не была плохой или хорошей. Она просто существовала. Как гул машин во дворе: всегда где-то фоном.
Самыми яркими воспоминаниями детства стали дороги в школу.
— Ты девочка взрослая, а у меня ноги уже не те, — сказала бабушка после первой недели учёбы. — Ходить придётся одной. У мусора не задерживайся, гаражи обходи стороной. Если чужой позовёт — кричи и убегай.
Лена не обижалась: бабушка едва ходила. Но ей всё равно было страшно, особенно зимой в темноте.
Путь в школу пролегал через старый частный сектор с покосившимися домами. Одноклассников водили мамы и отцы. У Лены рядом никого не было. «Плохая мать» в это время работала.
С деньгами в семье тоже было туго. Новое покупали лишь «на вырост». Спасали дальние родственники и знакомые — приносили ненужные вещи.
— Ватку в кроссовки подложи, и станут впору. Большие — не маленькие, поносишь, — заявляла Валентина.
Лена до сих пор помнила мужскую куртку, в которой проходила два года. Другой не было. А ещё — как бабушка учила зашивать дырки «чтобы почти не видно».
И теперь та же мать шутила о том, какая её дочь непутёвая мама.
— Я ж тебе помочь хочу! Научить! А ты кричишь, будто я тебя в чём-то обвиняю, — с обидой произнесла Валентина.
— Хочешь помочь — не унижай меня при ребёнке. Это не смешно. Это больно.
— Ой, насмотрятся этих своих роликов, где их жизни учат, а потом всё у них «больно», — буркнула мать и отвернулась.
— Мам, ты бы лучше такой идеальной была, когда я росла. Это же далеко не все твои промахи. Продолжить?
…Когда Лене было четырнадцать, мама вдруг сообщила, что у них будет пополнение. Тогда девочка ещё не понимала, что ждёт. Но вскоре разобралась.
— Ты мне помогать будешь, — сразу объявила Валентина. — Не зря ж я тебя растила? Теперь твоя очередь вносить вклад. Других-то нет.
Отца ребёнка мать даже не упоминала. Видимо, он сбежал, едва узнал.
Рождение Маргариты перевернуло жизнь Лены. Из школьницы она превратилась в няню. Подгузники, бутылочки, коляска — всё это вытеснило личную жизнь. Пока подруги гуляли и обсуждали мальчиков, Лена развешивала пелёнки и засыпала под детский плач, иногда прямо на тетрадях.
Итог был закономерен: выпускные экзамены еле-еле сданы. Про университет мечтать не приходилось.
— Денег у нас нет, — сказала мать. — Так что пойдёшь работать. Опыт наберёшься. Пригодится.
С опытом было плохо. Лена успела поработать и на складе, и кассиром, и курьером, но надолго нигде не задерживалась. Мать регулярно требовала:
— Забери Маргариту из садика! У них там проблема!
И Лена бежала. Кто ещё? Бабушка уже слегла, а Валентина настаивала: её зарплата важнее.
Так и жили. Подруги выходили замуж, летали в отпуска, а Лена металась между домом и работой. Жизнь проходила мимо.
После смерти бабушки стало легче. Маргарита подросла, и Лена встретила Игоря. Съехала к нему, вырвалась из семейного плена. Долго не хотела детей, но Игорь настоял, пообещав помогать. И правда помогал, насколько мог.
Валентина слушала всё это с поджатыми губами. Она никогда не задумывалась, что чувствовала дочь.
— Я всё ради вас делала, а ты вот что думаешь обо мне! Я же не гуляла, не пила, работала. Всё в дом! — сорвался её голос.
— Я знаю. Но, как видишь, чтобы быть «хорошей», мало просто вкалывать. А ещё слишком легко навешивать ярлыки со стороны.
Мать сложила руки на груди, словно обиженный подросток. Смотрела в стену.
— Ну… извини, если что-то делала не так, — фыркнула она.
Лена не ждала извинений, но хотела понимания.
— Мам, давай оставим. Это прошлое. Но учти: после таких выпадов видеть внука ты сможешь только рядом с нами. А если ещё раз назовёшь меня плохой, я начну рассказывать Кирюше, какая у него бабушка скупая и неласковая.
Валентина ничего не ответила, шумно выдохнула и ушла.
А через неделю она приехала с кульком погремушек и «правильных» игрушек. Ошибки свои не признала, но больше не провоцировала. Может, услышала, может, просто захотела сохранить ниточку связи. Для Лены важен был сам факт. Пусть мать не идеальная, но хотя бы теперь она услышала дочь.