Он приходил к их дому. Приходил каждый день, как по часам, как на работу. Вроде, даже отпуск для этого взял. Сегодня тоже стоял под окнами. Продрог. Охрип.
Оля шла с тренировки.
Она размахивала мешком с удлиняющейся веревкой. Завтра у нее матч. Скорее всего, последний в этом сезоне. И последний в ее юношеской и незначительной карьере. Особых успехов в спорте она не достигла, на Олимпийские игры и чемпионат страны ей уже не поехать, но Оля и не мечтала стать великой спортсменкой. Она когда-то пришла в эту секцию, чтобы побороть свои страхи, узнать, на что способна, потренироваться…
Ее туда привел папа после того, как Оля решительно отвергла семь секций подряд, а из восьмой ее выгнали, потому что в волейболе надо ловить мяч, а не уворачиваться от него. Папа упросил ее попробовать снова, в девятый раз. И, надо же, все сложилось просто замечательно.
Но больше спорта не будет.
Как и отца у нее.
— Оленька!
Опять притащился. Ему же тысячу раз сказали – не околачивайся тут, тут теперь нет ничего твоего, это чужой дом. Это дом жены и детей, которые в одночасье превратились для тебя в “бывших”.
Оля и Маша поклялись, что никогда не заговорят с бывшим отцом. За то, что от их домашней идиллии он оставил один пепел.
— Не приемный день!
— Оленька…
— Нет Оленьки! И Машеньки! Ты променял их на эту жабу.
Веревка на мешке лопнула, когда Оля им взмахнула. Кроссовки высыпались оттуда, как хлебные крошки, и упали в снег. Папа подбежал, чтобы их поднять, но Оля оттолкнула его.
— Отойди!
— Кроссовки упали на посыпанную дорожку, испачкались… Я донесу их.
— Надеешься проникнуть в квартиру? Не-а, я сама и донесу, и сполосну, а ты – вон.
— Оля, — уже строго произнес он.
— Ой-ой-ой, включил режим воспитателя.
— Оль, я же с добром к вам…
— С добром иди к тем, с кем живешь.
Ничто не предвещало беды.
Что Оля, что Маша, слушая одноклассников и одноклассниц, у которых дом всегда был вверх дном, все ссорились, мирились, разводились, женились, уходили к другим, не платили алименты, выпивали, у Оли и Маши была идиллия. Они не знали, каково это, когда не хочешь после уроков возвращаться домой.
Без папы все не то.
— За то, что развелся, мы бы, может, тебя и простили, — негромко проговорила Оля, переживая, что мама окажется у окна и все услышит, — За то, что приехал в наш дом с жабой…
— Она в машине сидела, пока я значки свои забирал…
— Не отпустила одного?
— Просто ехали домой.
— Не суть. За это я, да и Маша, тебя тоже простили. Но тебе этого показалось мало. Тебе надо было, чтобы мы прочувствовали всю свою ненужность… Всю никчемность… Но за то, что во время моего матча, ты развлекался, водя свою даму и ее дочь по кинотеатрам, не простим.
Казалось бы – мелочь. Рядовой матч. Но Витя приходил на все, а теперь не пришел. Для Оли и Маши это было показателем того, что их променяли. На дочку новой жены.
— Я перепутал даты… И у Милы был День рождения…
— Не тормози, па, — сказала Оля, — Стань отцом. Будет у тебя падчерица, а то и дочерью назовешь. Живи с ними. А мы уж как-нибудь сами.
Хорошо, что мама и Маши сегодня смотрят с бабушкой спектакль. Оля может спокойно поразмыслить. Не включая свет, девушка вскарабкалась на комод, приставленный к подоконнику, и смотрела из окна, как папа мерзнет у подъезда. На жалость давит? Этот номер с ней не пройдет. Или думает, что Маша будет более благосклонна? Ага, пусть помечтает.
Окончательно продрогнув, Виктор тоже пошел домой. В свой новый дом. В свою прежнюю квартиру, где он обитал до женитьбы.
— К ним ходил? Зачем ты унижаешься? Фифы какие. Не хотят прощать? Скатертью дорожка. Без них дышится легче, — Настя встретила его причитаниями, — Не унижайся. Этим ты и меня выставляешь жалкой. Стыдобища какая. Развелся с женой – в баню это все. И деток неблагодарных туда же.
— Их можно понять… — ответил Витя.
— Виктор, я к тебе переехала и дочку, уже нашу дочку, а не только мою, перевезла для чего? Чтобы наблюдать, как ты ползаешь перед своей бывшей семьей? Вечерами пропадаешь. Отпуск свой тратишь непонятно на что… Отпускные у тебя, кстати, мизерные будут. Ты бы подумал, как мы жить будем, а не ходил и стучался в закрытую дверь. Мила, иди кушать! – позвала Настя, ставя суп в микроволновку, — Мотай на ус, Витя. Ты для них обуза. Пока все свои ресурсы тратил на них, то был нужен. Как съехал и меньше денег давать стал, так и все, забыли папку. Мила, ну, где ты там! Витя…
— Мамуль, неси все в комнату, а то скоро дядя Витя придет, а он такая плакса… — Мила не слышала, как клацнул замок, как мама говорила Вите о его проблемах.
