Когда Вера впервые переступила порог своей новой квартиры, она почувствовала: всё. Это их дом. С Артёмом. Наконец-то. После пяти лет совместной жизни, скромного быта в её старой двушке, вечной экономии и копилки с надписью «ипотека», они сделали это. Купили своё жильё.
Они не звали толпу гостей, не выкладывали фото в соцсети, но ужин с самыми близкими решили устроить. Ресторан, десять человек, тосты, шампанское, десерт.
А потом — как удар в солнечное сплетение.
— Ну вот, теперь у вас есть своё жильё, — произнесла мать Артёма, поднимая бокал. — И я особенно рада, что теперь можно будет помочь и другим родственникам. У нас ведь большая семья!
Вера медленно повернулась к мужу:
— Артём, она сейчас о чём?
— Понятия не имею, — пробормотал он, не отрывая взгляда от тарелки.
Позже, когда десерт почти доели, свекровь заговорила снова:
— Верочка, у Тёмы есть двоюродная сестра. Она в этом году поступила в университет в нашем городе. А у вас теперь просторная квартира… Может, ты разрешишь ей пожить в своей прежней? Всё равно она стоит пустая.
Слова повисли в воздухе, как липкий туман. Вера молча перевела взгляд на мужа. Он неловко отодвинул чашку и ничего не сказал. А свекровь, не дождавшись ответа, только вздохнула и ушла в туалет, оставив за собой шлейф «логичных доводов» о коммуналке, пустующих квадратных метрах и святой помощи ближним.
На следующее утро Вера сказала твёрдо:
— Нет. В моей квартире никто жить не будет. Ни твои сестры, ни двоюродные племянницы. Это не хостел и не семейная реликвия, которой можно распоряжаться без спроса.
— Я с ней поговорю, — пообещал Артём. — Может, она просто не подумала. Или решила, что будет по-старому. Ведь мы жили в твоей квартире все эти годы…
— Жили — потому что у меня не было других. А сейчас есть. И она — только моя.
На несколько недель стало тихо. Свекровь исчезла с радаров. Не звонила, не писала, не навещала. Словно затаилась.
Вера уже почти забыла тот неловкий разговор. Пока однажды в августе не раздался звонок в дверь.
Именно с этой встречи, спустя полчаса, она сидела на диване, уткнувшись в ладони и всхлипывая. Телефон лежал рядом, с включённой записью. Мягкий, вкрадчивый голос матери Артёма проникал под кожу:
— Верочка, пойми, мы же семья. А у семьи всегда должна быть взаимопомощь. У тебя пустует квартира. А у племянницы моего брата — беда с жильём. Она умная девочка, хочет учиться. Ну будь человеком…
— Я говорю последний раз: никто не будет жить в моей квартире.
— Вот не пойму, как мой сын женился на такой эгоистке…
Запись оборвал Артём.
— Всё. Хватит, — сказал он и, не надевая куртку, вышел из квартиры.
Свекровь встретила его, как обычно — улыбкой и приподнятыми бровями:
— Проходи. Догадываюсь, по какому поводу…
Но Артём не дал ей закончить:
— Первое: ты больше не разговариваешь с Верой без меня. Ни звонков, ни визитов, ни намёков. Второе: та квартира принадлежит Вере. Только ей. Хочет — закроет на ключ. Хочет — продаст. Это не обсуждается. Третье — либо ты прекращаешь вмешиваться в нашу жизнь, либо забудь дорогу в нашу.
Мать всплеснула руками, но спорить не стала. Что-то в голосе сына изменилось. Не мягкое «мам, пойми», а ровное, мужское «решение принято».
Он ушёл, не дождавшись ответа.
Прошло больше полугода. Вера с Артёмом живут спокойно. Телефон не разрывается от просьб «вселить временно». Никто не появляется с чемоданом у порога. Квартира Веры по-прежнему пустует. Иногда она заходит туда — проверить, проветрить, вспомнить.
Артём теперь видится с матерью редко. Звонят друг другу — да. Но разговоры стали короткими и сдержанными.
— Что ты будешь делать с той квартирой? — спросил он однажды вечером.
Вера посмотрела в окно.
— Пока ничего. Пусть просто будет. Место, где мои границы защищены. Где никто не требует, не просит, не посягает.
Артём кивнул. Он понимал: эта тишина в доме — тоже результат борьбы. И победы. Той, которую одержала не силой, а твёрдым «нет».