В палате пахло лекарствами и свежевымытым полом. За окном тянулись серые деревья, обсыпавшие последние листья. Осень стояла холодная, сырая, и в эту погоду всё казалось ещё тяжелее.
— Борщ пересолен немного… Но вкус — волшебный! — усмехнулся Николай, сидя на белой металлической койке. Его голос звучал хрипло, но в нём мелькнула прежняя живость. — Мамка готовила? Влюбилась, что ли? В кого же?
— Да и ребёнку ясно, в кого! — засмеялась Лиза. Её смех прозвенел, как колокольчик, и на миг палата наполнилась светом. — В зеркало взгляни — и всё поймёшь!
Николай повернул голову к окну. В стекле отразилось его усталое лицо: глубокие тени под глазами, редкие волосы, жёлтая кожа. Когда-то он был широкоплечим, крепким, а теперь — словно высох. Он горько улыбнулся.
— Зайка моя… передай маме: пусть не мучается, не носит мне еду. Здесь кормят… ну, терпимо, — произнёс он, словно каждое слово было камнем.
— Ты с ума сошёл! Маме такое скажи — жизнь наскучит! — Лиза улыбнулась, но глаза её блестели от влаги.
— Я и сам жить хочу… — тихо проговорил Николай. И тишина повисла в палате, такая плотная, что Лиза услышала своё сердцебиение.
Она осторожно взяла его ладонь. Кожа была тонкой, прозрачной, холодной.
— Можно я останусь с тобой? — спросила она почти шёпотом.
Теперь каждая минута была для неё сокровищем. Врачи сказали: отец долго не протянет. И она ловила каждое слово, каждый взгляд.
Давным-давно всё было иначе. Весёлые девчонки смеялись в общежитии, пахло кофе из дешёвой турки и свежим лаком для ногтей.
— Ну не ври! — соседка Рая округлила глаза. — Ты хочешь сказать, он тебя пригласил? Он же спортсмен, весь такой на виду, а ты… — она махнула рукой, — простая девчонка. В жизни не бывает, чтоб такие к тебе липли!
— Сама ты простая! — вспыхнула Марина, её щёки загорелись, как мак. — Он позвал. Сказал, я ему понравилась!
— Наверное, под градусом был. — Рая закатила глаза. — Завтра и не вспомнит.
Марина промолчала, но в её сердце зажглась уверенность: Николай придёт.
И он пришёл. Осенний вечер был прохладный, улицы подсвечивались жёлтыми фонарями, в воздухе пахло мокрой листвой. На Николае был синий спортивный костюм. Высокий, широкоплечий, с мягкой улыбкой. Он сказал, что сбежал с тренировки — лишь бы не опоздать.
— Так ты голодный? — первое, что вырвалось у Марины.
— Да пустяки, потом перекушу, — ответил он. Но глаза его всё время возвращались к её лицу.
Марина метнулась в столовую, где ещё пахло свежей выпечкой, и вернулась с пакетом. Там были тёплые пирожки с картошкой и термос с чаем.
Они нашли лавочку под каштаном. Лампа над ними светила тускло, но от этого место казалось ещё уютнее. Николай ел пирожки с таким аппетитом, будто это был настоящий пир.
— Прости, я всё умял, — сказал он виновато. — Даже не спросил, хочешь ли ты.
— Ничего. У меня ещё осталось, — улыбнулась Марина. — Да и худеть не мешало бы.
— Тебе? Худеть? — удивился он и покачал головой. — Да ты чудо как хороша!
Она отвернулась, смущённо улыбнувшись. В груди у неё разлилось тепло, какого она никогда прежде не знала.
Жизнь закрутила их вихрем. Свадьба была скромной, на дворе стояли девяностые — у людей не хватало денег даже на хлеб. Но Марина была счастлива.
Николай устроился на стройку. Он пахал днями и ночами: мешки с цементом, кирпичи, холодные руки зимой, обветренное лицо. Домой приходил уставший, но с огоньком в глазах.
— Мы прорвёмся, — говорил он Марине.
Она подрабатывала как могла: шила, мыла полы, помогала соседям. Вместе они держались. Вместе смеялись над бедами.
Когда Марина узнала, что беременна, Николай сиял, как солнце.
— Девочка будет, я чувствую! — говорил он.
Так и вышло. Родилась Лиза, его «Зайка». Николай впервые держал её на руках и плакал от счастья.
Время шло. Николай нашёл своё дело — ремонты и строительство. Сначала работал один, потом собрал бригаду. Люди говорили: «У Николая всё честно и надёжно».
Марина гордилась мужем. Он строил не только дома, он строил будущее для семьи.
Лиза подрастала и часто бегала к отцу на объекты. Пахло свежей краской, деревом, цементом. Отец показывал, как класть плитку, как ровнять стены.
— Папа, а почему ты всё время работаешь? — спрашивала она.
— Чтобы у тебя было лучшее детство, чем у меня, — отвечал он, и в глазах его горел свет.
Когда дела пошли в гору, Марина пыталась восстановить отношения с матерью. Та то и дело просила помощи: то денег, то продуктов. Николай ворчал:
— Почему я должен помогать тем, кто отвернулся от нас в трудный час?
Но Марина всё равно находила возможность что-то передать.
Счастье длилось недолго. Однажды Николай вернулся домой бледный, с одышкой. Сначала думали — простуда. Потом обследования, анализы, страшный диагноз.
Операции, химиотерапия, больничные коридоры с запахом антисептика. Марина ночами плакала в подушку, а днём улыбалась мужу, чтобы он не видел её слёз.
Николай слабел. Но когда приходила Лиза, он оживал. Она приносила книжки, рассказывала истории из школы.
— Мамка хотела прийти, — сказала она однажды.
— Скажи ей, что у меня нелепая причёска, — усмехнулся Николай, погладив редкие волосы. — Не хочу, чтобы она меня таким видела.
— Тогда я скажу, что ты записался в салон и пригласишь её на свидание после стрижки, — улыбнулась дочка.
— Отличное свидание выйдет, — прошептал он. В его глазах мелькнул огонёк воспоминаний о том первом вечере под каштаном, с пирожками и горячим чаем…
Через неделю Николая не стало.
Друзья говорили: «Мир потерял честного человека». Недоброжелатели злословили: «Сгубила его алчность». Но Марина знала правду: она потеряла того, кто научил её любить и жить.
Пустота была невыносимой. Дни стали серыми, холодными, как ноябрь за окном. Но у неё осталась Лиза.
Марина подняла дела мужа. Подписывала контракты, следила за объектами. Её встречали недоверием: «Женщина не справится». Но она справлялась. Она боролась — ради памяти Николая и ради будущего дочери.
А Лиза росла. В её улыбке Марина видела Николая. В её честности и упрямстве — его характер.
И тогда Марина поняла: Николай живёт дальше. В их дочери. В каждом доме, что он построил. В каждом воспоминании, что согревало её в холодные ночи.