— Мила…
— Дядь Вить, вы уже дома! Про плаксу… Это я в хорошем смысле, что вы очень… эмпатичный человек. И вам грустно немного… Это я хотела предложить, чтобы мы все поели у меня в комнате и посмотрели фильмец какой.
— Наверное, не сегодня.
Витя их оставил.
— Тебе голова для чего? – подзатыльник от мамы, — Чтобы ты только ела? Слышала поговорку – “лучше синица в руках, чем журавль в небе”? Витя – моя синица. Нормальный мужик. С работой, с квартирой. Щедрый. Хочешь планшет к концу четверти? Тогда улыбайся и говори, в каком ты в восторге от того, что, возможно, у тебя будет папа.
— У меня есть папа…
— Угу, только взять с него нечего. Жуй!
— Буду я милой и любезной, буду. Уж ради планшета. Может, что еще перепадет…
Все у них состояло из лицемерия.
Витя смотрел на Луну и ему казалось, что он сейчас завоет от тоски по детям.
Оля зашторила окна, чтобы Луну не видеть.
У нее с мамой тоже сегодня состоялась задушевная беседа.
— Оль, папа ушел от меня, а не от вас, — Инна не знала, как подступиться к дочерям: она просила их позвонить папе, якобы случайно сводила их в магазин, где будет он, перечисляла все его достоинства, но все бес толку.
— Бросил тебя – бросил нас, — сказала Оля.
— Мы тебя не предадим, — добавила Маша.
— Девочки, на самом деле, мне надо кое в чем вам признаться…
— Ой, бабушка звонит! – и задушевная беседа была сорвана.
Еще когда они были семьей, Витя и Инна подумывали о том, как обеспечить девочек жильем. Скоро уже совершеннолетие. Девочки у них погодки. Наскребли сумму, с продажи домов в деревне, и купили на этапе котлована обеим по студии. Витя еще и кредит будет платить до лета.
Девочкам они бы сказали через год, когда Оля будет в 11, а Маша – в 10 классе, но Инна подумала, что это отличный шанс помирить детей с отцом, и подсказала бывшему мужу, что можно “преподнести” им подарки уже сейчас. Радость. Прыжки до потолка. Праздник в честь покупки. Девочки развеселятся и заодно поймут, что папа всегда беспокоился только о них. Перестанут видеть в нем врага.
Но у девочек свой взгляд на это:
— Подкуп, пап? – спросили они, когда их повезли смотреть сюрприз, — Банальный подкуп? Ставка на то, что сейчас нам, чтобы заиметь по студии, придется с тобой общаться, а потом мы уже и привыкнем? Увы, нас не подкупить. Или это попытка шантажировать? Если не простим тебя, то ничего нам не подарят?
— Девочки! Это не подкуп и не шантаж. Я хотел дать вам не только заботу и любовь, но и что-то материальное… И мама тоже. Я не прошу вас прощать меня за квартиры. Я не буду навязываться. Я уйду.
Когда в квартире, в которой любое слово отдавалось эхом, остались только девочки и мама, то Инна выдала:
— Все. Я так больше не могу. Оля, Маша, не из-за вашего папы мы развелись. Это у меня были… отношения, скажем так. Он обо всем узнал, но пожалел меня, посчитав, что вы не простите мне распад нашей прекрасной семьи. Потому, когда мы расстались, а он встретил Настю, все выглядело, будто это он меня на кого-то променял.
Дочки провели между собой небольшой консилиум и постановили, что в дела родителей соваться больше не надо. Они названивали папе, но он не брат трубку. Можно предположить, что он страшно обиделся и вычеркнул их из своей жизни, раз они в нем не нуждаются, но не отвечал Витя, потому что дома его ждал разнос.
— Тюфяк! Тряпка! Они тебя ни во что не ставят, насмехаются в открытую, а ты им – держите по квартирке. Потом и по машинке подаришь, чтобы они с тобой поболтали? Ладно, если так приспичило недвижимость раздаривать, то почему ты Милу обделил? Потому что там твои дочери, а эта, моя, тут приживалка? Если ты называешь нас своей семьей, то и Милу обеспечь всем.
— Спятила? Я студии покупал вскладчину с Инной, когда мы о разводе еще даже не думали. Наследство туда вбухали. Я не олигарх, не Рокфеллер, у меня не припрятаны миллиарды под матрасом, чтобы я пошел и напокупал всем квартир.
— Понятно. Ты меня не любишь. Мила, мы уезжаем! Витя, ты ничего не скажешь?
— Уезжайте, если так надо. Все равно я по горло сыт вашим заискивающим лицемерием. Тебе нужен муж, который будет обеспечивать твой комфорт. Миле – планшет и другие гаджеты. Квартира вот. А я с дочерями еще разок поговорю.