— Без копейки тебя оставлю! Всё на чужую женщину оформлю, будешь знать, — произнесла Лидия Петровна и торжествующе взглянула на дочь.
Надежда молча поднялась и покинула дом.
— Тьфу, размазня… — с раздражением пробормотала Лидия Петровна, когда за дочерью захлопнулась дверь. — Вся в Константина. Ни рыба ни мясо.
Надя даже не знала, была ли её мать, Лидия Петровна, когда-либо замужем. Мать никогда не посвящала её в эти детали, а расспросы на эту тему с самого раннего Надиного детства резко пресекала, и потому девочка больше не решалась интересоваться.
Можно было бы расспросить про отца у бабушки со стороны матери, но с ней Надя не поддерживала связь и даже ни разу не виделась. Она знала только, что когда-то, несколько лет назад, бабушка с матерью сильно разругались. Так сильно, что перестали общаться и мириться не собирались.
Наде было грустно. У детей в классе были бабушки, дедушки, отцы, а у кого-то и дяди с тётями. А у неё только мать. В школе к празднику Победы детям задавали написать про своих героических родственников, участников войны или тружеников тыла, и Надя придумывала, какими могли бы быть её родные. Пусть не героические, но самые простые, близкие и любимые.
И какое-то время она даже хотела их отыскать. Надя решила, что когда-нибудь, когда станет взрослой, отправится в архив и попросит выдать ей сведения о родственниках. Ведь она имеет право! Почему бы и нет? Мысль казалась ей неплохой. Надя была самостоятельная и вполне представляла такую поездку. Более того, Надя уже с шестнадцати лет работала, чтобы помогать матери.
Тема помощи постоянно поднималась Лидией Петровной. С ранних лет мать подчёркивала (например, покупая Наде зимние ботинки), что она отказывается от покупки туфель или платья себе, потому что Надя быстро растёт и старые ботинки ей уже малы. Что обновок себе она давно позволить не может, ведь ей нужно растить дочь. И на вторую работу она выходит, чтобы эту дочь прокормить.
Надя постоянно ощущала вину. Мама ей не раз объясняла, что если бы не маленький ребёнок на руках, она смогла бы добиться большего, построить карьеру, ездить к морю, путешествовать. А так ей приходится «тянуть этот воз».
Надя очень любила мать и всеми силами старалась облегчить её жизнь. Поэтому так рано пошла работать. После школы она сидела по четыре часа в пункте выдачи химчистки. Там же, между делом, готовилась к экзаменам. Там же и решила, что учиться после школы никуда не будет, а пойдёт работать на полный день, чтобы, наконец, полноценно поддерживать мать.
Лидия Петровна выбор дочери одобрила.
— Выучиться можно и позже, — сказала она, отмахнувшись. — Сейчас совсем не время.
В тот период Лидия Петровна так некстати сломала ногу, сначала долго ходила в гипсе, а потом окончательно разболелась, стала ходить по врачам, лечиться. Поэтому Надя должна была обеспечивать мать, ведь та ей всем обязана. Мать столько лет её растила, во всём себе отказывала.
В двадцать лет Надя вышла замуж и переехала к мужу.
Для матери это стало ударом. Когда Надя только сказала, что они с женихом подали заявление, мать заявила, что дочь её бросает. И что ей совсем нет до неё дела.
Лидия Петровна два дня без перерыва плакала, пила таблетки, сбивала огромное давление, обвиняя дочь в том, что из-за этих переживаний снова угробит себе здоровье, не успев толком поправиться. Её недавно сломанная нога нещадно болела, обезболивающие не помогали, в глазах темнело, кружилась голова, а давление всё росло и росло. Лидия Петровна легла на кровать и приготовилась к худшему…
Надя плакала и умоляла мать успокоиться. Обещала, что будет продолжать часто её навещать и, конечно же, помогать деньгами. Мать горестно кивала и ничего не отвечала.
Надя переехала жить к мужу с тяжёлым сердцем. Она ездила к матери два раза в неделю, чтобы помочь убраться, купить продукты, сходить в аптеку и по другим делам. А также привозила деньги.
Муж Нади, Сергей, не возражал против этих визитов, только осторожно намекал жене, что всё это выглядит странно. Лидия Петровна ещё молодая женщина, хоть и родила Надю поздно, однако ей всего лишь пятьдесят девять. И никаких серьёзных болезней у неё нет. В принципе она может всё делать сама… И… скорее всего она манипулирует Надей…
После этих слов мужа, Надя задумалась. А ведь правда, с чего матери требуется такая опека, внимание, словно она совсем старая?
