Ирина проснулась не от будильника, а от чужого шума: за стенкой хлюпала вода, слышались приглушённые голоса. Павел опять засел в ванной с утра пораньше, и его жена Лиза ругалась, что не успеет принять душ перед работой.
Ирина закрыла глаза, но сна уже не было. В груди поднялась привычная тяжесть. «Сколько это ещё будет продолжаться?..»
Она накинула халат, прошла на кухню. Достала из шкафчика свой единственный предмет — кружку с голубыми цветами. Только она напоминала о том, что у Ирины есть хоть что-то своё в этом доме. Всё остальное — не её: посуда, мебель, полотенца, даже воздух казался чужим.
На кухне пахло кофе и корицей. В дверях появилась Валентина Сергеевна, мачеха Андрея. Всегда с идеальной укладкой, в бордовом шелковом халате, с чашкой в руке.
— Доброе утро, Ирочка, — протянула она мягко, но взгляд скользнул оценивающе, словно на экзамене. — Хорошо спалось?
— Нормально, спасибо, — Ирина сильнее сжала ладони вокруг кружки.
— Ты же понимаешь, мы тут временно, — Валентина присела на край табурета. — Решим вопрос с квартирами — и у каждого будет своё место. Семья держится на том, что все знают границы.
Ирина привычно уловила холод за этими словами. Каждый раз, когда мачеха произносила «семья», ей казалось, что это слово — не про неё.
В кухню ввалился Павел — взъерошенный, в растянутой футболке и тапках. Усмехнулся:
— О, комиссия по жилью уже заседает. Ну зачем тебе ещё квартира, Ир? Здесь же тепло и по-домашнему.
Валентина кивнула с одобрением.
— Павлуша прав. Мы же хотели большую семью, детей растить всем вместе.
— Но вы сами говорили, что Павел с Лизой переедут в однушку, — тихо заметила Ирина. — А мы останемся здесь с малышом.
— Планы меняются, — Павел лениво размешивал сахар, звонко стуча ложкой по чашке. — Я тут вырос. Это мой дом. Мы с Лизой уже обжились.
Ирина почувствовала, как внутри всё оборвалось. Опять те же слова, та же неопределённость.
— Не будем сейчас спорить, — Валентина поднялась. — Андрей скоро подъедет. Решим вместе.
Они ушли, а Ирина осталась на кухне одна. Машинально перебирала связку ключей на столе: от подъезда, от машины мужа, от этой квартиры. Но ни одного — от чего-то по-настоящему её.
«Я ведь всего лишь хочу свой уголок…»
Через пару дней Ирина вышла из аптеки с дрожащими руками. В сумке лежала коробочка. Тест. Она села на скамейку возле магазина, читала инструкцию, хотя знала её наизусть.
Две полоски.
Сердце заколотилось, дыхание сбилось. Радость и страх переплелись.
— Ребёнок… — прошептала она. — У нас будет ребёнок.
Вечером она сказала Андрею. Он обнял её, прижал к себе, заглянул в глаза:
— Правда? Мы будем родителями?
— Да.
— Мама будет счастлива! Теперь всё изменится. Мы точно решим вопрос с квартирой. У нас будет дом.
Ирина верила. Хотела верить.
Но Валентина радовалась не Ирине — ребёнку.
— Наконец-то! — ахала она. — У нас будет наследник! — и уже через минуту добавила: — С квартирой не спешите. Ребёнку нужна стабильность, а не беготня.
Ирина впервые почувствовала, что для них она — не жена, не женщина, а лишь футляр для долгожданного младенца.
Октябрь. Листья кружили в воздухе. Сын родился маленьким, морщинистым, с крепкими кулачками. Ирина смотрела и не верила: это её ребёнок, её жизнь.
Дом встретил шумом и пирогами. Все ахали, поздравляли, Валентина прижимала внука к груди:
— Вот наше счастье, наша гордость. Всё теперь ради него!
Андрей пытался завести разговор о жилье:
— Мам, ребёнку нужна комната. Когда Павел с Лизой переедут?
Но Павел только усмехнулся:
— Да хватит вам квартиры делить. Места всем хватает.
Ирина чувствовала, что с каждой новой вещью, привезённой Павлом и Лизой, её собственное место исчезает.
Однажды вечером Валентина произнесла спокойно, но твёрдо:
— Зачем торопиться? Малышу вредны переезды. А вы здесь все вместе. Так и живите.
Ирина поняла: ничего не изменится.
В ту же ночь она собрала сумку. Документы, вещи для сына, немного одежды. Андрей не остановил её.
Мамина квартира встретила запахом пирогов и тихим светом.
— Располагайтесь, — сказала Татьяна Петровна, мать Ирины. — Чай готов.
Ирина впервые за долгое время расплакалась. Здесь не нужно было доказывать, что ты достойна угла.
— Мам, а что если мы останемся здесь надолго? — спросила она за ужином.
— У меня есть сбережения, — осторожно сказала Татьяна. — Возьму студию на себя. А вы спокойно живите здесь. У внука будет дом.
У Ирины защипало глаза.
Андрей приезжал, говорил, что поговорит с матерью. Но всё медлил.
— Она считает, что ты сама ушла, — оправдывался он. — Думает, ты не хочешь быть семьёй.
— А ты что думаешь?
Он молчал. Потом признался:
— Я трус. Мне тридцать четыре, а я всё ещё боюсь маминого неодобрения.
Ирина ответила:
— Если хочешь быть со мной, придётся стать мужем, а не сыном. Выбирать нашу семью, а не её власть.
Андрей опустил голову.
— Я попробую. Дай мне время.
— У тебя есть месяц, — сказала она.
Месяц прошёл. Андрей всё ещё уходил ночевать к матери.
Валентина звонила, уговаривала:
— Зачем вам студия? Возвращайтесь. Без нас вы никто.
— Благодарность нельзя требовать, — спокойно сказала Ирина. — Уважение тоже.
— Ты пожалеешь! — бросила та и повесила трубку.
В тот вечер Андрей пришёл мрачный.
— Она сказала, что если я выберу тебя, то больше не сын.
— И что ты ответил?
— Что я взрослый мужчина. И имею право на собственную семью.
Ирина впервые испытала гордость за мужа.
Они подписали документы на маленькую студию. Всего двадцать квадратов, но своё. Вечером расставляли вещи, смеялись, малыш ползал по коврику.
Ирина подняла глаза как раз в тот момент, когда сын сделал первый неуверенный шаг.
— Смотри! — позвала она.
Андрей успел подхватить его.
— Первые шаги в собственном доме! — сказал он.
За окном шумела Москва, равнодушная и суетливая. А в этих стенах царила настоящая семья.
Телефон снова мигнул. Сообщение от Валентины: фотография их большого дома с подписью «Могли бы жить здесь, а выбрали нищету».
Андрей посмотрел и удалил.
— Она не понимает, — сказал он. — Бедность — это не метры. Бедность — это жизнь без права голоса.
Ирина подошла к сыну. Тот снова пытался встать на ножки. Маленький, упрямый, но уже самостоятельный.
«Будь таким всегда, — подумала она. — Не жди чужого разрешения. Просто живи».