Телефон завибрировал около семи утра. Я едва открыла глаза, как услышала в трубке мамин взволнованный голос:
— Наташенька! Лилия позвонила! Сказала, что снова к нам приезжают! Уже завтра будут!
Я привстала в постели, зажмурившись от внезапного света. Лилия — моя младшая сестра. Уже три года сидит дома с детьми в Одессе, не работает. Всё называет это «важной миссией материнства», как выражается мама.
— Опять? — промямлила я. — Но они же совсем недавно были — в сентябре. И летом жили почти месяц.
— Ну и что? — отозвалась мама с лёгкой обидой. — Им хочется чаще бывать с родными! Тебе бы не мешало у неё поучиться…
Фраза больно царапнула. Мне — поучиться? Мне, кто живёт в двух остановках от маминого дома, кто каждый день заходит, приносит еду, записывает к врачу, убирает в квартире.
…
Лилия с семьёй снова приехали. Двое детей, пять сумок, складной манеж, коробки с игрушками и нескончаемый поток требований. Как всегда — громкий смех, шуршание пакетов, возгласы «мама, где пульт?» и суета с порога. Мама крутилась между кухней и комнатами, как заведённая. Я пыталась помочь, но мама лишь махала рукой: «Гости же!»
Тимофей, её муж, как обычно сразу занял диван, включил телевизор и растянулся с пультом в руке. Через час в прихожей уже стояла пустая упаковка из-под пиццы, в ванной сушились детские носки, а на кухонном подоконнике появилась его неизменная пепельница. От него пахло сигаретами, несмотря на мамины просьбы не курить в квартире — у неё же астма. Но мама только отмахнулась: «Потерплю, что поделаешь, он ведь устал».
Лилия же с порога скинула туфли, переоделась в домашний халат и тут же устроилась на кухне с телефоном. За детьми никто особенно не следил — они прыгали на кроватях, устраивали беготню по комнатам, разбрасывали игрушки. Мама убирала за ними, стирала, варила каши, гладила пелёнки, подсовывала под нос горячий компот.
Я смотрела на всё это — и внутри всё сжималось. Эта картина повторялась уже не в первый раз. Только мама с каждым приездом становилась всё более усталой, согбенной, с красными руками и вечной тряпкой в руке. Но когда я предлагала помощь — она отмахивалась. А когда я предлагала поговорить с Лилией — мама отводила глаза и говорила: «Не сейчас».
Всё изменилось в один из вечеров, когда я зашла, как обычно, после работы. На кухне стояла гнетущая тишина, хотя обычно в это время дети уже гонялись друг за другом, Лилия говорила по телефону, а Тимофей кричал из комнаты, чтобы сделали тише мультики.
Мама сидела за столом, сгорбившись, с чашкой чая в руках. В её глазах застыла усталость, а губы были сжаты в тонкую линию. Я присела рядом и тихо спросила:
— Что случилось?
Она подняла на меня глаза — и впервые я увидела в них не привычную тревогу или усталость, а решимость.
— Наташа, я не могу больше. Я всё поняла. Завтра утром я поговорю с Лилей. Скажу им, что пора домой.
— Ты уверена? — я смотрела на неё, не веря своим ушам.
— Да, — кивнула она. — Хватит. Я больше не хочу быть удобной. Хочу быть свободной.
На следующее утро, когда Лилия вышла на кухню в своём халате и с телефоном в руке, мама уже стояла у окна с собранными мыслями и чашкой кофе.
— Лиля, — сказала она спокойно. — Завтра вы уезжаете. Я устала.
Сначала наступила пауза, потом — шквал возмущения, обвинений и фраз вроде: «Мы же семья!», «А дети?», «Ты что, выгоняешь нас?»
Но мама не повышала голос, не оправдывалась. Она просто стояла и повторяла: «Мне нужно отдохнуть. Я имею право».
И в тот момент я поняла: вот она — новая мама. Не сломленная, а собранная. Не обиженная, а зрелая. Та, у которой наконец-то появилась сила выбирать себя.
Они уехали.
…
Через день мама позвонила:
— Наташа, я тут подумала… А давай чай попьём сегодня у меня, просто вдвоём? Без суеты.
Я пришла с пирогом. Мама была в домашнем вязаном жилете, лицо — спокойное, даже отдохнувшее.
— Знаешь, — сказала она, — я ведь раньше думала, что молчание — это мудрость. А вышло — позволение. Люди привыкают. Думают, что так и должно быть.
— Ты просто хотела быть хорошей матерью, — тихо сказала я.
— А теперь хочу быть уваженной. И немного отдохнувшей, — усмехнулась она.
…
Через месяц Лилия позвонила:
— Мам, мы соскучились! Можно к вам на праздники?
— Можно, — ответила мама. — Но с условиями. Живёте в гостинице. В гости приходите, а ночуете там. И помогаете — каждый моет за собой, убирает, готовит по очереди.
Повисла тишина.
— Мам, ты серьёзно?
— Абсолютно.
Сестра больше не звонила.
А мама сказала:
— Знаешь, Наташа, я поняла разницу между любимой дочерью и балованной. Любимую уважают. А балованная — только требует.
Я обняла её. И впервые за много лет почувствовала: я — не помощница. Я — дочь. В родном доме. По-настоящему.