Чтобы соседи не судачили о беременности Вики, девушку сослали в забытую всеми и почти совсем заброшенную деревню – к бабушке, которая охаживала Вику тростью по спине, когда та была маленькой. Что свои, что деревенские дети от этой бабули шарахались. Но деревенские могли убежать к себе, спрятаться за мамкой, а Вике и ее троюродным сестрам от этой трости бежать было некуда. Лето в деревне, которое все вспоминают с трепетом и с легкой улыбкой, для Вики было, как шоу “Последний герой”, которое вышло на экраны через много лет.
Конец шестидесятых.
Беременность без мужа – позор. Не для всех, были уже и прогрессивные семьи, где дочь хоть и отругают, но в ссылку не сошлют.
— Когда вы меня заберете?
— Когда родишь.
— Что скажем всем?
— Что это племяшка.
— Если меня с животом никто не увидит, то вы меня простите?
— Именно.
***
— Кто не работает, то не ест, — поделилась бабушка мудростью.
Вика перекопала сегодня, наверное, плантацию, никак не меньше.
— Тебе тут не база отдыха, — прокомментировала надменная тетя Ира.
— Ирка, не отвлекай мне работника. Бу-бу-бу-бу, — сказала бабушка, — Пошли самовар поставим. Малинку откроем.
Вику сюда сослали в строжайшей секретности.
Для деревенских она тут, чтобы досматривать престарелую бабушку. Живота пока не видно. Как очертания появятся, так прикид ей выдадут другой – широченные платья, в которых и тройня будет незаметна. Как совсем виден станет, так засядет Вика в четырех стенах.
— Надо ей оплатить свое проживание, пока пахать может, — ковыляла бабушка со своей клюкой.
Отправили-то на условиях строгой секретности, а тетке Ире бабушка-то Вику сдала, как стеклотару.
— Уж такие, как она, свое-то проживание всегда оплатить смогут, — сощурилась Ира.
— Мужики за них оплатят, — бабушка ткнула клюкой в Вику, — Не спи. Замерзнешь. Копай-копай, а то скоро поле засаживать надо, а тут еще не у шубы рукава.
— Она лопатой-то работать не привыкла, — уж всяко упражнялась в остроумии Ира, — У нее профиль не тот.
Ира у бабушки преемница. Из всех детей и племянников только она в деревне жила.
Бабушка не скрывала, что внучка тут на потеху. Как крепостная, как шут. Она может работать без оплаты, и над ней можно вдоволь нахохотаться, когда заскучают. Если бы Вика не могла тут пригодиться, то и ее бы никогда сюда и не пустили.
Народ тут от тоски мается, деревня в упадке, а молодежь рвется в города. Чем тут заниматься? Вика для них, как ток-шоу в 21 веке.
Конечно, что знала Ирка, то знала и вся деревня.
Вике выделили закуток в пристройке, не в основном доме, где располагалась опочивальня бабушки и комнаты для желанных внуков. Вика-то нежеланная. Отпахав в огороде, Вика еще должна была расчистить себе комнатушку, если хотела сегодня поспать. Тут и ящики из-под картошки, сваленные в кучу, и части железных кроватей. Правда, бабушка сказала, что это все можно выкинуть. Выставив весь хлам к пристройке, Вика прибралась в комнате. Сарай стал вполне уютным пристанищем: с застеленной кроватью, с ковриком и даже торшером.
За пределы двора Вика старалась не высовываться. Там насмешки. Бабушка наотрез отказывалась признавать, что Ира всем растрепала о положении Вики, да и уже неважно, откуда они знают. Знают же.
— Воды натаскай, — поступило новое задание.
— С колонки?
— Откуда еще? Или у нас тут источник под домом? Метнулась на колонку.
— Я же беременна…
— Деточка, и это дает тебе какие-то поблажки? Когда я своих вынашивала, двадцатые годы шли. До самых родов и копала, и ведра таскала. Никто за тебя, знаешь ли, не сделает. А пить-то всем хочется. И капусту трескать по осени, которая еще не факт, уродится или не очень. Может, осенью и не поешь. На корешках выживать будешь. Ведра взяла и бегом.
Ведра напрягали Вику меньше, чем односельчане.
К колонке она сходила много раз. Когда натаскала воды, то еще и потянула обломки кроватей и все, что ночью вытащила из комнату, туда, куда все свозили мусор.
Набегалась за сегодня.
— Внучка приехала? – спрашивала любопытная Анна.
— За мной смотреть, а то ж разваливаюсь вся. Вот ведра таскает.
Не понять было Вике эту дипломатию. Зачем распушать перья и рассказывать про то, что она приехала досматривать бабушку, если все знают правду? Шушукаться на улицах могут, а поговорить открыто – нет?
