— Открой дверь, бесстыжая! — завопила Валентина Григорьевна, колотя кулаками по деревянной поверхности. — Думаешь, отсидишься? Сын приедет — мало не покажется!
Лена застыла у окна, затаив дыхание. За стеклом — серый двор, рваный октябрьский ветер гонял по асфальту обрывки листьев. Прошло три недели с тех пор, как Роман отбыл в командировку, оставив её наедине с этим неутихающим адом в лице собственной матери.
— Да ты же дома, дрянь! — яростно кричала Валентина Григорьевна. — Телевизор орёт на всю квартиру! Хватит строить из себя невидимку!
Гулкие удары отдавались в стенах, как пушечные залпы. Лена прижалась к стене, стискивая зубы.
— Как же я была слепа, — прошептала она. — Мама ведь предупреждала: “Сначала свекровь изучи, потом мужа выбирай…”
За дверью гремели чужие голоса. Свекровь, как водится, притащила с собой всех своих: сестру Агнию, племянницу Лизу и восьмилетнего сына той — безжалостного малолетнего варвара по имени Тимур.
— Может, она заболела? — неуверенно пропищала Агния.
— Она обнаглела! — взвизгнула Валентина. — Думает, раз Ромка ей туфли покупает, всё можно! А я ей покажу, кто здесь хозяйка!
Лена прикрыла глаза. Первое время после отъезда мужа она, как дура, открывала. Верила — пришли просто повидаться. А они вламывались, как ураган: выметали еду, курили в спальне, громили порядок. И при этом умудрялись делать вид, будто оказывают ей честь.
— Леночка, открой, солнышко! — вдруг вкрадчиво запела Валентина Григорьевна. — Мы же родня! Чего мы тут как брошенные стоим?
Лена молчала. Её трясло. От усталости. От ярости. От бессилия.
— Ах ты собака неблагодарная! — рявкнула свекровь, сбрасывая вежливость. — Да я тебя в дом впустила, а ты…
На лестничной клетке послышался голос соседки с третьего — Маргариты Павловны:
— Валентина Григорьевна, что за скандалы? Опять?
— Скандалы? — свекровь мгновенно включила жалость. — Мы — семья! А она, как чужая! Заперлась! В дом не пускает!
Лена знала: это спектакль. Валентина Григорьевна всегда блистала в роли страдалицы.
— Я её машину во дворе видела! — радостно поддакнула Лиза. — Точно дома!
— Вот и сука! — процедила свекровь. — Ромка с ума сошёл, раз женился на такой!
Лена вжалась в стену. Руки тряслись. Неужели всё снова — как по кругу?
— Доченька, — завела песню Валентина. — Мы ж с добром…
Тишина.
А потом Лена пошла к двери.
— Всё, хватит! — резко сказала она. — Я не открою. Надоело. Холодильник вы опустошаете, спальню прокуриваете, ребёнок ваш всё разносит, а вы ещё и врёте о «семье».
— Да как ты смеешь?! — взвизгнула свекровь. — Я мать Ромы! У меня права!
— А я — его жена. И мне надоело, что ваш визит — это стихийное бедствие.
— Артём — ангел, — запричитала Агния. — А ты ведьма, доведёшь парня!
— Пусть тогда уходит, — прошептала Лена. — Если он считает, что вы правы.
За дверью воцарилось молчание.
— Что ты сказала? — свистящим голосом переспросила Валентина Григорьевна.
— Я сказала: пусть уходит. Я ухожу точно.
Лена подошла к шкафу. Достала дорожную сумку. Сложила в неё вещи: пару джинсов, документы, ноутбук. Взяла наушники. Всё происходило как во сне — с холодным спокойствием обречённого солдата.
Лена стояла в коридоре, сумка у ног, записка на столе. Ещё несколько секунд — и всё. Но прежде чем повернуть замок, она набрала номер.
Рома ответил почти сразу:
— Лена? Всё в порядке?
— Нет, Рома, — она говорила спокойно, но голос слегка дрожал. — Не в порядке.
— Что случилось? Мама сказала, вы поссорились…
— Не поссорились. Она орала под дверью. Как обычно. С роднёй. Тебе видео скинуть с домофона?
