«Вряд ли в мире есть альпинист, который не хотел бы забраться на Эверест, — рассказывает мне Надав. — Оказаться на вершине самой высокой в мире горы было для меня особенным замыслом. Я начал тренироваться еще за два года до восхождения. На само восхождение уходит три месяца».
Накануне восхождения Надав познакомился с Айдыном Ирмаком — турком, который собирался стать первым в мире человеком, забравшимся на вершину Эвереста вместе с велосипедом.
В ночь на 18 мая 2012 года Надав подошел к последнему лагерю, находившемуся на высоте 8050 метров. «Я сразу понял, что погода была совсем не такой, которая ожидалась, — рассказывает Надав. — Моя команда в Израиле прислала мне сообщение, что к горе приближается сильнейший ледяной шторм. Вокруг меня было слишком много неопытных скалолазов: из-за этого мы шли к последнему лагерю не пять часов, а все 14. Я понимал, что слишком опасно подниматься на вершину этой же ночью, и попытался объяснить это людям. В ответ они спрашивали меня, глядя прямо в глаза: «Ты что, сумасшедший? Мы заплатили 70 тысяч долларов, чтобы нас сюда провели. Три месяца в горах, два года подготовки. И ты говоришь нам, что из-за какого-то воображаемого шторма мы должны терять время?»»
Надав вернулся к себе в палатку, наблюдая, как длинная очередь людей исчезает в темноте. Сам он остался в лагере еще на сутки. «Я был в «смертельной зоне» — это слой в атмосфере на высоте выше 7800 метров. На этой отметке давление резко падает, — объясняет Надав. — Чем выше ты поднимаешься, тем больше твоему организму нужно кислорода, чтобы вырабатывать необходимое количество гемоглобина. Обычно тело справляется с акклиматизацией на протяжении восхождения. Но как только вы пересекаете «смертельную зону» в 7800 метров, с каждым вздохом вы получаете в четыре раза меньше кислорода, чем обычно, и ваш организм начинает разрушаться».
Следующей ночью Надав начал восхождение и по пути обнаружил двух уже знакомых альпинистов. Они оба были мертвы. Затем он встретил еще одного — живого. «У него не было кислородной системы, — вспоминает Надав. — Этот человек лежал в ледяном разломе без сознания, полностью окоченевший — было 60 градусов ниже нуля. Я попытался привести его в чувство и понял, что это тот самый турецкий альпинист, с которым мы играли в настольные игры и говорили о политике в базовом лагере. За ночь до этого я предупреждал его, чтобы он не поднимался, но он сказал что-то о своей мечте и отправился наверх в одиночку».
По расчетам Надава, до вершины оставалось идти меньше четырех часов. «У меня пульсировала мысль: иди наверх, сделай снимок с флагом, сразу спускайся обратно, — рассказывает Надав. — А потом я понял, что Айдын слишком плох, что он не доживет до моего возвращения. Ситуация была в любом случае проигрышная: я поднимусь на гору с осознанием, что не сделал для этого человека того, что мог. А если начну спускаться вместе с ним, то не только потеряю свою возможность забраться на вершину — я могу вообще не дойти живым. Все эти размышления промелькнули в доли секунды. Но во время службы в израильской армии нас учили никогда не оставлять человека в беде».
Надав привязал альпиниста веревками к себе и начал спуск. «Полчаса спустя сломалась моя кислородная маска, — рассказывает Надав. — С этого момента у нас обоих не было кислорода, и я чувствовал, будто кто-то затягивает ремень на моей шее. Мне пришлось снять перчатки, чтобы ненадолго отвязать Айдына. И затем я понял, что не могу надеть перчатку. Мои очки и глаза застилало снегом. Я посветил на руку фонарем и увидел, что она почернела от холода. Все пальцы остались в том положении, в котором они держали веревку — и оставались в нем следующие полтора года».
Надав тащил Айдына на себе 31 час — до лагеря, где были люди. Каждое мгновение он заново решал для себя, правильно ли поступает. «Я все время думал о том, что просто не смогу дойти. Даже мысленно попрощался со своей семьей, — говорит он. — Примерно за 100 метров до лагеря, в полной темноте, лед подо мной начал трескаться, я упал в разлом, ударился головой и потерял сознание. Даже сейчас, когда я закрываю глаза, я вижу перед собой людей, которые светят мне фонариком в лицо и вытаскивают меня. Я не могу найти слов, чтобы описать, каково это — когда тебя несут на руках после таких трудных, болезненных дней».
В конце концов Айдын и Надав отправились домой. В Израиле врачи хотели ампутировать Надаву четыре пальца, но он не позволил им этого сделать. «В больнице выяснилось, что я потерял 19 килограммов во время спуска, и мне потребовалось еще два года, чтобы восстановить руку», — говорит Надав.
Еще год после случившегося Надав и Айдын продолжали общаться, затем каждый из них вернулся к своей жизни. «Айдын за это время много раз благодарил меня за то, что я спас его жизнь, — говорит Надав. — Однажды даже позвонил моей маме, чтобы сказать спасибо». Жалел ли Надав, что отказался от вершины? Еще как. «Но что тогда, что сейчас, я верю, что ни одна из вершин не стоит человеческой жизни», — говорит он.
Александр Мурашев