День начинался с огорода и им же заканчивался. Лето в разгаре.
— Сходи за маслом.
— За сливочным?
— Нет, за машинным!
— Бабушка, почему ты не можешь со мной по-человечески говорить?
— С такими, как ты, розгами общаться надо, а это я еще по-человечески. Думаешь, я не знаю, как ты в городе гуляла? Мать-то твоя, когда телеграмму прислала, сильно не разглагольствовала, но мы тут, чай, не дремучие. Знаем, как дети появляются. А, чтобы нагулять, надо гулять долго и неразборчиво. Работай! Хоть так искупишь! – и опять клюкой своей. Для ускорения.
Все, чем жила Вика – это надеждой на возвращение домой. Родители тоже обозлились на нее, но там хоть не так шпыняют, и тростей у них нет. И смысл у нее будет – ребенок.
Идти далеко, но зато копать не надо. И клюкой не прилетит по спине.
Вику с ее авоськой заприметили двое парней. Молодежь из деревни разъезжалась, все рвались в город, так что тут и сельский клуб уже не работает, и танцев нет, да и молодых девушек и парней можно по пальцам пересчитать. Ошалели от безделья.
— Куда путь держишь, красавица? – спросил Миша. Он тут самый интересный парень. Из того, что есть.
— На Кудыкину гору.
— Воровать помидоры?
— Зачем же их воровать? Помидоры у нас свои, — ответила Вика. Продолжение этой поговорки она не знала.
— Так не поспели еще. Ха, хотя кое-какую помидорку я тут все-таки вижу.
Его высказывание Вику напугало.
— Мне за маслом, — сказала она.
— Мы подвезем!
У парней был мопед.
— Как там уместиться? – изумилась Вика. Она то побаивалась, то хотела их заболтать, чтобы удрать, то… хотела и поговорить подольше. С ней без крика и упреков два месяца никто не разговаривал.
— Подвезем-подвезем. Ты у бабы Кати живешь? Вика? У, а ты знаменитость. Подвезем!
Но на мопед никто не полез. Его столкнули в кусты, а за ним, закрыв рот, поволокли туда и Вику. Парни знали, кто она, и почему приехала в деревню.
У Вики, еще в городе, была подружка, которая попала в точно такую же историю – попалась вечером у железной дороги, которую переходила, чтобы попасть домой. Схватили ее двое. Потянули в лес. Но не на ту нарвались. Надя, размахивая мешочком, в котором бренчали стеклянные бутылки с молоком, уложила обоих. Девушка она рослая, натренированная в тяжелой атлетике, и с мешком еще.
А Вика мелкая и худенькая. И за ребенка ей страшно.
— Чего ты строишь из себя?
— Сама же там со всеми…
Вика и не подозревала, что можно так отчаянно бороться с теми, чья сила в несколько раз превосходит твою. Она зачерпнула горсть песка и бросила в лицо тому, кто ее повалил.
Когда другой схватил за шею, Вика вцепилась ему в волосы.
Неожиданно парень будто расслабился, моргнул и повалился на спину.
Человек в капюшоне, пришедший Вике на помощь, приложился какой-то палкой и по другому парню, который все еще тер лицо, вытирая песок. Тот тоже упал.
— Девушка? Вы слышите меня? – когда капюшон дождевика спал, Вика увидела молодого парня. Сколько их тут? А жалуются, что нет молодежи. Или ей посчастливилось нарваться на сосредоточение молодых парней?
Пуговицы на ее платье почти отсутствовали.
Парен предложил свой дождевик.
— Спасибо, не надо, — сказала она, отряхиваясь.
— Я косынку намотаю… Сгодится.
— Как без пуговиц-то пойдете?
— Если я заявлюсь домой в вашем дождевике, то бабушка меня не пощадит, а с косынкой, может, и не заметит.
— Вы приезжая?
— Угу.
— Да, это очевидно… Выбрали ту, за кого некому заступиться.
Парень тоже приезжий. Но он взаправду приехал досматривать дедушку. Недавно. Буквально накануне. И сразу попал в передрягу. Когда эти двое очнутся, то лучше бы оказаться на другом конце деревни. Олег, так звали парня, проводил Вику, но шли они через лес, чтобы никому не попасться на глаза.
Вика рассказала о себе всю правду.
— Ты прости, но родители у тебя непутевые, — сказал он.
— Непутевой он считают меня.
— Дочь в уязвимом положении, а они ее вышвырнули в это захолустье.
— Тебя-то тоже спровадили за дедом ходить?
