Артём считал, что его жизнь устроена правильно. Он работал в компании среднего уровня, но с постоянным доходом, в столице у них с Надей была двухкомнатная квартира, а дома его ждали дети – двенадцатилетняя Кира и маленький Глеб. Казалось бы – всё на своих местах.
Но один звонок изменил всё.
– Ты сын или нет? – голос матери резал слух. – Отец лежит, ему тяжело, а ты живёшь себе спокойно!
Мать умела давить на чувства. Отговорки Артёма её не интересовали: «Нужна помощь – и точка». И он сдался. Уговорил Надю, что переезд временный: «Пока отцу плохо, поживём рядом, поможем, а потом вернёмся».
Надя сомневалась, но уступила. Она не могла предположить, что возвращение обернётся кошмаром.
Сначала всё выглядело более-менее: отец оказался в частном пансионате, врачи следили за ним. Мать, Евдокия Семёновна, на людях демонстрировала усталость и скорбь, но на деле быстро взяла курс на другое – вмешиваться в жизнь сына и «перевоспитывать» его жену.
Каждый день она приходила без приглашения, открывала двери своим ключом и сразу находила, к чему придраться. То обед «недостаточно питательный», то квартира «плохо вымыта», то дети «слишком шумные».
– Надь, ну потерпи, – оправдывался Артём. – У мамы стресс после болезни отца. Она сама скоро остынет.
Но мать не собиралась «остывать». Убедившись, что сын не защищает жену, она усилила давление.
Кира молча наблюдала за ссорами и всё чаще закрывалась в своей комнате. Маленький Глеб начинал плакать, когда бабка поднимала голос. Надя же чувствовала, как почва уходит из-под ног: она бросила работу после декрета, планировала вернуться, но теперь оказалась в зависимом положении.
Особенно унизительным было то, что они жили в квартире дальних родственников Артёма – и Евдокия Семёновна напоминала об этом при каждом удобном случае.
– Сиди тише воды, ниже травы, – шипела она. – Это не твоя квартира, радуйся, что вас тут терпят.
Окончательно терпение Нади лопнуло, когда свекровь сорвалась на Кире. Девочка заплакала, и тогда мать впервые вслух назвала бабку теми словами, которые давно вертелись на языке.
Скандал был громкий. Но виноватой выставили именно Надю.
– Ты сидишь у меня на шее! – бросил Артём. – Терпеть не умеешь, уважения к родным нет.
Прошло ещё немного времени. И вот однажды Артём, вернувшись домой, застал у двери чемоданы. На одном сидела нахмуренная Кира, в руках у неё светился телефон.
– Это что значит? – опешил он.
– У мамы спроси, – не глядя, буркнула дочь.
– Надя!
– Да не у моей, у твоей, – вздохнула Кира. – Был папа – и нет папы. Потому что от мамочкиной юбки вовремя не отвязался.
Артём не верил своим ушам. Жена вышла в коридор с раздражённым видом:
– Не кричи так, я слышала. Мы уезжаем. До рейса три часа, вернуться не получится.
– А Глеб где?
– С мамой, уже едут в аэропорт. А на столе – бумаги на развод. Подпиши, когда будет время.
– Надя… ты серьёзно?
– Вполне. Тебе квартира и машина, мне – деньги.
Артём пытался спорить, уговаривать: «Мы же семья!». Но жена ответила холодно:
– Артём, семьи у нас давно нет.
Кира, глядя на отца, добавила:
– Пап, даже я поняла, что у тебя есть только ты и бабка. А я так больше не хочу.
Надя улетела. А через пару дней к ней приехала мать – на этот раз не с деньгами, а вместе с крестником, её коллегой Славой. Он предложил Наде вернуться в профессию: её место до сих пор пустовало.
– Хватит игр в семью, – сказал он. – Вернись к нормальной жизни.
Слова резанули, но оказались правдой. Надя согласилась: в их браке давно не было ни поддержки, ни доверия.
Артём же вскоре узнал горькую правду: случайно подслушал разговор матери, где та хвасталась, что «выгнала эту женщину» и «открыла сыну глаза». Только тогда он понял, что дочь была права: он действительно позволил матери разрушить семью.
Но было поздно. Надя не простила. Более того – через полгода вышла замуж за Славу. Кира стала звать его отцом, а маленький Глеб быстро привык.
Артём остался в родном городе. С матерью он тоже разорвал отношения – больше он не хотел, чтобы кто-то диктовал ему правила.
Теперь он жил один, пытаясь заново выстроить жизнь. Он знал одно: если когда-нибудь у него появится новая семья, он не допустит, чтобы история повторилась.