Антонина встала поздно. Спешить некуда, на пенсии уже семь лет, заботиться не о ком. Можно и поваляться. Но на душе почему-то неспокойно и тревожно. С чего бы? Вроде всё хорошо, не о чем беспокоиться. А поди ж ты.
Она встала, привела себя в порядок, поставила на плиту чайник и выглянула в окно. Над домом напротив небо окрасилось в малиновый цвет, вот-вот покажется низкое зимнее солнце. Значит, после двухнедельной оттепели, наконец, подморозило. «Вот и хорошо. Попью чаю и схожу в магазин», подумала Антонина и сняла с плиты закипевший чайник.
Она налила в чашку чай и стала пить маленькими глотками. По телу разлилось тепло. Невысокая, хрупкая, даже после рождения единственного сына она не поправилась. А муж был крупный. Он её ласково называл Тоненький, Тонюська. Но его нет с ней уже десять лет.
Подняла чашку, и тут от входной двери раздался резкий звонок. От неожиданности рука с чашкой дёрнулась, чай выплеснулся, обжёг истончённую кожу руки с коричневыми пятнами. От боли Антонина едва не бросила чашку. «Вот и неприятности. Предчувствие не обмануло. Чего дальше-то ждать?» Только успела подумать, как снова раздался требовательный и продолжительный звонок.
Антонина подула на руку и пошла открывать, ворча про себя: «Кого это с утра пораньше принесло?». И не сразу поняла, что крупный мужчина в помятой одежде и – это её сын. «Как же он изменился», — ахнула она. Артём, наверное, тоже растерялся от вида постаревшей матери.
— Встречай гостя, мать. – Словно очнувшись, улыбнулся он.
— Артем, ты? Почему не предупредил? Я не ждала тебя. – Она припала к его груди.
Он одной рукой неловко обнял её.
Антонина уловила запах дороги, несвежей одежды сына и ещё чего-то, что отозвалось тревогой в сердце. Она отстранилась, и пристально посмотрела на сына. Заметила неряшливую щетину на одутловатом помятом лице, набрякшие мешки под покрасневшими глазами.
— Ты один? А где Лена, дочка? – спросила Антонина.
— А одному ты мне не рада? – глядя поверх головы матери, спросил Артём.
— От неожиданности растерялась. – Антонина отступила назад, давая возможность войти сыну в квартиру. — Проходи, раздевайся, сынок.
Артём переступил через порог, поставил на пол большую спортивную сумку и окинул взглядом прихожую.
— Я дома. Ничего не изменилось.
– Ты в отпуск приехал? Среди зимы? – спросила Антонина, не сводя глаз с сумки.
— Давай потом, мать. Устал. – Артём снял куртку и повесил на вешалку.
— Да-да, конечно. У меня как раз чай горячий, — она посеменила на кухню, достала с полки старую чашку сына.
Артём вошёл следом, сел боком к столу, широко расставив ноги и заняв почти всё пространство маленькой чистой кухоньки. Антонина поставила чашку на стол.
— Может, с дороги есть хочешь? У меня борщ есть. Вчера, как чувствовала, сварила, — замерла в ожидании, что сын скажет.
— Давай, — небрежно бросил Артём. — Соскучился я по твоему борщу. — Его губы тронула улыбка.
Антонина суетливо достала кастрюлю из холодильника. Разогрела борщ и поставила дымящуюся тарелку перед сыном, положила рядом тяжёлую ложку, которой любил есть муж, толстый кусок хлеба, села напротив и подпёрла голову рукой.
— А чего покрепче к борщу есть? – Артём метнул на мать быстрый взгляд, помешал ложкой в тарелке.
— Не держу, — сразу посуровев, сказала Антонина.
Она смотрела, как сын жадно и шумно ел, щурясь от удовольствия, словно кот на завалинке в солнечный день.
— Как Лена? А дочка, в каком классе учится? Почему они не приехали с тобой?
Артём продолжал есть, не глядя на мать, словно не слышал.
Антонина и так по его виду поняла, что сын пьёт. Жена не выдержала и выгнала его. А куда ему деваться, как не к матери? Больше некуда. Она, конечно, рада. Сын единственный приехал. А тревога не отпускала, крепла внутри.
Сын отставил пустую тарелку. Антонина тут же вскочила со стула, налила в чашку горячего чая, поставила перед сыном и пододвинула вазочку с конфетами.
— Мы с Леной развелись. Я насовсем приехал, — не поднимая на мать глаз, сказал Артём.
— Ну, ничего. Отдохнёшь, устроишься на работу. Ничего, – приговаривала Антонина, ставя пустую тарелку в раковину.
Потом снова села напротив сына.
Артём с шумом отпивал горячий чай, глядя мимо неё. Потом отодвинул чашку и встал из-за стола.
— Ладно, мать. Я устал. Полежу, ладно? Потом поговорим, — сказал он и пошёл в комнату.
