Автомобиль наконец свернул с разбитой грунтовки на знакомую дачную улицу, утонувшую в сиреневых зарослях.
Марина прислонилась лбом к холодному стеклу и прикрыла глаза. Изматывающая трёхчасовая пробка тяжёлым грузом осела в плечах.
На заднем сиденье, в детском кресле, всхлипывала двухлетняя Лиза — сначала от скуки, теперь уже от голода.
— Ещё чуть-чуть, малышка, почти доехали, — на автомате пробормотала Марина, мечтая лишь об одном: наконец сесть и поесть по-человечески.
Выехали они поздно, по дороге перебились яблоком и сухим печеньем. Сергей ловко припарковал машину у родительского дома — старого, деревянного, с кружевными наличниками.
Дверь распахнулась мгновенно, и на крыльцо выскочила, размахивая клетчатой прихваткой, свекровь — Нина Васильевна.
— Мои хорошие! Ну наконец-то! — её голос зазвенел радостно. Она обняла Сергея, чмокнула Марину в щёку и тут же потянулась к внучке. — А это кто у нас такой худышка? Иди к бабушке!
Лиза, капризная и уставшая, уткнулась лицом в плечо отца. Марина, натянуто улыбаясь, начала доставать из багажника пакеты с продуктами — как всегда, она привезла полмагазина: рыбу, фермерский творог для дочки, хорошие сыры, фрукты.
Она любила, когда стол был щедрым. Любила радовать близких — особенно родителей мужа, с которыми всегда старалась держать ровные, уважительные отношения.
— Проходите, проходите, чай уже готов! — суетилась Нина Васильевна, пропуская их в дом.
На кухне, наполненной дачным уютом — герань на подоконнике, вышитые полотенца, — уже сидел тесть, Виктор Андреевич. Он поднялся, похлопал Сергея по плечу и по-отечески поцеловал Марину.
— Устали с дороги? Присаживайтесь.
Они разместились за большим деревянным столом. Хозяйка заварила чай, поставила в центр вазочку с вареньем и тарелку с печеньем.
Завязалась неспешная беседа — о дороге, о делах, о соседях. Марина прижимала к себе Лизу, которая тихо скулила, утыкаясь носом в мамин свитер.
— Она есть хочет, — негромко сказала Марина, поглаживая дочку по голове. — Да и мы тоже… Я сейчас что-нибудь быстро сделаю. Рыбу привезли хорошую.
Нина Васильевна отмахнулась, словно от мелочи.
— Да что ты, не надо! У меня всё готово.
Она подошла к холодильнику, достала большую тарелку, накрытую плёнкой, и, сняв её, поставила блюдо прямо перед Сергеем. Это был заветренный салат, явно не первой свежести. Рядом появился ломоть хлеба.
— Вот, сынок, поешь. В дороге, небось, толком не ел, — ласково произнесла она, и в голосе прозвучала та самая, слишком избирательная забота.
Марина застыла. Она перевела взгляд с тарелки на мужа, потом на свекровь. Лиза у неё на руках замолчала, широко глядя на еду. Сергей неловко взял вилку.
— Мам… Марина с Лизой тоже голодные, — тихо сказал он.
— Да вижу я! — махнула рукой Нина Васильевна. — Пусть чай попьют, печенье возьмут. А ты ешь. Я тебе специально оставила.
И она снова углубилась в рассказ про огород.
Сергей начал есть. Каждый его укус отзывался у Марины тупым сжатием внутри.
Она сидела, обнимая дочь, ощущая, как голод, усталость и растерянность сдавливают горло.
Когда салат закончился, Нина Васильевна довольно улыбнулась:
— Ну что, наелся?
— Да, спасибо, — ответил Сергей и опустил глаза.
Она забрала тарелку и, как ни в чём не бывало, продолжила разговор.
Марина смотрела на мужа. Он нервно постукивал пальцами по столу. Потом резко поднялся.
Стул скрипнул, разговор оборвался.
Сергей вышел в прихожую, а через пару минут вернулся с пакетом — багет, сыр, ветчина, овощи.
— Пап, я кушать хочу, — тихо сказала Лиза.
— Сейчас, зайка, — спокойно ответил он.
Он молча собрал бутерброды и поставил тарелку перед Мариной и дочкой, налил тёплого молока.
— Ешьте.
В кухне повисло тяжёлое молчание.
Виктор Андреевич неловко прочистил горло и уставился в окно.
Нина Васильевна сидела, выпрямив спину, словно проглотила линейку. С её лица исчезла привычная мягкость — осталась холодная, задетая обида.
— Ну вот как, значит, — наконец произнесла она ровным, почти ледяным тоном. — Я сыну салат берегла, старалась, а он, выходит, уже к магазинной еде привык. Всё своё — лучше, да?
