— А ты чего ожидала? — усмехнулся супруг. — Я тебе тогда что, шутил? Я же сразу сказал, что терпеть малышей не могу!
Ира едва удержалась от всхлипа:
— Гена, как можно так относиться к собственному сыну? К человеку, который от тебя родился? Ты ведь даже по имени его ни разу не называешь… Какой он тебе «этот»?!
Макс, пухлый годовасик с измазанными кашей щеками, выронил погремушку.
Он на секунду застыл, втянул побольше воздуха — и завыл так отчаянно, что у Иры заложило уши.
Она подскочила к стульчику, подняла малыша и бросила взгляд на мужа.
Геннадий спокойно доедал завтрак.
— Ну-ну, маленький, — зашептала Ира. — Уронил и уронил, сейчас папа поднимет. Гена, подай, пожалуйста, игрушка прямо у твоей ноги.
Гена мельком посмотрел вниз. Желтый жираф лежал буквально в сантиметре от его тапка.
Он легонько отпихнул игрушку носком в сторону и продолжил мазать хлеб маслом.
— Геннадий! — Ира сорвалась. — Зачем ты пинаешь? Тебе трудно наклониться?
Муж медленно поднялся, прошёл к кофемашине, нажал кнопку и, дождавшись, пока чашка наполнится, наконец повернулся:
— Я тороплюсь, Ир. Через сорок минут планёрка. А я даже толком не позавтракал.
Пробки, утро… Возьми сама эту погремушку. И подходить я к нему не хочу — рубашка светлая, хватало мне уже пятен.
— Причём тут рубашка? Ребёнок рыдает, а тебе будто безразлично…
— Он у тебя круглосуточно орёт, — невозмутимо ответил Гена. — Такое у него занятие — выматывать мне нервы. Ладно, я побежал.
Он коснулся губами щеки жены и ловко увернулся от липких ладошек сына.
— Па-па! — расплылся в улыбке Макс.
Гена даже глазом не повёл.
— Пока, — бросил он и ушёл.
Дверь хлопнула. Ира села и разрыдалась.
Макс, почувствовав мамино состояние, затих и начал размазывать кашу по столику.
Ира выдохлась, утерла слёзы и попыталась взять себя в руки — ей нельзя было раскисать при ребёнке.
И тут всплыл тот самый разговор с мужем, сразу после свадьбы. Гена тогда спокойно произнёс:
— Ир, я, если откровенно, детей не перевариваю. Вообще никаких. Меня от них передёргивает — шум, крошки, бардак, бесконечное нытьё…
Ну зачем нам это? Давай без детей обойдёмся?
Она тогда рассмеялась, отмахнулась:
— Перестань, Ген. Все так говорят, пока своего не увидят. Инстинкт проснётся — сам не поймёшь, как.
Но никакой инстинкт у него не проснулся. И собственного сына он будто бы отвергал.
К обеду приехали родители Иры. Марина Павловна ворвалась первой, а за ней, запыхавшись, вошёл отец — Павел Сергеевич — неся огромную коробку конструктора.
— Где наш командир? Где наш начальник? — громогласно объявил он. — Ну-ка, иди к деду!
Макс радостно завопил, и следующие пару часов в квартире царила настоящая гармония.
Ира впервые за сутки позволила себе просто посидеть с кружкой чая, наблюдая, как отец строит из кубиков замки, а мать кормит внука яблочным пюре, приговаривая смешные рифмовки.
— Ир, ты бледная, — заметила Марина Павловна. — Гена опять поздно вчера пришёл?
— Нет, — Ира отвела глаза. — Просто… устала.
Мать сжала губы. Она всё понимала. В квартире не было ни одной общей фотографии семьи — только те, что с выписки, где Гена выглядел так, будто его силой удерживали.
Она знала: зять никогда не спрашивает, как Макс развивается, какие прививки, какие зубы. Ира жаловалась ей уже не раз…
— Он хоть к ребёнку подходит? — осторожно спросил отец.
— Пап, пожалуйста, не начинай. Он устает на работе.
— Работа! — фыркнул Павел Сергеевич. — Да я на двух работах тянул, когда вы росли! И чтобы я к кроватке не подошёл? Да я ночами вставал, чтобы мать могла поспать! А этот… пан какой-то.
— Паша, потише, — одёрнула жена. — Ирочка, поговорила бы ты с ним? Так ведь нельзя. Мальчику отец нужен.
— Я говорила, мам. Много раз.
Ира сцепила руки — ей было стыдно. И больно. Она понимала: ребёнку она выбрала не того отца.
— И что он отвечает? — не выдержал отец.
— «Подрастёт. Когда будет человеком, тогда и поговорю. А пока это — твоя ответственность».
— Только твоя?! — возмутилась Марина Павловна. — А делали вы его как, по веточке отщипнули? Он участия не принимал? Вот уж… чудик какой!
Вечером, когда родители ушли, настроение у Иры упало ещё сильнее. Нужно было приготовить ужин, убрать игрушки, чтобы Гена снова не начал кричать, что наступил на что-то.
Гена пришёл около восьми.
— Привет, — бросил он ключи. — Есть что пожрать? Я голодный как зверь.
— Котлеты в духовке, салат на столе, — Ира вытерла руки о полотенце. — Макс сегодня два новых слова сказал: «баба» и «дай».
— Отлично, — безразлично буркнул муж, стягивая пиджак. — Главное, чтобы «дай» не про мою зарплату. И так куча денег на него уходит.
Он самодовольно фыркнул от своей «шутки» и ушёл переодеваться. А Ира застыла, поражённая.
Это было не просто грубостью — это была пугающая пустота. Сказал ребёнок слово или кашлянул — реакция была бы одинаково нулевая.