Антонина мыла посуду и думала, что сердце не обмануло, предчувствовало приезд сына. Поняла, что с ним будет непросто. Когда она зашла в комнату, Артём развалился на диване перед телевизором. Она села рядом.
— Рассказал бы, что случилось? Квартиру им оставил? Это правильно, по-мужски. Здесь твой дом.
— Да что рассказывать? Развелись и всё, — не поворачивая к ней головы, сказал Артём.
Антонина вглядывалась в сына и не узнавала его. Постарел, в глазах застыли боль и тоска, лоб прорезала глубока складка. Весь какой-то потерянный и помятый. Может, просто устал? Дорога из Сибири длинная и утомительная. Сама никак не собралась в гости к сыну, то денег не было, то страшно становилось.
Вспомнила, как после окончания института он пришёл и сказал, что поедет в Сибирь с другом. Там построили новый завод, набирали специалистов молодых перспективных специалистов. Мечтал построить карьеру, заработать денег. Вскоре женился, родилась дочка.
Первые годы втроём приезжали в отпуск. Потом стали приезжать реже. К обеду сын, как правило, ставил бутылку. Муж неодобрительно качал головой, жена Лена недовольно морщилась.
Как-то Антонина спросила её, часто ли п.ьёт Артём. Она заплакала.
— Ругалась, грозгла, что уйду от него… Он обещал бросить, но через три дня всё начиналось сначала, — рассказывала она.
От разговора с родителями сын отмахивался. Потом вообще перестал приезжать. Звонил редко, говорил, что всё в порядке, много работы, что получили новую квартиру, нужно ремонт делать, обставлять, некогда приезжать, да и дорого. Антонина осторожно спрашивала, не пьёт ли? Артём тут же раздражался и кидал трубку.
Антонина вздохнула. Нечего рассиживаться, сын приехал, нужно в магазин идти, купить продуктов. А он пусть отдыхает. Но когда она вернулась с тяжёлыми сумками из магазина, Артёма дома не оказалось.
Она заглянула в его комнату. Сумку он уже перенёс туда. Ей очень хотелось посмотреть, с чем приехал сын, сколько добра нажил. Но не стала, не хорошо это. Нашла оправдание и тому, что без подарка приехал. Тяжело ему, не до этого было. Да и не нужно ей ничего.
Артём пришёл поздно вечером. Она сразу поняла, что он пьяный. Долго возился в прихожей, пыхтел и ронял что-то. «Наверное, бывших друзей встретил. Может, кто-то из них поможет ему с работой?» — подумала Антонина.
— Я выпил немного, ма. Ты не ругайся. – Артём вошёл в комнату и встал перед ней, покачиваясь.
Потом махнул рукой и ушёл в свою комнату.
Когда оттуда раздался храп, она заглянула к нему. Артём лежал на кровати в одежде, широко раскинув руки. Жалость захлестнула материнское сердце.
Утром она готовила завтрак, когда вошёл Артём, виновато пряча глаза. От еды отказался, выпил чашку чая и попросил вторую.
— Что делать собираешься? — Антонина села напротив сына. — Пить не позволю. Говорю сразу, — предупредила она его.
— Выгонишь? – Артём резко отодвинул от себя чашку.
Антонина дёрнулась. Обожжённая вчера рука сразу заныла, словно горячий чай выплеснулся не на стол, а её на руку.
— Ты забыла, что квартира и моя тоже? – жёстко глядя на неё покрасневшими глазами, спросил Артём.
Антонина часто-часто заморгала. Вспомнила, как уговаривала мужа приватизировать квартиру на троих. Муж был против, но Антонина настояла. Единственный сын, как его оставить без собственности? Жизнь длинная, мало ли что.
Артём выпил чай и встал из-за стола. Каждый день он говорил, что идёт устраиваться на работу, возвращался поздно и сильно пьяным. Когда сын засыпал, она долго стояла у окна, смотрела на ночной город. Думала, что делать со всем этим? Чувствовала, что закончится это плохо и для Артёма, и для неё. Потом ложилась и долго ворочалась, а утром вставала с больной головой и высоким давлением.
Но это были только цветочки. Артём стал приводить домой собутыльников. С одним она справлялась. Когда Артём уходил к себе в комнату и засыпал, она просто выгоняла непрошеного гостя. Труднее было с компаниями. Квартира пропахла перегаром и грязной одеждой. Наутро она убирала грязную кухню, глотая слёзы.
Говорить с сыном бесполезно. Он отмахивался, а однажды даже замахнулся на неё. Крупный, в отца, разве справится она с ним? Сходила к соседу, он раньше служил в милиции. Пожаловалась, попросила совета.
— Можно наряд вызвать. Его заберут, но больше двух суток не продержат. Вернётся, тебе только хуже будет. Не работает? А пьёт на что?
