– Марин, я хочу сделать тест на отцовство, – неожиданно выпалил Павел.
Слова прозвучали как гром среди ясного неба. Марина, ставящая на стол тарелку с картофельной запеканкой, замерла. Взгляд её серых глаз на мгновение стал пустым. Только звук старых часов на стене напоминал, что время всё ещё движется.
– Что ты сказал? – спросила она тихо.
– Тест. На отцовство, – Павел уже не смотрел на жену. Он нервно теребил край салфетки и старался казаться спокойным, но дрожь в голосе его выдала.
Марина села за стол напротив, сцепив пальцы в замок.
– Почему? – просто спросила она.
Павел поднял на неё глаза и быстро отвёл взгляд.
– Марин… – он запнулся, – ты ведь видишь, Настя… Она не похожа ни на меня, ни на тебя. Тёмные глаза, кудрявые волосы. А мы… ну…
– Мы что? – Марина улыбнулась без тени радости. – Светлые и гладкие? Ты это хотел сказать?
– Я не знаю, – Павел потер шею и вздохнул. – Просто… Катя, Лиза, Света, они все в меня… люди говорят….
– Люди? – Марина подняла брови. – Какие люди?
– На работе… Вспоминают старые истории. Про ошибки в больницах. Я сначала не слушал, а потом… – он осёкся. – Я стал замечать. И… не могу выбросить это из головы.
Марина долго смотрела на него.
– А что ты замечаешь, Павел? Улыбку Насти? Или её смех, который точно твой?
– Дело не в этом, – Павел взглянул на неё, отчаянно пытаясь подобрать слова. – Я не сомневаюсь в тебе… Я просто хочу быть уверен. Я хочу знать.
Марина кивнула, словно соглашаясь. Но её взгляд потемнел.
– Хорошо, Павел. Я сделаю тест на материнство.
– Что? – он не сразу понял, что она сказала.
– Тест на материнство, – повторила Марина. – Может, это не я родила Настю? Может, это больница перепутала детей? Раз уж ты хочешь разбираться в бумажках, давай разберёмся вместе.
Павел молчал. Он не ожидал такого ответа.
– Марина, ты что…
– Что, Павел? – её голос звучал ровно, но в нём чувствовалось что-то опасное. – Если ты сомневаешься в родстве с Настей, я тоже могу усомниться. Сомнения заразны, ты не знал?
– Это не то, что я хотел… – Павел опустил голову.
Марина встала из-за стола. Шум её шагов по линолеуму эхом отдавался в пустой кухне.
– Знаешь, что обидно, Павел? – её голос теперь был тихим. – Ты не поверил мне. Хотя я была рядом всё это время.
Она вышла, оставив Павла наедине с его сомнениями.
—
На следующий день Марина стояла у окна и смотрела, как Настенька, прекрасная девочка с темными кудрявыми волосами весёлая, бегала по двору. Светлые прямые пряди её старших дочерей колыхались на ветру, и в этом контрасте было что-то символичное.
Внезапно раздался звонок в дверь. Жанна ворвалась в дом, будто буря, с пакетами и горящими глазами.
– Марин, ну-ка, быстро рассказывай! Ты слышишь, что на работе говорят?
– Ты о чём? – Марина повернулась к подруге.
– Павел… Он что, с ума сошёл? Тест на отцовство? – Жанна бросила пакеты на стол и всплеснула руками. – Ты ещё этого терпишь? Да ты себя не уважаешь!
Марина устало присела на стул и потёрла виски.
– Жанна, не начинай. Я не вижу в этом ничего страшного.
– Ничего страшного?! – Жанна упёрла руки в бока. – Мужик, который сомневается в тебе, не стоит грошика. А ты ему что, «хорошо, Павлик, делай»? Он ещё и телефон твой будет проверять, если так пойдёт.
В этот момент в комнату вошла Светлана Николаевна. Она явно что-то услышала в прихожей.
– Марина! Ты это про тесты сказала? Правда? – глаза матери сузились, а голос задрожал от возмущения.
– Правда, мама.
– Ох ты, Господи… – Светлана Николаевна схватилась за сердце и села на диван. – Он хоть понимает, что тебя этим унизил? Ты почему молчишь? Я бы его из дома выгнала!
Марина не ответила. Она смотрела в окно, где Настя смастерила себе венок из одуванчиков.
– Мам, не нужно так. Если это его тревожит, пусть делает. Мне нечего скрывать.
Светлана Николаевна горько усмехнулась:
– Вот оно что… Ты думаешь, он успокоится? Нет, дочка. Тебе нужно было показать, что ты не тряпка. Любовь – это доверие, а не бумажки.
Жанна кивала рядом, поддакивая каждому слову.
– Послушай свою мать, Марин! Иначе однажды ты проснёшься, а он уже совсем тебя не уважает.