— Мам, — негромко, но отчётливо сказал Сергей. — Мы все были голодные. Марина с Лизой с дороги. Почему ты накрыла только мне?
— А как иначе? — Нина Васильевна искренне удивилась. — Ты за рулём был, устал! Мужчина! А они что — сидели себе спокойно. Да и потом, я не знала, что им сразу есть понадобится. Сказали бы.
— Я сказала, — тихо, но ясно произнесла Марина. Она перестала жевать и посмотрела свекрови прямо в глаза. — Я сразу сказала, что мы голодны и сейчас что-нибудь приготовлю. Вы ответили: «У меня всё есть». И поставили тарелку только Сергею.
— Так это был мой салат! — всплеснула руками Нина Васильевна. — Я его вчера делала, для семьи. А для гостей… гостей вообще-то предупреждать надо.
Слово «гости» зависло в воздухе, словно что-то липкое и неприятное.
За все годы Марина впервые услышала его в свой адрес.
Виктор Андреевич снова кашлянул.
— Нин, ну что ты… Все же люди, все есть хотят. Хорошо, что Серёжа сообразил.
— Сообразил! — фыркнула она, но запал уже сходил на нет, уступая место уязвлённой гордости.
Она отвернулась и начала резко убирать со стола чашки. Марина молча доела бутерброд, потом встала и помыла за собой тарелку.
— Спасибо, — сказала она Сергею, не глядя на свекровь. — Лиза, пойдём умоемся.
Она взяла дочку на руки и вышла из кухни.
В маленькой ванной Марина долго умывала Лизе лицо, будто пытаясь смыть не пыль дороги, а неприятный осадок внутри. Почему-то именно сейчас накатила странная смесь стыда, злости и боли — и больше всего удивляло, что стыд был вовсе не за себя.
Дверь скрипнула, и в ванную вошёл Сергей. Он обнял их обеих, прижался губами к её влажному виску.
— Прости, — прошептал он. — Я… я правда думал, что она сейчас и вам принесёт.
— Не принесла бы, — тихо ответила Марина. — Ты же видел. Для неё мы — гости. А ты — свой.
— Это глупость, — резко сказал он.
— Для нас — да. Для неё — нет.
Вечер так и не сложился. Любые попытки разговора за чаем разбивались о холодную стену обиды Нины Васильевны. Она демонстративно обращалась только к сыну и мужу, словно Марины вовсе не существовало.
Марина рано уложила Лизу и ушла в маленькую комнату под крышей, которую им всегда отводили. Лежа и глядя в потолок, она снова и снова прокручивала один и тот же образ: тарелка с заветренным салатом, опускающаяся строго перед мужем.
Сергей пришёл позже. Он лёг рядом и взял её за руку.
— Я поговорил с отцом, — сказал он. — Он говорит, мама всю неделю готовилась, переживала, хотела, чтобы мне было хорошо. В её голове это, видимо, и выглядело нормально — сначала накормить меня.
— А мы? — Марина повернулась к нему. — Мы кто?
Он помолчал.
— Я раньше… не хотел это замечать. Но да, она всегда сначала наполняет мою тарелку.
— Я думала, это просто забота.
— Забота, — кивнул он. — Но только обо мне. Остальные — потом. Если останется.
Марина закрыла глаза.
— Мы — часть твоей семьи. Но не её.
Сергей ничего не ответил. Он только крепче сжал её пальцы.
Утром Марина проснулась первой и вышла на кухню. Нина Васильевна уже стояла у плиты.
— Доброе утро, — спокойно сказала Марина.
— Доброе, — буркнула та, не оборачиваясь.
— Мы сегодня после завтрака уезжаем.
Свекровь резко повернулась, сковорода шипела у неё в руках.
— Как уезжаете? Вы же только приехали!
— Планы поменялись, — ровно ответила Марина. — И в будущем, пожалуйста, не готовьтесь к нашему приезду. Мы всегда привозим еду и будем полностью себя обеспечивать.
— Это как это?! Я для своих стараюсь!
— Для своих, — мягко, но твёрдо перебила Марина. — Мы с Лизой, видимо, к ним пока не относимся. А быть гостями, которых нужно заранее предупреждать, нам неудобно.
Она развернулась и вышла.
За завтраком стояла гробовая тишина. Сергей поддержал её решение, сославшись на срочные дела в городе.
Когда машина тронулась, Марина посмотрела в зеркало.
Виктор Андреевич махал рукой.
Нина Васильевна стояла, скрестив руки на груди.
— Ты уверена? — тихо спросил Сергей.
— Уверена, — ответила Марина. — Я не хочу, чтобы Лиза училась молчать и ждать, пока «своим» достанется еда.
Она посмотрела на дочку. Та, сытая и довольная, листала книжку с картинками.
Она ничего не поняла.
И это было самое главное.