— Надоел ты мне, брюзга старый! Всё тебе не так! То не то, это не эдак! Съеду от тебя, уйду жить к матери. А ты с голоду пропадёшь! — Марина, в очередной раз, выкрикнула эти слова, пылая гневом.
— Ой, уйдёт она! Ой напугала! Ты тридцать лет «съезжаешь» к маме — всё никак! И кто тебя кормить станет, а? — Семён, как всегда, огрызнулся в ответ. Ему тоже надоели эти бесконечные упрёки.
— А вот возьму и уйду! — отрезала Марина, сжав губы.
Раньше они тоже препирались, спорили, бывало, до хрипоты, но были дети — где повздорят, там и мирились. Надо было кормить, одевать, учить. Некогда было «разъезжаться». А сейчас дети выросли, улетели из гнезда, у самих семьи. Теперь можно было и разойтись.
Марина сложила вещи. Не всё — лишь самое нужное. Пару платьев, любимую блузку, косметичку, расчёску, тапочки. Взяла документы и уехала к матери.
Да, в этот раз Марина действительно ушла.
— Ну наконец-то свобода, — сказал пустой квартире Семён и достал из холодильника пиво.
«Сейчас выпью, закурю прямо здесь, на кухне (раньше Марина не позволяла — марш в подъезд!), а потом зайду в «Хмельную бухту», возьму разливного свежего — не то что эта бутылочная дрянь», — размышлял он, прикрывая глаза.
Сказал — сделал. Выпил, закурил, отправился в «Хмельную бухту». Взял литр разливного, подумал: может, и еды прихватить? А дома-то пусто. Рука сама потянулась к телефону: позвонить, спросить у Марины, что купить.
«Нет уж! — одёрнул он себя. — Теперь я хозяин. Сам решу, что брать!».
Семён чесанул затылок. Всю жизнь ходил по списку, который Марина составляла с пояснениями. Плюнул, взял хлеб да колбасу. Домой шёл с двойственным чувством: вроде свобода, а вроде пустота.
Дома глянул в холодильник. «Надо было молока купить… и яиц нет. Старый болван!» — подумал он.
Да, с завтраком вышла промашка. Он же умел готовить только яйца. Ладно, сделает бутерброд, запьёт чаем — и хватит.
Захотел налить пиво в любимую кружку — ту, что подарил шурин. Раньше можно было крикнуть: «Марина, где кружка?!» — и через минуту всё было бы готово. А тут — ищи сам. Лень. Взял стакан. Невесело.
Закурил снова на кухне. Всю жизнь мечтал вот так, с дымом коромыслом. А теперь — самому неприятно.
Вернулся в зал, включил телевизор. Там какая-то женщина жаловалась на мужа-пьяницу.
— Дурочка! Кто ж тебя заставлял за него идти? — буркнул Семён.
Он обернулся к креслу, где обычно сидела Марина, параллельно болтая с дочкой. Сегодня там пусто. И на душе пусто. Некому высказаться, поворчать, поделиться мыслью.
Позвонил телефон. Это была не Марина. Это была дочь — Ирина.
— Привет, пап. А чего мама трубку не берёт? — спросила она.
— Так, уехала к бабушке. Помочь чего-то.
— Надолго?
— Да кто ж её знает…
— А мы хотели завтра к вам заехать.
— Так приезжайте! — обрадовался он.
— Посмотрим, папа. Пока.
Семён понимал: никто не приедет. Они всегда приезжали к «родителям», а не просто к отцу. Без Марины он никому особо не нужен.
На следующий день узнал: дочь с семьёй приехали, но не к нему, а к бабушке — к Марине. Фото прислали: все за столом, счастливые. Только его нет.
Семён горько вздохнул: вот она, реальность.
Через день в дверь позвонили. На пороге стояла Марина.
— Я за вещами. Можно войти? — сказала она.
— Заходи, — ответил он, пряча грусть. — Тут у меня бардак, но приберусь.
— Тоскливо тебе одному? — вдруг спросила она.
Он кивнул.
— И мне, знаешь ли, не легче, — призналась она. — У мамы хорошо, но… Это не мой дом.
— Так ты… тоже скучала? — несмело спросил он.
— Ну… да. Я к тебе привыкла.
Семён обнял её. Она обняла в ответ.
— Так ты останешься? — спросил он.
— А куда денусь? — улыбнулась Марина. — С привычным брюзгой спокойнее.
Вечером они сидели вместе, Семён ворчал на телепередачу, Марина уже придумывала, чем его накормить. Решила приготовить его любимые перцы с фаршем.
И всё у них снова стало на свои места.