Вы были опустошены. Абсолютный шок. Ваша дочь была доставлена сегодня утром уже без пульса. Она была мертва, но ей только 18, и мы все равно приложили все усилия. Мы проработали с ней 45 минут. Но ее травма черепа была смертельной. Мы не сказали вам, но мы распустили ее волосы, чтобы вы не увидели, что произошло. Ни один родитель не должен видеть своего ребенка таким.
И мне пришлось стоять рядом с моим врачом, когда он рассказывал вам эту новость. Но это очень трудно. В вашем мире сейчас нет людей.
Нет, она, вероятно, не страдала. Автокатастрофа, которая забрала ее жизнь, случилась так быстро, что она могла дважды моргнуть, и все было кончено.
Вы падаете на больничный пол, не заботясь о бактериях, которые могут быть там. Ваш мир просто разбит. Вы разбиты. И я стою там с мрачным лицом, мои руки сжались передо мной. Вы сжимаете друг друга. Вы кричите. Вы плачете.
Я не изменяю выражения лица. Я предлагаю любую помощь, которую я могу. Вы уклоняетесь и крепко цепляетесь друг за друга. Я стою неловко рядом с вами. Я передаю вам стакан воды. Я стою в одиночестве. Я здесь, как колонка поддерживающего понимания, чтобы попытаться облегчить вашу боль и страдания самым дипломатичным, политически правильным способом, который разрешает больница. Я киваю головой, качаю головой. Я предлагаю похлопывать по спине. В конце концов, я должна оставить вас. Пришли еще члены семьи, и я знаю, что вы в хороших руках.
То, что вы не знаете, это то, что я тоже разбита.
Я плачу весь путь домой. Я нашла вашу дочь на Facebook. Она была красива. Только окончила среднюю школу. У нее была целая жизнь и мир впереди. Это несправедливо.
Когда я возвращаюсь домой и паркуюсь, то гневно бью свой руль. Я бросаю пакет с едой на кухне. Я опускаюсь на пол, как вы, и плачу.
Хотя я слишком молода для детей, даже близких к возрасту вашей дочери, у меня есть младший брат, которому 18 лет. Он делает то, что делала ваша дочь: катается на высокой скорости с друзьями поздно ночью. Это могло произойти и с ним…
Мне жаль, что вы никогда не узнаете. Честно говоря, вы не можете знать. Но я знаю. И, надеюсь, ваша дочь тоже. Я ее никогда не знала, но ее смерть меня тоже огорчила.
Мы, медсестры, не можем показывать это время от времени, неспособны показать это — будь то спасение лица, политика больницы или просто необходимость быть мужественным и поддерживающим, — но нам не все равно. Ваша боль — это наша боль. Мы скорбим с вами. Поэтому, пожалуйста, просто знайте, что ваше горе чувствуется. Оно является общим!
