Как бы абсурдно ни звучало, но рассталась я с собственным мужем из-за банального отказа от чужих денег. Вдумайтесь в это…
Началось всё в прошлую субботу. К нам зашла на чай Маргарита Петровна — моя свекровь, если говорить официально.
— Сашенька, поправь рубашку, — произнесла она с порога, даже не взглянув на меня. — А ты, Даша, чего такая уставшая? На работе опять себя загоняешь?
Мы устроились за столом. Саша с аппетитом ел пирог, а Маргарита Петровна смотрела на него так, будто перед ней святыня. И неожиданно заявила:
— Ночи не сплю, всё о вас думаю. Тяжело вам, ипотека душит… Приняла решение: буду отдавать вам всю свою пенсию. Полностью.
Саша застыл с вилкой в руке:
— Мам, правда? Это…
— Абсолютно. Но есть одно условие, — она обернулась ко мне, и её «ласковый» взгляд стал каменным. — Чтобы не путаться с переводами, подключите ваш ипотечный счёт к моему телефону. Я буду сама следить за зачислениями — так надёжнее.
Мой внутренний финансовый аналитик (всё-таки десять лет в банковской сфере) взвыл тревогой.
— Маргарита Петровна, — спокойно начала я, — мы очень благодарны. Но ипотечная карта — это не обычный счёт. Привязав её к вашему номеру, вы фактически станете третьим участником кредита: без обязательств, но с правом контроля.
— Да перестань ты мне лекции читать! — отмахнулась она. — Какие ещё права? Я хочу помочь! Саш, объясни ей!
Муж посмотрел на меня, и я увидела, как из тридцатилетнего мужчины исчезает взрослость, и остаётся мальчик, который боится обидеть маму.
— Даш, ну серьёзно… маме так удобнее. Тебе-то какая разница? Деньги ведь одинаковые.
— Деньги — да, — ответила я, — вот только условия — нет. Если ваша мама хочет поддержать, пусть переводит тебе на карту. А мы сами внесём платёж. Доступ к ипотечному счёту остаётся только у нас. Это вопрос безопасности.
Маргарита Петровна поднялась.
— Значит так. Я вам — последнее, а вы мне — про какие-то границы! Ты что, подозреваешь меня в воровстве? Думаешь, я полезу в ваши копейки?
— Я думаю, что в семье должно быть два взрослых человека. Не трое, — тихо произнесла я.
— Понятно всё с тобой. Саша, собирайся. Я больше не намерена терпеть оскорбления в квартире, которую вы ещё даже не выплатили!
Она хлопнула дверью так, что стены вздрогнули. Пирог остался на столе — остывший и никому не нужный. Саша не сказал ни слова, просто ушёл в спальню и лёг, отвернувшись.
Два дня он молчал, а я пыталась объяснить:
«Пойми, если она получит доступ, она начнёт вмешиваться во всё: в покупки, расходы, скажет, что мы зря взяли вино, а не молоко. Будет возмущаться, что мы гасим кредит не так быстро, как ей хочется».
Он молчал.
А сегодня пришёл с бумагой.
— Я подал на развод, — сказал он, глядя сквозь меня. — Мама считает, что ты слишком подозрительная. Ты всё контролируешь. Она поможет мне выкупить твою долю — у неё, оказывается, были накопления.
Я рассмеялась горько.
— Значит, всё было проверкой. Тест: прогнусь я или нет?
Он промолчал и начал бросать вещи в сумку — комом, нервно, поспешно.
Я наблюдала за ним и думала о том, как хорошо, что у нас нет детей. И что единственное, что нас связывает — эта квартира. Продадим, поделим.
— Забери пирог, — сказала я напоследок, кивнув на засохший кусок. — И маме передай спасибо. Она меня выручила.
— От чего? — буркнул он.
— От жизни с мужчиной, который женат на собственной матери.
Дверь захлопнулась. И я осталась одна в пустой квартире.