В комнате моей подруги Анечки прямо над письменным столом висел солдатский ремень с пряжкой. Я боялась на него даже смотреть, а Анечка жила с ним в одной комнате. Ещё Анечку периодически собирали в «детский дом» за двойки потому, что такая глупая девочка им не нужна, заставляли складывать портфель, и выставляли на лестницу. Она рыдала под дверью, падала на колени и умоляла: «пожалуйста, только не в детский дом». Потом её прощали до следующей двойки.
Мама моя решила как-то перенять этот педагогический опыт. Тем более Анечка училась хорошо, без разговоров ела молочный вермишелевый суп и была любима учителями за послушание и исполнительность. И какой-то из дней я или подстригла ковер в нашей однушке, или разлила синьку в ванной на свежевыстиранное белье, и мама решила, что пришло время начать меня воспитывать.
Она собрала мой рюкзачок, положила туда пару горстей конфет, запасные трусишки и моего зайку, дала деньги на трамвай и подошла к кухонному окну смотреть, как я буду уходить. В это время позвонила моя бабушка и мама ей рассказала о новых и прогрессивных методах воспитания.
— Ты дура?! — заорала бабушка, — Как у меня могла вырасти такая дура! Мы тебя с отцом хоть раз выгоняли? Ты, что, золотой ребёнок была? А если она и в правду сейчас уйдёт, ты об этом подумала? Сядет в трамвай, ты её где будешь искать?
— Но соседская девочка никуда не уходит.
— Но у тебя не соседская. У тебя наша.
Я не знаю, в какой момент маму накрыл ужас. Может быть, она представила себе маленькую девочку в куцей курточке среди сугробов. Может быть, до неё действительно дошло, что меня вдруг совсем не станет. И она, как и была босая и в халатике, кинулась во двор.
Я в это время сидела в песочнице и делала «секретики» из стеклышек и фантиков уже съеденных конфет. Выпотрошенный рюкзак валялся рядом. Я уже всем рассказала, что ухожу в детский дом и сейчас понаделаю «секретиков», чтобы они остались на память обо мне.
Плачущая мама схватила меня в охапку.
— Извини, мамочка, — сказала я ей, — я пока не ушла в детский дом, но конфеты мы уже съели.
Мама принесла меня домой. Мы немного поревели. Вечером пришел с работы папа, покрутил пальцем у виска и мы снова поревели. Но никогда больше мои родители не сказали, что я им не нужна.
Я много чего творила в детстве, и подростком тоже, и очень медленно взрослела, наматывая на бобины родительские нервы. Я думаю, если бы нашли способ делать из них провода, то можно было бы осветить небольшой город. Но мама и папа, когда кто-то на меня жаловался или говорил, какое я исчадие и как со мной сложно, всегда отвечали: «Это не ваша девочка, а наша. И она нам нравится».
Вот, что я вам сейчас скажу. Никто из нас не приходит в этот мир готовеньким и идеальным. Мы учимся быть людьми, профессионалами, родителями. У Анечки, кстати, нормально сложилась жизнь, из нее выросла чудесная женщина, очень талантливый художник и любящая жена и мать. На родителей она не держит зла, давно их простила, но никогда не собирает свою непослушную дочку в детский дом.
И наши родители имеют огромное влияние на нашу жизнь. Это так. Влияют. Но не определяют. Определяет нас то, что мы делаем или не делаем. И решения, которые мы принимаем. Иногда таким решением может быть попросить прощения. Иногда простить. А иногда просто держаться подальше, если простить не можете.
Автор: Елена Пастернак