— Наверное, Серёжа смог бы, наконец, помочь мне открыть глаза гораздо раньше, чем я это сделала, — жаловалась Надя в разговоре с подругой Полиной, с которой они недавно познакомились на работе. — Но судьба решила иначе.
— Это ужасно… — тихо сказала Полина. — Остаться вдовой в двадцать три года… Мало дали тому водителю, что сбил твоего мужа на переходе! Он-то жив, хоть и сидит. А Сергея твоего нет. Да и ребёнок осиротел.
— Кира тогда ещё не родилась, — пояснила Надя. — Когда погиб Серёжа, я была на восьмом месяце, думала не выдержу всё это. Думала, что рожу раньше срока или с малышкой что-нибудь случится…
— А мать? Она тебя поддержала? — спросила Полина.
— Нет, — покачала головой Надя. — Она первым делом заявила, что ничем помочь не может, она, мол, на пенсии, и ей самой требуется поддержка.
Полина сочувственно вздохнула, а Надя продолжила:
— Мать сказала, что я сама вышла замуж, сама забеременела, самой мне и разгребать последствия. Она, мол, не одобряла и правильно. Но я поступила наперекор её воле, потому и вышло то, что вышло.
— А родители Сергея? — тихо спросила Полина.
— Он сирота. Из детского дома, — сказала Надя. — Благо, мы жили в его квартире, которая потом мне досталась по наследству, и я не осталась на улице.
— Ну… Мать бы помогла вам, пустила бы к себе-то… Всё ж мать это, а не чужая женщина, — сказала Полина.
— Ты не знаешь мою мать, — вздохнула Надя. — После родов мне стало очень не хватать денег. Матери я, конечно, уже не помогала, самой бы свести концы с концами… Серёжа был у меня очень серьёзным и предусмотрительным человеком. У него был вклад, до знакомства со мной он специально подрабатывал и создавал себе накопления. Вот те деньги мне очень сильно помогли выжить первое время с Кирой. Но я же не работала! Надо было срочно что-то предпринимать. Мы переехали к маме, а свою квартиру я сдала. Маму попросила смотреть за Кирой. Она очень не хотела, ни принимать нас, ни сидеть с внучкой, мне пришлось её буквально умолять. В итоге я смогла выйти на работу. Стало полегче.
— Ну вот! А ты говоришь! — улыбнулась Полина.
— Через полгода мама заявила, что больше так не может, — грустно продолжила Надя. — С малышкой очень тяжело и шумно. Прилечь и даже просто присесть отдохнуть некогда, только и гляди, бегай за ней. Кира как раз только пошла. Везде лезла, всё трогала, часто падала. За ней надо было следить. Это большая ответственность.
— А ходунки?
— Мать сказала, что они вредные, — махнула рукой Надя. — Что от них у детей неправильно развиваются ноги. Словом, попросила я жильцов съехать и вернулись мы с Кирой обратно в своё жильё. Мама, правда, на несколько часов помогать согласилась. Я была ей безумно благодарна. Следующие полгода я завозила по утрам перед работой дочку к ней, а потом, за ради Бога, отпрашивалась с работы пораньше (спасибо понимающей начальнице), чтобы скорее забрать малышку домой и разгрузить маму. Намоталась я за это время ужасно. Но! Слава Богу, Кире дали сад.
Всё это время Лидия Петровна жаловалась, что ужасно устает, да ещё из-за внучки не может выйти на работу, чтобы зарабатывать прибавку к своей крошечной пенсии. Что денег ей катастрофически не хватает, она живёт «в нищете, за чертой бедности».
Надя постоянно ощущала вину за то, что мать сидит с её ребёнком и так страдает. Половину своей зарплаты она отдавала матери, чтобы хоть немного компенсировать все неудобства, которые та терпит из-за неё.
— Когда Кире дали сад, я вздохнула с облегчением. Дочери вроде даже понравилось в саду, и я за неё не переживала. А маму я смогла освободить от непосильной нагрузки. Спустя пару месяцев мне на работе предложили кое-что интересное, правда пришлось получить образование. Скоро ответственности у меня прибавилось, денег тоже, но с тех пор карьера моя пошла в гору. Я очень старалась. Опять же из-за матери. Так хотелось обеспечить и её, и дочь. Про себя я не думала.