— У меня таскал из кошелька. Теперь прячу. Колечко обручальное нашёл и серьги, продал. Не успела припрятать. Да и бесполезно. Веришь, грех на душу готова взять. Устала, сил нет, — Антонина со стыда готова была сквозь пол провалиться.
— Наберись терпения, Антонина. Рано или поздно он с дружками проколется, на воровстве поймают. Вот тогда ему срок дадут. А пока… Если сильно достанет, сразу ко мне беги.
Хорошо сказать – потерпи. А как, если дома вонь и грязь, вечно чужие п.ьяные мужики или бомжu ошиваются? Она уже и готовить перестала, потому что из холодильника съедали всё подчистую. Оставляла им хлеб и консервы. Сама полуголодная ходила.
Куда жаловаться? Кто поможет? По ночам плаkала и молила Господа, чтоб забрал её к мужу. Лучше умереmь, чем жить в таком kошмаре. Никогда не думала, что ей придётся доживать свой век вот так – голодной и в сле3ах, с п.ьяницей сыном, ворующuм деньги у собственной матери. Вот так и стала Антонина гостьей в своей квартире.
Она часто думала, когда он стал таким? Почему? Ведь рос умным и спокойным мальчиком. Они с мужем гордились им. Хорошо, что муж не дожил до такого. Он не уважал п.ьющих мужчин.
Однажды сын вернулся домой не один. С ним пришла сильно и ярко накрашенная женщина в дешёвой одежде. Он назвал её Люсей и сказал, что женится.
Антонина сразу поняла, что эта Люся такая же, как он. Теперь они пuли вместе, часто ругалuсь и даже дралuсь. Антонина сидела без света в комнате, ждала, когда успокоятся. Вмешиваться боялась, не ровен час и ей достанется под горячую руку. Люся утром мыла посуду, убирала следы попойки. И на том спасибо.
Как-то раз Антонина забылась тревожным сном после очередных разборок сына с Люсей. Проснулась ещё в темноте от того, что кто-то шарил у неё под подушкой. Она испуганно включила бра над диваном. Сын даже глазом не моргнул.
— Дай денег, — хрипло сказал он.
— Нет у меня… — начала Антонина, увидела вперившийся в неё жёсткий и страшный взгляд налuтых к.ровью глаз, и замолчала, uспугавшись не на шутку.
Так и убumь ночью может. Не соображает же ничего. Антонина достала из кармана халата, в котором так и уснула, пятьсот последних рублей и отдала Артёму. Он не поверил, что у неё больше нет, сорвал с неё одеяло и вывернул карманы.
Такого унuжения и стыда она в жизни не испытывала. Они с Люськой ушли, наверное, на поиски бутылки. Антонина лежала, рыдая и готовясь к смерmu. Сердце неровно трепыхалось в груди, затылок ломило. Подумала тогда, чтобы они не возвращались. Сгuнули бы и всё. Переплакала бы один раз и забыла этот страшный сон. Она гнала от себя эти мысли. Как можно так думать о сыне? Не должна, не имеет права мать желать такого своей кровинке. Лучше пусть муж заберёт её к себе.
Они не вернулись. Всю ночь Антонина не спала, прислушивалась, вздрагивала от каждого шороха. А утром в квартире раздался звонок. На пороге стояли два полицейских в штатском. Показали удостоверение. Ни слова не разобрала Антонина, перед глазами всё расплывалось от худого предчувствия.
Полицейские сказали, что несколько человек ограбили ночной магазин. Артёма с напарником взяли, остальные сбежали.
— С ним Люська была? – спросила Антонина.
— Нет. Женщина тоже сбежала.
Антонина и радовалась и одновременно горевала о сыне. Теперь ещё в тюрьму сядет. Она несколько дней ждала, что Люська заявится к ней за своими тряпками. Но время шло, Люська не приходила, наверное, боялась. Антонина вздохнула свободнее. Проветрила и вымыла квартиру, вынесла несколько пакетов пустых бутылок. Но запах ещё долго держался в квартире.
Артёму дали два года. Сосед посоветовал Антонине переделать документы на квартиру на себя и выписать его. Срок небольшой, вернётся, в лучшую сторону он вряд ли изменится. А вдруг за старое возьмётся? Так хоть не выгонит её.
Антонина так и сделала. Но сердце болело за сына. Надеялась, что хотя бы пить там бросит. На свидания к нему не ездила, но посылки посылала. Когда прошли два года, Артём не вернулся домой. Она знала, что отсидел и вышел.
Сгuнул где-то её сын, как она и хотела. До конца дней Антонина отмаливала свой г.рех, что желала сыну смерmu. Часто плакала о себе, ушедшем рано муже и непутёвом сыне. Слёзы приносили облегчение, вымывали из сердца боль и тревогу, приносили надежду, что жив Артём, что ему просто стыдно после всего возвращаться к матери, что взялся за ум…