Марина пересчитывала купюры уже в третий раз. Пятьдесят тысяч. Из двухсот тридцати четырёх, которые нужны на ремонт машины. Пальцы дрожали от злости. За целый год — всего пятьдесят тысяч! Хотя ведь откладывали с каждой зарплаты, урезали себя во всём.
— Мам, а можно я новые кроссовки попрошу? — Дима появился в дверях, мял край футболки. — Эти совсем развалились.
— В следующем месяце, котёнок, — Марина пригладила сына по голове, стараясь изобразить улыбку. — Потерпи чуть-чуть.
Телефон зажужжал на столе. Кирилл. Голос мужа звучал виновато, но твёрдо:
— Марин, мама звонила. У неё снова давление, нужно срочно к врачу. Я отправил полторы тысячи на такси. В метро ей тяжело, в автобусе простынет.
Марина прикрыла глаза, сосчитала до десяти. Ноль эффекта.
— Кирилл, мы с детьми каждый день в электричке толкаемся! Час туда, час обратно! А твоя мама три остановки на автобусе не выдержит?
— Не начинай! — резко бросил муж. — Ей пятьдесят восемь, она больная!
— А я что? А дети? Дима в дырявых кроссовках бегает!
— Она всю жизнь вкалывала! Заслужила покой!
Связь оборвалась короткими гудками. Полторы тысячи туда, полторы сюда. Каждую неделю — то на лекарства, то на такси, то на массаж. А машина стоит третий месяц. До школы пешком сорок минут. До садика — полчаса в другую сторону. Потом бегом на электричку.
Вечером дети отрубились быстро — устали после дороги. Марина прокручивала ленту в телефоне, пытаясь отвлечься. И вдруг — фото. Лидия Андреевна. Ресторан «Эльдорадо». Шампанское, устрицы, подружки в мехах. Подпись: «Жизнь удалась!»
На снимке — довольная физиономия мачехи в норковой шубе. В той самой, что Кирилл купил прошлой зимой. «Маме холодно, суставы болят». Тридцать тысяч стоила шуба. Тогда Марина промолчала. Детям подарки брали в «Фикс-прайсе».
Она сделала скриншот. Потом ещё один — там Лидия Андреевна обнималась с каким-то мужчиной. Судя по времени публикации — час назад. Именно тогда, когда Кирилл переводил деньги на «срочного кардиолога».
Дверь скрипнула. Кирилл вернулся с дежурства. Прошёл на кухню, загремел посудой. Марина вышла следом, положила на стол телефон с фото.
— Это что? — Кирилл нахмурился.
— Твоя мама. Час назад. В ресторане. С подружками и ухажёром. Видишь шампанское? Устрицы? Подпись прочитай.
— Ну и что? Женщина не может расслабиться?
— Может. На свои деньги! А не на те, что мы у детей выдираем!
— Не смей так про мою мать!
— А ты не смей грабить собственных детей! — Марина поднялась, пальцы дрожали. — Знаешь, сколько мы за год ей отправили? Сто восемьдесят тысяч! Я всё записывала!
— Она же мать!
— А они твои дети! Или нет? Может, проверить надо?
Кирилл вспыхнул, сжал кулаки. Марина не отступила.
— Давай, ударь! Покажи, какой ты мужчина! Маму защищаешь, а семью готов в грязь топтать!
— Ты с ума сошла?
— Это ты спятил! Твоя обожаемая мамаша получает двадцать пять тысяч пенсии! Плюс пятнадцать подработка! Квартира своя, коммуналка копейки! На что ей наши деньги?
— Не твоё дело!
— Моё! Это деньги моих детей! Которые в секонд-хенде одеваются, пока твоя мамочка по ресторанам шляется!
Кирилл замолчал. Челюсть стиснута, глаза злые.
Марина вытащила из ящика тетрадь. Обычную школьную. Развернула.
— Смотри! Январь — двенадцать тысяч. Февраль — восемнадцать. Март — пятнадцать. И так каждый месяц! А вот траты на детей: январь — три тысячи, февраль — две с половиной. Чувствуешь разницу?
Кирилл листал молча. Лицо то краснело, то бледнело.
— Она же уверяла, что болеет…
— Болеет? В ресторанах с мужиками?
— Это не мужик, это её массажист, — пробурчал Кирилл.