— Моих никого нет. Родители и брат… Всех нет. Сижу, как сыч, в пустой квартире и рыдаю. А к деду я добровольно приехал.
У дома бабушки Вика попросила Олега уйти. Наверное, ее репутацию уже ничего не может испортить, но получать палкой не хочется. Косынка прикрыла отсутствие пуговиц, а отсутствие масла Вика объяснила тем, что хотела спуститься к речке и посмотреть на рыбок, а сама поскользнулась и выронила все деньги.
Бабушка все равно не очень-то высокого мнения о Викиных способностях.
Олег приходил еще. Он, как городской житель, не представлял, насколько в деревне невозможно спрятаться от слухов. То, что идешь к девушке через лес, короткими перебежками, не поможет. Кто-то из соседей непременно увидит и узнает.
— Тебя эти парни не выловили в деревне? – спросила Вика.
Окно ее пристройки выходило в самую заросшую часть сада. С дороги не видно, что тут кто-то стоит. Вика свесилась с окна, а Олег привстал на бревно, чтобы дотянуться.
— Порядок. Они меня и не узнали. Впустишь?
— И ты туда же? – немного разочарованно спросила она.
— Я не в том смысле… Совсем не с кем поговорить.
Вика разрешила ему посидеть на подоконнике.
— В городе наговоришься, когда дед… Когда ты уедешь.
— Надеюсь, он проживет долго. Вика, а у тебя был… ну, жених. Или постоянный парень. Или это с кем-то случайным получилось?
— К чему этот вопрос? – улыбнулась она, но ответила, — Был.
— Испугался новости о ребенке?
— Нет, он погиб.
Вопреки бабушкиным обвинениям и общему мнению всей деревни, Вика не “гуляла”. У нее был Костя. Юношеская влюбленность в студенчестве. О серьезных чувствах говорить не приходится, они просто не успели дожить до этой взрослой и осознанной любви. Но, когда Вика почувствовала недомогание и узнала его причину, Костя поехал к ее родителям, чтобы просить ее руки. В дороге и погиб. Каким бы он был мужем, она уже не узнает.
Олег к ней зачастил, но просто по-дружески.
Жаль, что бабушка считала иначе.
— Слышала я странный скрип оконной рамы сегодня… — невзначай заметила она, — Не уж то проветривала?
— Проверяла, надежно ли заперто.
— И как – надежно? Что никакой Олег не залезет? Наивную-то из себя не строй. Тут деревня, тут все это видят. Мне уже пол поселка донесли. Ни стыда, ни совести. Даже на пятом месяце умудряешься!
Вика не оправдывалась. Что ни говори, а бабушке проще палкой отходить, чем выслушать. Кому интересна какая-то правда о том, что жених у нее был, и что Олег ей всего лишь друг? Никому.
— Не было ничего.
— Да-да, ври больше.
— Уж дотерпи, бабушка. Родители нас с ребенком заберут, и я не буду тебе надоедать.
— Кто тебя заберет? Родители? Ой, малахольная! Кто тебя заберет?! Это тебе было сказано, чтобы вывезти оттуда без твоих визгов. Никто за тобой не приедет. В эту чепуху только такая, как ты, и могла поверить. Как родишь, я ребенка в детдом отвезу.
— Не отвезешь!
— Будешь артачиться – я и тебя выгоню. Милостыню просить пойдешь. Родителям-то ты не нужна, а ничего своего у тебя и в помине нет.
Вика сделала вид, что пошла в огород, пропалывать грядки, а сама выскочила через калитку – в лес. Чем дальше Вика углублялась в чащу, тем безнадежнее ей казалось собственное положение. Ребенка отберут, как только она родит. Или не отберут, но они пойдут на паперть. В город ей путь заказан. Какая участь ее ждет у бабушки? Пахать от зари до зари. Получать тростью. Слушать намеки односельчан. И бояться выйти на улицу, где ее принимают за… За ту самую.
Набредя на пруд, Вика остановилась у кромки воды.
— Нырять будешь? – спросил Олег.
— Как ты меня нашел?
— Увидел твою светлую косу. Пошел за тобой. Что надумала? Топиться?
— Хоть бы и так.
Можно нырнуть… И тогда все прекратится.
— Так что? Будешь прыгать или пойдешь со мной?
— Что? – не поняла Вика.
— Я еду в город. Через три дня, как деда провожу. Так и уеду. Навсегда. Поедешь со мной?
— Мне за вещами надо…
— Забудь. Бабка твоя котомки все равно не отдаст, а закрыть тебя и соседей созвать может. Поехали?
— Я тебя мало знаю.
— Свою родню ты знаешь 20 лет, и как тебе это помогло?
— Поехали.