— К нам на каникулы нагрянут гости, — радостно объявил супруг.
— Правда? — уточнила я. — И кто же собирается?
— Ну… — Артем помялся. — Стас… И Глеб. И Ромка тоже. Они решили встретить Новый год у нас. Со своими домочадцами.
Я нахмурилась. Со мной «праздничный десант» понятно дело никто не обсуждал.
— И когда им взбрело приехать? — спросила я.
— Двадцать восьмого, — Артем втянул голову в плечи.
Вот оно как… Я сжала зубы и мрачно посмотрела на мужа, который съежился ещё больше. Все зимние выходные я мечтала пролежать на диване, поглощая мандарины, вчитываясь в романы, пересматривая старые фильмы и, что важнее всего, не возясь с бесконечными домашними обязанностями.
Три месяца я грезила таким отдыхом. И вот теперь на мою голову сваливались Стас, Глеб и Ромка с семьями.
— Скажи на милость, Артем, — начала я, — что заставило тебя позвать их без моего согласия?
— Они сами как-то… — пробубнил муж. — Ну, разговорились, и получилось…
— Понятно, — усмехнулась я. — «Получилось».
Артем уставился в пол.
Двадцать восьмого, ровно в полдень, когда я домывала коридор, раздался звонок в дверь.
В дом вперлось одиннадцать человек. Три мужика, три дамы и пятеро отпрысков от четырёх до двенадцати лет. Они влетели в прихожую, как табор воробьев на пирог: пакеты, сумки, крики, смех, снег с рукавов.
— Ого, владения у тебя! — проревел Стас. — Артём, ты барон, не иначе!
— Где у вас туалет? — спросила одна из жен, даже не поприветствовав.
— А перекусить что-нибудь есть? Дети голодные!
— Пароль от вайфая какой?
Я стояла посреди этого гвалта и пыталась реагировать на всё сразу. Артем метался между гостями, хлопал товарищей по спинам, чмокал подставленные щеки.
Сияющее лицо мужа вызывало у меня стойкое желание стукнуть его половником по самодовольной макушке.
К вечеру первого же дня я отчётливо поняла: меня записали в обслуживающий персонал. Завтрак на одиннадцать, обед на одиннадцать, ужин на одиннадцать. Между ними — чай, кофе, перекусы, бутерброды детям, подогрей, порежь, разогрей снова…
— Слушайте, — предложила я утром двадцать девятого, обнаружив в раковине гору посуды в человеческий рост, — может, составим дежурства? Каждая семья по очереди…
Жена Стаса, упитанная дама с надутыми губами, посмотрела на меня так, словно я попросила её вынести выгребную яму голыми руками.
— Артём нас звал отдыхать, — проворчала она. — Мы вообще-то гости.
Ну да, ну да. Гости ничего не делают. Гости лежат на диванах, как античные магнаты, и ждут, пока их накормят.
Через полчаса я поймала мужа.
— Артем, — сказала я строго, — у нас разговор.
— Лена, ну… — он виновато сморщился. — Чего ты снова начинаешь?
— Я начинаю?! — взвилась я. — Это ты затащил в дом целую орду, это ты сделал из меня кухонного раба, это ты…
— Тише, услышат!
— И прекрасно!
— Лена, — он положил руки мне на плечи, — не устраивай скандал. Не позорь меня перед компанией. Неделя всего! Потерпи.
Потерпи… Это слово сопровождало меня всю жизнь: потерпи, доченька; потерпи, маме некогда; потерпи на работе; потерпи в браке — улыбайся и будь хорошей.
Но любая пружина рано или поздно распрямляется.
Тридцатого декабря супруга Глеба, долговязая женщина с выражением обиженной цапли, заявила, что у неё аллергия на мой стиральный порошок, и я «обязана» перестирать полотенца другим средством. Потом один из детей раскокал мамину любимую вазу с голубыми прожилками — ту, что она берегла десятилетиями.
Никто даже не извинился. Только Ромка сказал:
— Да купите новую. Чего там.
А вечером его жена попросила выгладить ей платье к празднику, потому что «сломала ноготь и не может держать утюг».
Я гладила этот кислотно-зелёный ужас с перьями по подолу и вспоминала, как сестра звала меня:
— Ленка, приезжай к нам на Новый год! Посидим, шашлык сделаем…
Я отказалась: мол, так устала, хочу тишины.
Как же я ошиблась.
Утром тридцать первого жена Стаса заявила, что салат «Оливье», который я шинковала до двух ночи, слишком крупный и вообще она привыкла к рецепту «с колбасой, а не с мясом».
— Переделай, ладно? — сказала она тоном начальницы над прислугой. — Время ещё есть…
И в этот момент я почувствовала, что всё, предел пройден.
Я сняла фартук, аккуратно повесила его на крючок, поднялась наверх, набрала сестру и сказала, что приезжаю. Потом начала укладывать вещи.
— Лена… Ты… Эй, ты что собираешься делать?! — ахнул Артем в дверях. — Куда это ты?
— На Лысую гору, — ответила я.
Он схватил меня за руку.
— Подожди! Ты куда собралась?!
— К сестре.
— Но… гости?! Новый год?!
— Это твои гости, — сказала я холодно. — Развлекай их сам.
— Да ты… да ты рехнулась?! — заорал он.
— Ты спрашиваешь меня о вменяемости после трёх дней каторги? — рявкнула я в ответ. — Ты серьёзно?
— Но… они же гости! — вскинул руки он. — С какой стати они должны мыть посуду?
— Хорошо. Они гости. А ты тогда кто? — я посмотрела прямо ему в лицо. — Три дня я готовлю, мою, подаю, убираю… Я даже стираю и глажу им вещи! Ты хоть раз предложил помощь?
— Ну… я думал… ты… справляешься… — промямлил муж.
Я презрительно отвернулась и вышла из комнаты.
На лестнице меня встретил Стас:
— Эй, хозяйка! Подкинь нам чего под коньячок, а? Старый год провожаем!
— Все просьбы теперь к нему, — я кивнула на Артема, который спускался за мной. — Он вас сегодня обслуживает.
— Это как? — моргнул Стас. — А ты чего?
— А я — ничего, — отрезала я.
Гости уставились на меня, как на привидение, пока я обувалась.
— С наступающим, — сказала я и хлопнула дверью.
Новый год я встретила с сестрой и её мужем — тихо, уютно, как мечтала.
Третьего января Артем позвонил:
— Лен… Они уехали. Вернись домой, ладно?
— Даже не знаю, стоит ли, — сказала я. — Мне и здесь замечательно.
— Лена! — взмолился он. — Здесь же кавардак…
— Ну так уберись, — ответила я.
Повисла пауза.
— Ты… когда вернёшься? — донеслось тихо.
— Я ещё не решила, вернусь ли вообще, — отрезала я и отключила телефон.
Теперь, когда праздники подходят к концу, я всё думаю: нужно ли возвращаться к человеку, который меня не ценит?