— Массажист? С шампанским? Ты сам веришь?
Долго молчал. Потом тихо спросил:
— И что теперь?
— Завтра поедешь к ней. Скажешь — больше денег не будет. Ни копейки. Если начнёт ныть — покажешь фото. Если не поедешь — я подаю на развод. Честное слово, Кирилл. Больше терпеть не стану.
— Она меня проклянёт…
— Пусть! Зато дети спасибо скажут! Выбирай — мамочка или семья.
Кирилл опустил голову. В глазах растерянность, обида и злость вперемешку.
— Поеду. Завтра поеду.
— Вот и хорошо. А сейчас иди спать. На диван.
— Марин…
— Нет, Кирилл. Пока не решишь этот вопрос — никаких «Марин». Долго ждала, когда ты повзрослеешь. Хватит.
Марина ушла в спальню. За дверью слышался скрип дивана, тяжёлые вздохи мужа. Она смотрела в потолок. Завтра всё решится. Либо Кирилл станет наконец главой семьи, либо придётся начинать заново. Одной. Но честно — для себя и детей, без паразитов.
Утром Кирилл встал рано. Побрился, оделся. Взял ключи от машины — той самой, сломанной.
— Пешком пойду. До мамы недалеко.
— Удачи, — Марина не стала провожать.
Через два часа он вернулся — бледный, но твёрдый.
— Поговорил?
— Да. Сказал всё. И про деньги, и про детей, и про ресторан. Она сперва в слёзы, потом в крик. Обозвала неблагодарным, выгнала.
— Жалеешь?
Кирилл сел рядом. Сжал руку жены.
— Знаешь, что она призналась? Что нарочно болезни придумывала. Чтобы я обращал внимание. Что ей одиноко. А деньги… тратила на того мужика. На массажиста. Он младше меня. Подарки ему покупала. В рестораны водила. На наши деньги.
Марина молчала. Что тут добавить?
— Прости меня, — Кирилл сжал её пальцы. — Я слепой дурак. Ты всё это время была права.
— Проехали. Главное — понял наконец.
— Марин, давай машину починим? Возьмём кредит небольшой. За полгода выплатим. Теперь без маминых аппетитов мы справимся.
— Давай. И Диме купим кроссовки. Новые.
— И Лизе платье. Она же девочка, должна быть красивой.
— А мама тебе больше не нужна?
Кирилл выдержал паузу и твёрдо сказал:
— У меня есть семья. Жена и дети. Это моя семья. А мама… пусть живёт сама. На свои деньги. Может, её массажист прокормит.
Марина обняла мужа. Пахло табаком и одеколоном — Кирилл курил, когда нервничал. Родной запах. Восемь лет вместе. Трудных лет. Но, может, теперь станет легче?
Вечером позвонила Лидия Андреевна.
— Ты! Ты настроила моего сына против меня! Змея! Разлучница!
— Я разлучница? Это вы восемь лет сына от семьи отлучали! Детей его обворовывали!
— Я мать! Имею право!
— А я жена. И тоже имею право. На нормальную семью. Где муж заботится о детях, а не исполняет капризы мамочки. Живите на пенсию. Сорок тысяч — неплохие деньги.
Трубка отключилась. Марина впервые за долгое время улыбнулась. Всё будет хорошо.
Через месяц починили машину. Кирилл устроился подрабатывать по выходным в такси. Марина не возражала — деньги теперь шли в семью. Дети радовались новым вещам. Простым, но своим.
Лидия Андреевна пару раз ещё звонила, жаловалась на здоровье и одиночество. Кирилл не отвечал. Потом пришла под дверь — постаревшая, заплаканная.
— Сынок, прости! Я была неправа! Пусти домой!
— Это не твой дом, мама. Твой — на Садовой.
— Но мы же семья…
— Моя семья — здесь. Жена и дети. Ты сделала свой выбор. Жить за наш счёт. Больше не получится.
Она ушла. Говорили, перебралась к сестре за город. Массажист бросил её — деньги кончились, вместе с ними и любовь.
Иногда Марина думала — жалеет ли Кирилл? Но он изменился. Стал взрослым. Настоящим мужчиной, который думает о семье.
И это стоило всех потерянных денег, слёз и скандалов. Потому что теперь у них была настоящая семья. Честная. Без паразитов.