Инна всегда знала — мать не любит её. Не потому что Марина Степановна когда-то сказала это прямо или проявляла холодность специально. Нет. Она не кричала, не била, не оскорбляла. Всё было внешне идеально: аккуратный дом, новая одежда, поездки летом на юг. Она заботилась, но не любила.
Маленькая Инна чувствовала это почти физически — как если бы прикосновение маминых рук было через перчатки. Всё, что делала мать, казалось правильным, но безжизненным: она гладила школьную форму, ставила еду на стол, проверяла тетради — и всё. Ни объятий, ни ласкового слова.
Инна не помнила, чтобы мать хоть раз обняла её просто так. Даже в день рождения — формальное «поздравляю» и лёгкое касание плеча. Когда она падала и разбивала колени, Марина Степановна только морщилась:
— Не ной, до свадьбы заживёт.
С тех пор в сердце девочки стало холодно. Она перестала ждать нежности, перестала просить внимания. Стала тихой, послушной, удобной. Люди говорили: «Какая у вас замечательная семья!» — и не догадывались, что в этом доме пахло не любовью, а виной и отчуждением.
Когда Инна училась в старших классах, мать всё чаще говорила:
— Тебе нужно поступить куда-нибудь подальше. В столице больше возможностей.
Инна поняла сразу: это не забота. Это желание избавиться.
Она поступила в университет без проблем, получила комнату в общежитии.
Мама позвонила спустя неделю:
— Как ты там?
— Привыкаю.
— Учись. Не позорь.
— Хорошо.
Разговор закончился, будто был обязанностью.
Инна смотрела в окно на шумный город и чувствовала — всё, теперь она одна по-настоящему.
Она училась усердно. Книги, конспекты, лабораторные работы — всё стало убежищем от мыслей. Позже начала подрабатывать — сначала раздавая листовки у метро, потом в кафе на углу. Уставала до изнеможения, но эта усталость была спасением: она заглушала одиночество.
Мама изредка переводила деньги. Но однажды Инна сказала:
— Мам, не нужно, я справлюсь.
— Как хочешь, — последовал равнодушный ответ.
После этого звонки стали редкими, разговоры — короткими и чужими.
Инна решила: домой не вернётся. Пусть Марина живёт своей жизнью, а она — своей.
Прошло два года. Зима. После зачёта Инна и две подруги — Настя и Кира — пошли в кафе неподалёку от вуза. За окном падал пушистый снег, в зале играла джазовая мелодия. Всё было спокойно, пока официант не споткнулся и не опрокинул чашку горячего кофе прямо на Инну.
Она вскрикнула, вскочила, хватаясь за юбку. Подруги засуетились, официант что-то лепетал, извиняясь.
Мужчина за соседним столиком поднялся — высокий, с густыми тёмными волосами и внимательными глазами. Он смотрел на Инну так, будто увидел привидение.
Позже, когда девушки вышли на улицу, этот мужчина подъехал на машине:
— Простите, — сказал он вежливо, — но позвольте вас подвезти. В такой холод идти в мокрой одежде нельзя.
Инна хотела отказаться, но Кира засмеялась:
— Ну чего ты, Инн, не каждый день нас приглашают на машине!
Мужчина представился:
— Сергей Викторович.
Он говорил спокойно, без флирта, без давления. Просто вежливо и по-человечески.
На следующий день Инна вышла из общежития за хлебом — и снова увидела ту самую машину.
Сергей стоял у капота, заметил её и подошёл:
— Доброе утро. Простите, что снова так… Я просто хотел поговорить.
Инна насторожилась.
— Что-то случилось?
— Нет. Просто вы… очень похожи на человека, которого я когда-то любил. Она ждала ребёнка. А потом исчезла. И когда я увидел вас — у меня будто земля ушла из-под ног.
Инна похолодела.
— Вы хотите сказать…
— Я не утверждаю ничего, — перебил он. — Но мне показалось, что вы можете быть её дочерью. Возможно, и моей.
Инна отступила на шаг.
— Мою маму зовут Марина.
— Марина… — повторил он тихо. — Понятно. Простите. Наверное, я ошибся.
Он кивнул и ушёл, но взгляд его преследовал её весь день.
Прошла неделя. Вечером Инна возвращалась с работы и снова увидела Сергея.
— Пожалуйста, не уходите, — сказал он. — Я должен объясниться.
Он выглядел взволнованным, но не опасным.
— Я проверил кое-что. Ваша мама действительно раньше работала в медицине. В роддоме.
Инна замерла.
— Это невозможно! Моя мама всю жизнь в бизнесе!
— Сейчас — да, — ответил он. — Но раньше всё было иначе.
Он предложил сделать анализ ДНК.
— Если окажется, что я ошибся, — сказал он, — вы больше никогда обо мне не услышите.
Инна долго молчала, потом тихо произнесла:
— Ладно. Только один раз.
Через день в маленьком конверте лежал ответ.
Вероятность родства — 99,7%.
Мир будто рухнул.
— Как… это возможно? — прошептала она.
— Я сам хочу знать, — сказал Сергей. — Пора поговорить с твоей матерью.
Марина Степановна встретила их спокойно. Ни испуга, ни удивления — будто ждала. Налила чай, села напротив и заговорила:
— В тот день я узнала, что детей у меня не будет. После обследования врачи сказали: бесплодие. А вечером в роддом привезли молодую женщину — Татьяну. Сильное кровотечение, преждевременные роды. Я делала наркоз… ошиблась в дозировке. Она умерла.
Инна сидела, не дыша.
— Главврач сказал, что можно всё «урегулировать». Мол, родственников у неё нет, ребёнок жив, документы оформим — и дело закрыто. А я… я была как во сне. Увидела младенца и поняла, что это знак. Что я должна хотя бы так искупить вину. Я забрала тебя, Инна.
Марина замолчала. Голос стал глухим, уставшим:
— Я пыталась полюбить. Но каждый раз, глядя на тебя, видела её лицо. И понимала — я лишила её этой жизни. Поэтому, наверное, я стала такой холодной.
Инна тихо поднялась:
— Спасибо, что не бросили. Но теперь всё понятно.
Сергей Викторович настоял, чтобы Инна переехала к нему.
— У меня никого нет, — сказал он. — Только ты.
Он хотел судиться, наказать виновных, но Инна отказалась.
— Её уже наказала совесть, — сказала она. — А тот врач пусть живёт с этим сам.
Весной они нашли могилу Татьяны. Скромная плита, буквы почти стерлись. Инна стояла рядом с отцом, снег таял на камне, и впервые за долгие годы она почувствовала тепло.
Теперь у неё была семья. Настоящая. Пусть пришедшая слишком поздно — но своя.