Это случилось в день свадьбы Марии-почтальонши. Ах, какая то была свадьба… Не праздник, а горе людское. Вся деревня сбежалась к правлению не поздравлять, а осуждать. Стоит Мария — тоненькая, будто тростинка, в простом белом платьице, которое сама и сшила. Лицо бледное, глаза — большие, настороженные, но упрямые. А рядом с ней — жених, Артём.
Артёма у нас за глаза кликали «Зверем». Вернулся он за год до того из колонии. За что сидел — никто толком не знал, но слухов хватало на целый роман. Высокий, мрачный, с шрамом через щеку. Мужики здоровались через силу, женщины детей отводили, собаки, завидев, юркали под ворота. Он поселился на краю деревни, в дедовской хибаре, работал где тяжелее — туда, где другие и за деньги не шли.
Вот за такого человека и собралась замуж наша тихая Мария, сирота, выросшая у тётки.
Когда председательша пробормотала своё дежурное: «Поздравляю молодых», — толпа даже не шелохнулась. Только ворона где-то на тополе каркнула.
И тогда из людей вышел Марьин двоюродный брат — Гена. Он после смерти их родителей считал её младшей сестрой. Подошёл, глянул прямо в глаза и ледяным голосом процедил:
— Всё, Мария. С этого дня ты мне не родня. Связалась с кем попало, позор на весь род. Ноги твоей у меня не будет!
Сказал — плюнул у ног Артёма и ушёл, как буря. А за ним и тётка, губы в нитку.
Мария стояла неподвижно. Только по щеке скользнула одна-единственная слеза. Артём посмотрел вслед Гене, лицо каменное, кулаки белые, будто сейчас бросится. Но нет. Он повернулся к Марии, взял её за руку, бережно, будто боится обидеть, и негромко сказал:
— Пойдём, Маш. Домой.
И они пошли — вдвоём против всех. Он — угрюмый и сильный, она — хрупкая, в своём белом платье. А за спиной шипение, взгляды, как иглы. А у меня, признаться, сердце тогда сжалось — ведь сколько же им выдержать придётся…
А началось всё просто. Мария носила почту. Тихая, неприметная. Как-то осенью на неё у околицы налетела стая собак. Кричит, сумку выронила, письма по грязи. И вдруг откуда ни возьмись — Артём. Не кричал, не махал. Подошёл к вожаку, что-то глухо сказал — и псы, как по команде, отступили.
Он поднял размокшие конверты, подал ей. Мария подняла глаза, прошептала: «Спасибо…» Он кивнул и ушёл.
С того дня она стала видеть его по-другому — не страшного, а одинокого.
Видела, как он старухе Фёдоровне забор поправил, как из реки телёнка вытащил, как котёнка приютил. Всё делал молча, без показухи. А она видела. И сердце её потянулось к его душе, тихой, израненной, как её собственная.
Встречались у родника по вечерам. Он молчал, она рассказывала. Однажды принёс ей дикий цветок, болотный ирис — и тогда она поняла: пропала.
Когда объявила родным, что выходит за него, — поднялся крик. Тётка плакала, брат грозился убить. А она стояла, глядя в глаза:
«Он хороший. Вы просто его не знаете».
Жить начали трудно. Его нигде не брали, перебивались случайными подработками. Но в их доме — чисто, уютно. Артём сделал полки, поправил крышу, посадил у окна цветы. Вечером садился у стола, Мария ставила суп, и в их молчании было больше нежности, чем в чужих признаниях.
Деревня сторонилась. В магазине обвешивали, дети кидались камнями.
Но они держались. Вместе.
Пока однажды ночью не вспыхнул пожар у Гены.
Пламя взвилось в небо, люди метались. Ребёнок остался в доме. Гена рвался внутрь, его удерживали. И тут из темноты вынырнул Артём — вылил на себя ведро воды и шагнул в огонь.
Через вечность он вышел, чёрный, обгорелый, с девочкой на руках. Живой. Девочка — дышала. Он упал. Потом, в медпункте, очнулся — перед ним Гена на коленях. Без слов. Только слёзы, скупые, мужские.
После того пожара всё переменилось. Люди потянулись. Артёма стали уважать. Мужики помогли с ремонтом, Гена стал другом. Жена его, Таня, носила Марии пироги, молоко. А потом у Артёма и Марии родилась дочь — Светка, а за ней сынок — Мишка.
Дом наполнился смехом. Артём — нежнейший отец, хоть и молчун. По вечерам строгал деревянные игрушки. Я как-то зашла — он чинит маленький велосипед, Гена держит колесо, а их сыновья строят в песке замки. Мир, тишина, пчёлы в цветах.
Мария вышла с квасом, улыбнулась мне своей светлой, тихой улыбкой. Взглядом обвела мужа, детей, брата. И в этой улыбке — вся её жизнь. Тяжёлая, выстраданная, но счастливая.
Она не ошиблась. Она пошла за сердцем — и обрела всё.