У Макса шли зубы. Он плакал с утра, семью всю ночь не отпускал.
Ира укачивала его, мазала десны, включала мультики — бесполезно.
У Гены был выходной.
Он сидел в гостиной с ноутбуком, пытался смотреть сериал, но детский вой пробивался и сквозь наушники.
Ближе к двум дня Ира попыталась уложить сына на дневной сон — единственный шанс хоть чуточку передохнуть.
Но Макс выгибался, бросал соску и кричал так, что звенели стёкла.
И тут дверь распахнулась — Гена ворвался внутрь.
— Ира, ну сколько можно?! — рявкнул он. — Четыре часа этот вопль слушаю! У меня башка трещит!
Макс, испугавшись, взвыл ещё громче. Ира не выдержала:
— Ты думаешь, мне легко?! У него зубы! Ему больно!
— Ну так сделай хоть что-нибудь! Успокой! Напои лекарством!
— Я давала! Ему уснуть надо!
Гена шагнул ближе, навис над ней:
— Хватит мучить его! Не засыпает — не укладывай. Пусть хоть в другой комнате орёт. На кухню его вынеси, дверь прикрой!
— Ты что несёшь? — Ира побледнела. — Ему всего год! Он без сна не может!
Если он сейчас не поспит, к вечеру мы все сорвёмся. Он, ты, я — никто не выдержит.
— Да наплевать мне на его нервы! Не спит — значит, вечером быстрее отключится. Всё логично.
Мне надоело слушать это нытьё. Я дома хочу отдыхать, ясно? Мне этот балаган надоел!
— Отдыхать? — Ира медленно поднялась, держа дрожащего Макса. — А я? Ты знаешь, что я сегодня даже поесть не успела? Что в туалет сходить не получается?
Если он не уснёт, я просто рухну. Мне нужен этот час. Мне!
— Началось… — фыркнул Гена. — Мать-героиня. Все рожают, все воспитывают. А ты у нас одна страдалица.
Выпусти его на пол, пусть повозит игрушки. А ты иди займись делами.
— Ты вообще понимаешь, что говоришь? — голос Иры задрожал. — Это твой сын. Ему больно.
А ты предлагаешь лишить его сна, чтобы досмотреть свой сериал?!
— Я предлагаю нормальный выход! — взревел Гена. — Не спит — не заставляй!
Макс снова разрыдался. Ира посмотрела на мужа так, будто тот стал ей чужим.
— Выйди, — сказала она глухо.
— Что? — не понял он.
— Выйди из комнаты. И дверь закрой.
Геннадий пару секунд молчал, потом фыркнул и ушёл, с силой хлопнув дверью.
Чуть позже измученный Макс всё-таки уснул. Ира вышла на кухню.
Гена жевал бутерброд и листал ленту.
— Я разговаривала с твоей мамой, — сказала Ира, облокотившись о косяк.
Гена напрягся.
— Зачем?
— Хотела понять, что происходит. Спросила, каким ты был. Как тебя воспитывали.
Она сказала, что твой отец души в тебе не чаял. Брал тебя с собой везде, читал, играл.
Ты рос в любви, Гена. Откуда в тебе вот это?
Он повернул голову медленно, будто через силу.
— Ещё раз, — холодно произнёс он, — ты полезешь к моей матери — мы серьёзно разойдёмся.
— Я не жаловалась. Я совет искала.
— Совет? — он усмехнулся. — А знаешь, что она мне потом сказала? Что я бессердечный и семью рушу.
Ты выставила меня чудищем. Тебе легче?
— А ты и есть… — тихо сказала Ира. — Посмотри на себя. Ты живёшь с нами, как посторонний.
Ты ни разу за неделю не сказал «Макс». Только «он», «этот», «мелкий». Ты его отвергаешь?
Гена молчал.
— Я не отвергаю, — наконец прохрипел он. — Я просто… Я не знаю, как с ним обходиться.
Он орёт, он пачкает всё вокруг, он вечно чего-то требует!
Я возвращаюсь домой — дома хаос. А я тишины хочу. Хочу с тобой поговорить, фильм включить.
А вместо этого — игрушки на полу, пелёнки и твой усталый вид.
— Это пройдёт, Ген. Дети растут…
— Медленно растут. Слишком.
И я тебя предупреждал: я не люблю детей. Ты думала, я шутил?
— Я думала, у тебя хватит зрелости. И что «не люблю детей» ≠ «не принимаю собственного».
— Оказалось — одно и то же, — он бросил бутерброд в мусор. — Я выйду прогуляться.
— Иди, — Ира отвернулась. — Мы с Максом не обеднеем.
Он ушёл. Ира сразу позвонила родителям. Требовалось срочно что-то менять.
Вечером Макс проснулся тихим, весёлым. Ползал за котом, смеялся.
Гена вернулся спустя пару часов, плюхнулся в кресло, потянулся к пульту.
Макс увидел его, просиял, подполз, ухватился за штанину:
— Па! — звонко сказал и протянул игрушечную машинку.
Ира замерла, боясь дышать.
Геннадий взглянул мельком и поморщился:
— Убери его. Хочу спокойно посмотреть телевизор. Чего он ко мне липнет? Иди к матери, малой!
Ира молча подняла Макса и унесла.
Через час она вытащила два чемодана. Гена даже не успел спросить, когда раздался звонок —
это приехали её родители.
Иру уговаривали вернуться месяц. Даже свекровь пыталась, но она была непреклонна.
Через пару дней она подала на развод.
Геннадий вдруг «передумал», стал добиваться встреч, умолять, но Ира решила: только через суд.
Максим будет расти рядом с её отцом — с настоящим мужчиной, каким Гена так и не стал.