Звон хрустальных бокалов и аромат свежих пирогов наполняли просторную гостиную хозяйки.
Воскресный семейный обед был в самом разгаре. За столом сидела сама Людмила, её сын Андрей с супругой Вероникой, родня и главный источник оживления – семилетняя внучка Олеся, гостившая у бабушки уже вторую неделю.
На столе красовалась большая тарелка с румяными котлетами, общее блюдо с овощным салатом и ваза с фруктами.
Олеся, светловолосая девочка с дерзкими глазками, явно ощущала себя центром вселенной. Она ковыряла вилкой в салате, выискивая зёрна кукурузы.
– Бабушка, а почему огурец трещит? – неожиданно спросила она, держа на вилке кусочек овоща.
– Потому что он свеженький, зайчик мой, – мягко ответила Людмила Петровна, поправляя бант на голове внучки. – Кушай с аппетитом!
Девочка, вместо того чтобы положить огурец к себе на тарелку, громко хрустнула, откусила половину и с явным проказничеством швырнула остаток обратно в общую салатницу.
– Ах! – негромко воскликнула Вероника, заметив это.
Андрей нахмурился и отодвинул свою тарелку с салатом подальше от племянницы.
– Олеся! – строго и сдержанно произнесла Вероника. – Так делать нельзя! Надкушенное не кладут обратно в общее блюдо. Это негигиенично и неуважительно к другим. Бери только то, что собираешься съесть.
Олеся надула губы и посмотрела на бабушку, ища защиты. Та только прыснула, прикрывая рот рукой.
– Ну что ты, Верочка, придираешься? – весело проговорила Людмила, улыбаясь во весь рот. – Ребёнок шалит! Какая гигиеничность? От слюней не задохнёшься! В семье все свои! – она ласково потрепала Олесю по голове. – Правда ведь, солнышко?
Олеся, приободрённая поддержкой бабушки, оживилась и почувствовала безнаказанность.
– Вот видишь, тётя Вера! – торжественно заявила она. – Бабушка разрешает! Она сказала – от слюней не задохнёшься!
Андрей тяжело вздохнул. Его лицо налилось красным. Он обменялся с Вероникой красноречивым взглядом, полным усталости и негодования.
Вероника крепко сжала губы, понимая, что спорить с Людмилой Петровной сейчас бессмысленно.
Они продолжили трапезу, но оба старательно обходили общую тарелку стороной, сосредоточившись на своих порциях.
Когда подали фрукты, история повторилась. Олеся выбрала самую крупную виноградину, откусила половину и поморщилась.
– Кислая! – заявила она и, под смешки Людмилы Петровны, бросила остаток обратно в вазу к остальным. – Пусть другие доедят!
Вероника невольно взглянула на своих родителей, которые с ошарашенными лицами наблюдали за всем происходящим.
Это стало последней каплей. Андрей резко отодвинул стул. Звонко ударила о стол чашка.
– Мама! – его голос дрожал от сдержанного гнева. – Это уже переходит все границы! Это не забава, а отвратительно! Олеся, немедленно попроси прощения! Мы не будем есть фрукты, в которые ты плюёшь!
В комнате повисла тишина. Людмила Петровна перестала смеяться. Её улыбка сменилась обидой.
– Андрей, как ты смеешь так разговаривать с матерью и ребёнком?! – начала она, но голос дрогнул. – Какие извинения? Она же маленькая! Ничего страшного не произошло! Ну бросила виноградинку, подумаешь… Мы же свои! – добавила она и нервно поправила скатерть.
– Свои или нет, никто не обязан есть еду, которая уже побывала во рту у кого-то другого, мама! – твёрдо сказал Андрей. – Это элементарные правила чистоты и уважения. Представь, если бы она так поступила в чужом доме? Её бы выгнали из-за стола! А ты смеёшься и подталкиваешь её к пакостям!
– Я не подталкиваю! Я просто понимаю, что ребёнок есть ребёнок! – возразила Людмила, но её голос звучал уже неуверенно.