— Ну подожди, не надо горячиться. Она вспыльчивая, ты это знаешь. Ты просто…
— Нет, Рома, — перебила Лена. — Я просто устала. Три года твоей матери в моей жизни — и у меня больше нет сил. Я пыталась. Я молчала. Я сглаживала углы. Я тебя просила — ты говорил: «Потерпи». Я терпела. И знаешь, что я поняла?
— Что?
— Что ты меня никогда не выберешь.
Он замолчал. Потом тихо:
— Это неправда…
— Правда, Рома. Ты не защитил меня ни разу. Ни разу не сказал ей: «Стоп». Не поставил границу. Не отстоял меня. Всё, что я слышала — «Она моя мама, пойми…»
— Она и правда моя мама, — выдохнул он.
— А я твоя жена. Была. Но между нами всегда стоял кто-то третий. С характером, окриками и своим ключом от квартиры.
— Не уходи, — хрипло сказал он. — Пожалуйста. Я приеду — всё изменю.
— Слишком поздно. У меня нет желания ждать, пока ты повзрослеешь. Пока ты разберёшься в себе. Я ухожу не потому, что не люблю. А потому что полюбила себя сильнее.
Он молчал.
— Прощай, Рома. Я оставила записку. И ключ.
— Леночка…
— Береги себя. И не позволяй ей больше рушить тебе жизнь. Одной жертвы достаточно.
Лена отключила телефон. Сердце стучало гулко, но ровно. Спокойно. Без истерики, без крика. Всё уже было сказано.
Она открыла дверь.
— Я ему всё расскажу! — орала Валентина.
— Расскажите, — кивнула Лена. — Только не забудьте упомянуть, что унижали меня каждый день.
Она открыла замок.
Родственники ввалились в прихожую, как сельди в банку. Но Лена стояла, уже одетая и готовая.
— Куда это ты?! — ахнула свекровь.
— Туда, где я — хозяйка. А не гостья в собственном доме.
— Ты не можешь! — взвизгнула Лиза.
— Уже делаю, — Лена аккуратно обошла всех и вышла.
На улице было свежо. Свобода пахла октябрём.
Пять лет спустя
На уютной кухне с окнами во двор звенел детский смех. Лена накрывала на стол — домашний пирог, чай в керамическом чайнике, чашки, расписанные вручную. Сын Ваня возился с магнитами на холодильнике, складывая слово «МАМА».
— Мама, папа скоро придёт? — спросил он, подняв к ней карие глаза.
— Скоро, зайка. Он в магазине — хотел взять твой любимый шоколад.
Лена вытерла руки о полотенце и посмотрела в окно. За стеклом — медленно опадающие листья, тёплый вечер и тишина. Та самая тишина, которую она мечтала обрести все эти годы.
Телефон зазвонил. На экране — номер без имени.
— Да? — она ответила, продолжая следить за сыном.
— Лена… — раздался неуверенный женский голос. — Это Валентина Григорьевна. Неожиданно, да?
Лена замерла.
— Я… Я просто хотела узнать, как ты. Рома мне не звонит. Говорят, ты вышла замуж. У тебя сын…
— Да, — спокойно сказала Лена. — У меня сын. У меня семья. Тепло, уважение и покой. Всё то, чего я никогда не чувствовала рядом с вами.
— Я… прости, если…
— Прощение — это процесс, — перебила Лена. — А не телефонный звонок. У меня всё хорошо. Это главное.
Молчание на линии.
— До свидания, Валентина Григорьевна.
Она отключила.
— Мама, а кто это был?
— Никто важный, — улыбнулась Лена и села рядом с сыном. — Знаешь, Ваня, в жизни главное — быть добрым, но не позволять другим быть злыми за твой счёт.
Дверь открылась, и в кухню вошёл Павел — её муж. Он поставил сумку на стол, обнял Лену и поцеловал её в лоб.
— Ты в порядке? — спросил он, заметив её взгляд.
— Теперь — да, — ответила она, обняв его в ответ. — Теперь — навсегда.
И за окном, словно в знак новой главы, вспыхнул мягкий свет уличного фонаря — как точка в длинном, сложном, но победоносном предложении её жизни.