Надя всё так же отдавала половину зарплаты матери. Теперь Лидия Петровна жаловалась, что серьёзно подорвала здоровье, пока сидела с малышкой-внучкой и теперь его надо восстанавливать. Лечение стоит дорого, плюс обследования, консультации, поездки в специализированные медицинские центры. Иногда она брала недельную путёвку в санаторий, чтобы «подлечиться» там.
А однажды Надя узнала, что мать ни в какие медцентры и санатории не ездила. Вместо этого, она ездила на море. С подругами. Сначала с одной, потом с другой.
Выяснилось это случайно, когда Надя увидела у матери на телефоне фото с отдыха, где та с бокалом коктейля отдыхает в шезлонге, а рядом море. На вопрос Нади, с каких денег был такой шикарный отдых, мать в сердцах выпалила, что у неё есть деньги! Есть! Она сдаёт квартиру, доставшуюся ей от матери.
— А я? — внезапно севшим голосом спросила Надя. — Зачем я тогда тебе помогаю, отрываю от себя и дочери последнее, думая, что ты едва сводишь концы с концами? Я всё откладываю и откладываю покупку Кире теплого комбинезона и несу деньги тебе, веря, что тебе они нужнее, а ты… Ты сдаёшь квартиру и ездишь на море?!
— Откуда у меня деньги и что я с ними делаю, тебя не должно касаться! — отрезала мать. — А помогать ты мне обязана! Я на тебя тратилась всё твоё детство! Себя во всём ущемляла.
Словно пелена спала с глаз Нади. Единой кинолентой проплыли перед её мысленным взором годы, когда она рвалась на работе, недосыпала, просто валясь с ног, моталась между своей квартирой, работой, детским садом и «помощью» матери, покупала матери лекарства, порой отказываясь от покупки лекарств себе, потому что покупать их было реально не на что.
«Битый небитого везёт» — грустно подумала Надя, вспомнив детскую сказку.
— Ты обязана мне помогать, — с нажимом повторила мать. — А иначе, лишу тебя наследства. Дура, молчала бы! Тебе не выгодно со мной ссориться. Ведь эта квартира, и квартира моей матери, после меня тебе достанется. Но это ещё надо заслужить. А куда я трачу СВОИ деньги, тебя касаться не должно, поняла?
Надя молча поднялась и вышла из квартиры.
— Как же был прав Серёжа! — говорила потом Надя Полине. — Он с самого начала был прав. Он ведь был старше меня на десять лет, мудрее. Да и со стороны, наверное, виднее было.
— И что теперь? Ты больше не поддерживаешь мать? — осторожно спросила Полина.
— Не поддерживаю. Я не хочу «заслуживать» её наследство, — сказала Надя. — Пусть переписывает его хоть на собачий приют, мне всё равно. Благодаря Серёже, мне и Кире есть, где жить.
Узнав, что мать не умирает с голоду в нищете, Надя сбросила с себя огромный моральный груз. Она решила, что уже достаточно помогла матери и пришло время жить своей жизнью.
Однажды Надя случайно поучаствовала в благотворительной акции. От предприятия, на котором она работала, перед Днём Победы они с группой коллег ходили по домам и поздравляли ветеранов. Их было мало, и они уже почти все отметили столетний юбилей.
Одна старушка поразила Надю. Пожилая женщина еле-еле ходила и была очень подавлена. Цветы и подарки от волонтёров не вызвали и тени улыбки на её лице. Оказалось, что бабушка была совсем одинока. К ней регулярно приходили социальные работники, но она грустила по мужу, сыну и другим родным, которых не стало.
Наде запала в душу та старушка, ей было очень жаль пожилую женщину, и однажды она, взяв с собой Киру и купив угощения к чаю, отправилась к ней в гости. Это было перед Новым годом.
Старушка решила, что подарки — это снова благотворительная акция. Надя не стала её переубеждать.
На этот раз бабушка улыбнулась. Увидев Киру, она оживилась и стала её расспрашивать о том, как у неё дела. Потом начала рассказывать о себе. Оказалось, что она блокадница. Имеет ордена и медали. Бабушку звали Маргарита Семёновна, и она принялась охотно вспоминать свои прожитые годы. А потом попросила Надю достать фотоальбомы с верхней полки шкафа.
На самом деле, Надя хотела просто поздравить бабушку с наступающим новым годом и уйти, но… Обижать Маргариту Семёновну не хотелось, ведь ей было так одиноко и не с кем поговорить, и потому Надя, а также Кира, терпеливо слушали бабушкины воспоминания и перелистывали пожелтевшие страницы фотоальбома.