Женщина украдкой взглянула на вазу с фруктами, от которой теперь все отодвинулись. Надкусанная виноградина лежала сверху. Вероника тихо поднялась.
– Пойдём, Олесь, помоем руки, – предложила она, стараясь разрядить обстановку. – А потом я дам тебе виноградину в твою тарелку, хорошо?
Олеся, напуганная громким голосом дяди Андрея и гнетущей тишиной, молча кивнула и потянулась за рукой тёти.
Обед был окончательно испорчен. Фрукты и овощи остались почти нетронутыми.
Тихий стук шагов нарушил тишину. Вероника и Олеся вернулись из ванной.
Девочка, хоть и успокоившаяся, снова ерзала на стуле, её глаза искали, чем бы заняться.
– Ну вот, все помыли ручки, – бодро сказала Людмила Петровна, пытаясь вернуть видимость мира. – Кто хочет кофе с тортиком? Я специально «Прагу» купила!
Она поставила на стол большой торт, покрытый шоколадным кремом и украшенный розами из сливок.
Олеся оживилась, увидев торт. Страх перед Андреем улетучился, уступив место жажде внимания.
Пока Людмила резала торт, девочка не сводила глаз с самой большой розы в центре.
– Бабушка, а можно мне эту розу? – спросила она, но не дождавшись ответа, ткнула пальцем прямо в белую вершину крема. Сливки облепили палец.
– Олеся! Немедленно убери руку! Так нельзя! – воскликнула Вероника, вскакивая.
Но было поздно. Девочка с вызывающим взглядом медленно поднесла палец ко рту и с чавканьем слизала крем.
– Фу! – вырвалось у кого-то из гостей.
Людмила замерла с ножом. На её лице мелькнуло понимание, что внучка перешла границу, но привычка оправдывать её оказалась сильнее.
Она махнула рукой и нервно засмеялась.
– Ну что вы опять? Ну ткнула пальчиком! Ребёнок же! – быстро проговорила она. – Ничего страшного! Сейчас срежу этот кусочек! Олесенька просто любопытная! Все дети так делают! Правда ведь, солнышко? – она потянулась обнять внучку, но та, увлечённо облизывая палец, не обратила внимания.
– Все дети не портят общий торт, мама! – голос Андрея прозвучал негромко, но холодно. Даже Олеся замерла. – Это уже не любопытство. Это сознательное хамство и отсутствие воспитания, которое ты поощряешь.
Андрей встал, отодвинув стул без лишнего шума. Его лицо побледнело, в глазах сверкал холодный гнев.
– Вероника, собирайся. Мы уходим. – Он повернулся к родителям жены. – Простите за этот цирк. Мама, пока ты не прекратишь защищать и поощрять такие выходки, мы не будем приходить. И Олесю я в своём доме видеть не хочу, пока она не научится уважать других.
Вероника, бледная, с дрожащими губами, молча кивнула. Её взгляд, полный горечи и немого упрёка, встретился с растерянными глазами свекрови.
Родители Вероники поспешно поднялись, бормоча что-то о том, что им пора.
– Андрей… Сыночек… Подожди… – Людмила сделала шаг, но голос сорвался.
Она увидела в глазах сына не только злость, но и отвращение.
Олеся наконец поняла, что её «победа» обернулась бедой, и громко заплакала, вытирая липкие пальцы о скатерть.
Но на неё уже никто не обращал внимания. Андрей и Вероника молча вышли.
За ними, смущённо глядя на испорченный торт и плачущую девочку, последовали родственники.
Людмила провожала их растерянным взглядом, искренне не понимая, почему все ушли.
Её глаза упали на торт, где зияла ямка от детского пальца, а на скатерти расплывалось кремовое пятно.
– Не плачь, милая! – обратилась она к Олесе. – Ешь торт… сколько хочешь и как хочешь…
Андрей и Вероника больше не приезжали к женщине, если знали, что там будет избалованная племянница.
Родственники тоже отдалились и на все приглашения Людмилы Петровны отвечали отказом.