Марина медленно поднялась и выдохнула:
– Я не хочу войны. Пусть делает, что считает нужным. Я его люблю. Но в этом доме порядок наводим мы, а не чужие люди.
Жанна и Светлана Николаевна замолчали. А за окном, под лучами солнца, Настенька смеялась, не замечая тяжёлой тени, что нависла над домом.
—
На следующий день Марина с чашкой чая сидела у окна. Солнце просвечивало сквозь тюль, но в душе у неё было пасмурно.
Вдруг телефон зазвонил. На экране высветилось имя Жанны.
– Марин! Ну что ты молчишь? Ты как? – Жанна говорила торопливо, будто уже знала, что происходит. – Слушай, ты должна дать ему отпор! Это же… унизительно!
– Жанна, я не вижу в этом унижения, – спокойно ответила Марина. – Если его это успокоит, пусть делает.
– Ты серьёзно?! – подруга вспыхнула. – Так и будешь молча глотать его сомнения? Марин, ты себя не ценишь. Он обязан доверять тебе, точка.
Марина не ответила. Жанна громко вздохнула, но продолжила:
– Ладно, не хочешь слушать меня, хотя бы мать послушай.
Словно по расписанию, дверь распахнулась, и в комнату вошла Светлана Николаевна. Её лицо сразу напряглось.
– Марин, он не передумал? – она села рядом и пристально смотрела на дочь.
– Нет, мам.
– Вот он гад! – вскипела мать. – Я ему глаза выцарапаю. В кого он такой недоверчивый?
– Мам, остановись, – голос Марины был усталым. – Павел не враг мне. Он просто запутался.
– Запутался?! Мужик, который не верит жене, не муж вовсе! Ты бы его сразу на место поставила!
Марина покачала головой.
– Я не хочу войны. Он мой муж, и я его люблю.
Светлана Николаевна вздохнула, откинулась на спинку стула и покачала головой:
– Любишь… А он любит? Разве любовь – это сомнения?
Солнце продолжало светить в окно, но его свет уже не согревал.
—
Тесты были отправлены. Дом погрузился в тягостное ожидание.
Павел стал молчаливым. Он уходил на работу рано, возвращался поздно и всё чаще сидел на кухне, угрюмо уставившись в чашку с чаем. Марина не спрашивала. Она чувствовала, что любые её слова в этом воздухе повиснут пустым эхом. Дочери, даже маленькая Настенька, чувствовали напряжение.
Однажды, за ужином, тишину прервала старшая дочь, Лиза:
– Пап, почему ты не смеёшься? Тебе грустно?
Марина замерла с ложкой в руке. Павел вздрогнул и натянуто улыбнулся:
– Всё хорошо, Лизонька. Просто устал.
– Тогда улыбнись, – добавила Лиза, лучась наивной детской радостью.
Павел глянул на Настю. Та в этот момент хохотала, раскинув кудрявые волосы, и вдруг он резко отвёл взгляд. Марина заметила это.
Позже, когда Павел мыл посуду, Марина подошла и тихо заговорила:
– Ты боишься смотреть на неё?
Он сжал руки до белых костяшек.
– Марина, давай не сейчас.
– А когда? Когда письмо из лаборатории придёт? Или когда мы совсем перестанем разговаривать? Павел, я рядом, но ты ведёшь себя так, будто я твой враг.
Павел повернулся, и впервые за долгое время в его глазах была боль.
– Я не знаю, что со мной. Я… хочу, чтобы всё было как прежде. Я боюсь ошибиться, Марин. Понимаешь?
Марина смотрела на него долго. Затем тихо проговорила:
– Если ты ошибаешься в нас, Павел, то это гораздо страшнее.
Он не ответил.
—
Прошла неделя. В почтовом ящике появился конверт. Павел принёс его, держа в руках как нечто горячее и опасное. Они стояли в гостиной вдвоём. Марина протянула руку:
– Открывай.
– Ты не хочешь…?
– Открывай, Павел, – её голос был ровным, но глаза выдавали усталость.
Он медленно разорвал бумагу. Марина смотрела на его лицо и видела, как сначала замерла, а затем дрогнула его челюсть.
– Мы родители Насти, – прошептал он, словно не веря.
Марина кивнула:
– Я знаю.
Павел опустился на диван и спрятал лицо в ладонях.
– Я дурак. Марин, прости…
Она села рядом и мягко положила ладонь на его плечо.
– Наша Настенька просто особенная. Разве этого мало?
Павел поднял голову, глядя на неё виновато:
– Я… больше так не буду. Никогда.
—
Семейный ужин выдался шумным. За столом собрались все: Светлана Николаевна, Жанна и Павел. Старшие дочери то и дело перебегали из кухни в гостиную, а маленькая Настенька резвилась на диване, смеясь и раскидывая свои кудрявые волосы. Казалось, всё было как всегда. Но молчание взрослых, как тяжёлый камень, давило на грудь.
