Я ещё никогда не чувствовала себя такой растерянной, как в тот миг, когда мама развернула вокруг нас настоящий бедлам прямо посреди моего торжества. Казалось, будто весь зал, наряженный в белые ленты и запахи горячих блюд, вдруг сузился до одной точки — до её перекошенного от недовольства лица.
— Лиза, что это за бардак?! — выкрикнула она, цепко схватив меня за запястье так, будто я пыталась сбежать.
Её алые, густо подведённые губы дрожали от негодования.
— И вообще, что это за место? Вон в том, возле нашего дома, и дешевле было бы, и солиднее! А эти закуски? Боже, «Оливье» с колбасой, будто в заводской столовке! Ты что, совсем рассудок потеряла? Такие суммы выкладывать за это?
Я выдернула руку и натянула улыбку. Всё-таки это был мой праздник. Я — в центре внимания, гости оборачивались, но маму это ничуть не смущало.
Я поискала взглядом мужа, но Артём танцевал с троюродной сестрой и громко смеялся, даже не замечая моего положения.
— Мам, прошу, не сейчас, — процедила я. — Люди смотрят. Мне неловко!
— Пусть смотрят! — она задрала подбородок. — Ей стыдно! Вот пусть все увидят, как родная дочь роняет моё достоинство! Зачем вы столько народу перетаскали? И этот ведущий? Где ты его выудила? По объявлению?
Ведущий как раз объявлял новый конкурс, половина гостей уже изрядно набралась. Дядя Фёдор по линии Артёма снял пиджак и выделывал нечто странное под шансон девяностых. Его жена Жанна пыталась его остановить, но сама еле держалась на шпильках.
— Мам, присядь, пожалуйста. Перекуси, выпей, — я попыталась ее вернуть к столу. — Всё нормально. Всем нравится.
— Нравится? — фыркнула она. — Не закрывай мне рот едой! Вон на брата Артёма глянь! Он откуда сюда явился? В джинсах на свадьбу! Чёрт побери, в джинсах, Лиза! Ни малейшего понятия о приличиях! Или среди его приятелей так принято? А его тётка в леопарде?! Боже милостивый, что это за позор? Как можно такими объёмами обтягивать тонкую тряпку?
Я оглянулась. Младший брат Артёма, Егор, действительно был в джинсах и измятой рубашке, но он только что вернулся из командировки ночью и едва успел к началу. Наряд тёти Раи, конечно, был странноват, но она добрая женщина. Какая разница, что на ней?
Праздник продолжался, несмотря на мамину ругань. Гости кричали «Горько!», мы с Артёмом целовались для фотографа.
Всё шло своим чередом, если не считать того, что мама то и дело наклонялась к своей сестре, моей тёте Варваре, комментируя еду, гостей и украшения зала.
А потом начался сбор подарков. По традиции конверты покоились в специальной коробке, украшенной белыми розами и лентами. Я мастерила её две недели, приклеивала каждый цветок. Свидетели — мой брат Тимофей и подруга Артёма Вика — ходили между столов, собирая конверты.
— Так! Довольно! — вдруг заверещала мама, перекрывая музыку. — Где деньги? Куда делись все деньги?!
Зал притих. Дядя Фёдор замер, ведущий выключил микрофон. Все смотрели на мою мать, трясущую пустую коробку.
— Украли! Всё украли! — она ткнула пальцем в Егора. — Это ты! Я видела, как ты крутился возле коробки!
— Мам! — я подскочила к ней. — Что ты творишь?!
— Говорю правду! — она перевела взгляд на тётю Раю. — Или вот она! В своём леопардовом балахоне! Воровка!
Рая побелела. Егор резко встал. Артём подбежал ко мне.
— Алла Сергеевна, успокойтесь, — начал он.
Но мама уже не слушала никого.
— Не смей мне указывать! Твои родственники обобрали мою дочь! Где деньги?!
И тут мама Артёма, Валерия Павловна, тихая интеллигентная женщина, весь вечер молча улыбавшаяся, вдруг схватилась за сердце и стала оседать на пол.
— Мама! — Артём кинулся к ней.
— Скорую! — закричал кто-то.
Пока суетились, пока приехали врачи, пока Артём с отцом уехали в больницу, я стояла, словно оглушённая. Праздник погиб. Гости расходились, перешёптываясь. Егор хлопнул дверью. Рая тихо плакала.
— Мам, — я подошла к матери, сидевшей с видом оскорблённой королевы. — Ты понимаешь, что сотворила? Из-за тебя свекрови стало плохо!
— Из-за меня?! — она подпрыгнула. — Я защищаю тебя! Тебя ободрали, а ты на меня кидаешься?!
— Никто никого не обокрал! Может, коробку переставили!
— Я всё проверила! Ничего там нет!
И тут во мне что-то оборвалось. Годы упрёков, требований, критики — всё растворилось.
— Послушай, мам, — сказала я тихо. — Собирайся и езжай домой. Сейчас же.
— Ты выгоняешь родную мать?! — ахнула она.
— Да. Выгоняю. Ты разрушила мой праздник. Оскорбила людей. Хватит.
— Вот так! — она вскочила, выронив клатч. — Оставайся тут никому не нужная!
Я подняла её сумочку — слишком тяжёлая. Слишком. Сердце провалилось. Я расстегнула замок.
Внутри лежали деньги. Все наши свадебные конверты.
— Это… что? — я посмотрела на неё.
Мама побледнела.
— Я… хотела сохранить! Чтобы никто не стащил!
— Ты украла и обвинила невиновных? — голос дрожал. — Ты довела человека до больницы…
— Не смей так со мной говорить!
Но я уже не слушала. Я повернулась к тем, кто остался.
— Вот кто взял деньги! — я подняла сумку. — Моя мать, Алла Сергеевна.
Тишина легла на зал.
— Лиза! — простонала она. — Как ты можешь идти против собственной матери?!
Я опустилась на пол. Тётя Рая обняла меня.
— Девочка, не плачь. Всё наладится.
Позже, в больнице, свекровь взяла меня за руку:
— Лизонька, не мучайся. Я всё знаю, Рая рассказала. Ты поступила верно.
Артём прижал меня к себе.
— Ты сильная. Я люблю тебя ещё больше.
Праздник был уничтожен. Но странным образом именно это стало началом моей настоящей жизни. А потом выяснилось, что у мамы тяжёлый диагноз, и её поведение — следствие нервного срыва. Врач сказал, что помочь уже нельзя.
Мама не звонила две недели. Потом прислала:
«Когда образумишься, я, возможно, тебя прощу».
Я не ответила. Удалила. И теперь не знаю, как быть дальше. Всё-таки она моя мать. И у неё осталось немного времени.