Вдруг кровь прилила к щекам Нади, когда она увидела знакомое лицо. Мать! Это была она, вне всякого сомнения. В этот же момент бабушка запнулась и сказала:
— Ой… А это фото что тут у меня делает? Я же его давно выбросить хотела! Да не решилась… тут же Костик…
— А кто на этом фото? — замерев, спросила Надя.
— Сын мой, Костя, а рядом эта, прoшмaндoвка… Ой, что я несу, тут дитятко, а я ругаюсь! Прости детка, Кирочка, — произнесла бабушка и сняла свои очки. Она достала из очечника тряпочку и принялась их тщательно протирать. Руки не слушались бабушку, и она чуть было не уронила очки. Помолчав, она повторила: — Костя, сын мой. А рядом жена его, Лидия, чтоб ей ни дна, ни покрышки!
Тут и выяснилось, что одинокая бабушка Маргарита Семёновна вовсе не одинокая. У неё есть внучка Надя и правнучка Кира.
Надя чуть сама не разрыдалась, видя, как бабушка вытирает слёзы, растерянно повторяя «да как же это?», «да где же это?». Надя показала ей на своём телефоне фото матери, и Маргарита Семёновна, поджав губы, заявила, что «она ничуть не изменилась».
Оказалось, что мать Нади, находясь в браке с Константином, была ему не верна, встречаясь с коллегой по работе. По словам Маргариты Семёновны, Лидия гуляла от мужа несколько лет. Константин об этом не знал, видимо долгое время они были осторожны. Когда парочка окончательно обнаглела и Константин застал жену с «другом» в их спальне, он тут же подал на развод. Виноватая во всём Лидия прикинулась жертвой.
Она обвинила мужа, назвав бездушным чурбаном, с которым она не жила, а только мучилась, и потому была вынуждена искать «отдушину».
— Чего она только не напридумывала, — махнула рукой Маргарита Семёновна. — Костя мне всё рассказал. Он ушёл от неё, не захотел ни минуты рядом находиться, до того ему было мерзко. Ведь он того мужика знал и много раз видел. Все они работали на одном заводе. Суд оставил дочку с Лидией. Костя был подавлен не только предательством жены. Он обожал тебя и очень мучился разлукой. Он очень сильно тебя любил, Надя…
Бабушка расплакалась и прижала к себе вновь обретённую внучку. И правнучку Киру обняла. Девочка мало что понимала из разговора взрослых, но бабушка ей тоже понравилась, и она обняла старушку в ответ…
Позже Маргарита Семёновна поведала, что Лидия запрещала бывшему мужу видеться с дочкой, да и ей тоже запрещала. Кости не стало рано, что сильно подкосило пожилую женщину.
Сестра Маргариты Семёновны советовала обратиться в суд, чтобы отстоять своё право навещать внучку, но в то время она тяжело заболела, а сестра вскоре умерла. Так до суда она и не дошла.
— Прости меня, девочка, прости старуху… Побоялась я с ней связываться, с этой Лидией… — сказала Маргарита Семёновна Наде. — Что есть, настоящая ведьма…
— Старуху обласкаешь, развалину дряхлую, а мать забросила, не помогаешь! — с такими словами и упрёками однажды мать позвонила Наде. Она узнала про её встречи с Маргаритой Семёновной. Оказывается, Лидия Петровна была знакома с одной соседкой старушки, ведь когда-то Лидия короткое время жила там с мужем. Соседка и поведала ей, что «старуха больше не одна, к ней наведывается какая-то женщина с маленькой дочкой, помогает, общается».
— Ты мне больше не дочь после такого! Предательница! Завещание я уже оформила. Не на тебя, так и знай, — закричала Лидия Петровна по телефону. — Ты обязана помогать мне, а не этой рухляди! Как она ещё жива-то, не понимаю…
Надя молча сбросила вызов. Слушать слова матери было невыносимо. Особенно про «рухлядь». Мать ненавидела свою бывшую свекровь.
Надя часто размышляла о том, как странно и неожиданно складывается жизнь. Никогда не знаешь, что ждёт тебя впереди. Потеряв мать, она обрела бабушку, о которой когда-то мечтала в детстве. Кира же обрела прабабушку.
Маргарита Семёновна оказалась чуткой, сердечной женщиной. Она тоже была счастлива найти родных. Ведь она была так одинока! Старушка призналась, что в последнее время часто плакала и просила Бога забрать её, потому что жить ей уже незачем. Но судьба распорядилась иначе.
— Жизнь мне приготовила подарок, — улыбнулась она. Теперь Маргарита Семёновна стала часто улыбаться…