– Марин, ты не пробовала новый салат, который я принесла? – вдруг подала голос Жанна, улыбаясь так широко, что было понятно – это только для видимости.
Марина кивнула, но ничего не сказала. Она машинально поправляла ложку на краю тарелки.
Светлана Николаевна не выдержала первой. Она отложила вилку с громким звуком и повернулась к Павлу.
– Павел, как ты мог?! – голос её дрожал, но был полон решимости. – Предложить моей дочери такую гадость, как тест на отцовство! Да ты должен на коленях у неё прощения просить!
– Мам… – тихо произнесла Марина, пытаясь остановить её.
Но Светлана Николаевна уже завелась.
– Нет, Марина! Я промолчать не могу. Разве так с женой обращаются? Ты – мать его детей, а он тебе что? Недоверие вместо благодарности!
Павел поднял голову и тяжело посмотрел на неё.
– Светлана Николаевна, я вас уважаю, но это не ваше дело.
– Не моё дело?! – она почти вскочила с места. – Ты поставил под сомнение честь моей дочери, и это не моё дело?
– Светлана, пожалуйста, прекратите, – Марина снова попыталась вмешаться.
Но тут подала голос Жанна, подливая масла в огонь:
– Я тебе говорила, Марин. Вот до чего мягкость доводит. Мужик должен знать своё место. Ты его жалеешь, а он тебе нож в спину. Разве это нормально?
– Хватит! – вдруг резко сказал Павел, стукнув вилкой по столу так, что звякнули тарелки.
Гробовая тишина. Даже Настенька замерла на диване и уставилась на взрослых своими большими тёмными глазами. Павел медленно повернулся к Марине.
– Марин, тебе правда так обидно было? Почему ты тогда ничего не сказала?
Марина смотрела на него спокойно, но в её взгляде была боль, которая копилась все эти дни.
– Потому что я люблю тебя, Павел. А любовь – это не бумажки, не тесты и не сомнения. Это доверие. Я знала, что правда одна. И я была готова помочь тебе справиться с твоими страхами. А ты… Ты решил, что бумажка важнее меня.
Павел сглотнул, словно слова застряли у него в горле.
– Я не хотел тебя обидеть… – он перевёл взгляд на Светлану Николаевну и Жанну. – Но вы, женщины, хороши. Почему вы внушаете Марине, что в семье должно быть только скандалы и упрёки? Почему вы заставляете её сомневаться в любви, которую она несёт нам всем?
Жанна насупилась, но промолчала. Светлана Николаевна отвернулась, шепча себе что-то под нос.
– Марина, я ошибся, – Павел снова посмотрел на жену. – И я виноват перед тобой. Но… почему все решили, что я – враг? Почему вместо поддержки вы только указываете на мои ошибки? Разве в этом смысл семьи?
Марина вдруг улыбнулась, впервые за последние дни.
– Потому что у каждого из нас своё понимание любви, Павел. Для мамы и Жанны любовь – это бороться за себя, чтобы тебя ценили. А для меня… Для меня любовь – это прощать и верить. Даже тогда, когда страшно.
Павел опустил голову и провёл рукой по лицу, словно пытаясь вытереть стыд, который не стирался. Наступила пауза. Только детский смех снова вернулся в комнату – Настенька что-то рассказывала своим игрушкам.
– Я не знаю, чем я заслужил такую женщину, как ты, Марина, – наконец сказал Павел тихо.
Светлана Николаевна вздохнула и поднялась из-за стола, качая головой.
– Вот и всё. Всё прошло. А у меня чуть сердце не лопнуло, – пробормотала она и ушла в гостиную.
Жанна тоже встала, пожав плечами:
– Марин, ты, конечно, сама решай. Но не будь слишком мягкой. Мужики это чувствуют. И пользуются.
Марина посмотрела ей вслед и улыбнулась Павлу. Ласковая, спокойная улыбка.
– Я не мягкая, Павел. Просто я знаю, что такое семья.
Павел подошёл к ней и тихо обнял, будто впервые за долгие дни позволил себе вздохнуть полной грудью.
– Прости, Марин.
– Ничего, Павел. Мы только сильнее стали, правда?
В комнате раздался звонкий смех Настеньки, которая в этот момент прыгнула с дивана и прибежала к родителям. Её тёмные глаза блестели от счастья.
– Мам, пап! Смотрите, какой венок я сделала!
Марина погладила её по кудрявым волосам и улыбнулась Павлу:
– Пусть она хоть фиолетовая с зелёными прядями будет. Это наша девочка. Она – особенная.
Павел рассмеялся и подхватил дочь на руки.
В этот момент все сомнения улетучились, оставив место только любви и теплу семьи.