— Съездим к моей первой жене, сама убедишься, на что ушли средства, — произнёс Андрей.
Эта дорога изменила всё.
— Я не хочу встречаться с твоей прошлой семьёй.
— Я никогда тебя не водил за нос. Не так, как тебе кажется. Поехали — и ты разберёшься.
Она всматривалась в него — осунувшегося, будто постаревшего за пару дней, с воспалёнными глазами и нервными движениями рук. Это был её Илья. Тот самый, с кем они прожили двенадцать лет. Тот, кто среди ночи устранял протечку, когда заливало соседей снизу. Тот, кто дежурил у палаты с Максимом, когда тому делали операцию. Тот, кто никогда — она была уверена — не поднимал на неё руку и не позволял себе грубостей.
Он допустил ошибку. Но он не был изменником.
— Ладно, — сказала Вера. — Поедем. Только не сегодня. Завтра.
— Завтра выходной. Дети…
— Оставим у моей мамы. Скажем — нужно уладить дела.
Илья кивнул и крепче сжал её ладонь.
— Благодарю.
— Не за что. Я еду не ради прощения. Я хочу увидеть её глаза.
Ночью Вера не сомкнула век, уставившись в потолок. Рядом ровно дышал Илья — на этот раз он действительно спал. А ей сон не шёл.
Завтра она встретит женщину, с которой он жил до неё. Мать его первенца. Ослабленную болезнью, зависящую от помощи. И подростка, который плакал в трубку, умоляя отца перевести деньги.
Что можно сказать в такой ситуации? И нужно ли говорить вообще?
Вера повернулась на бок. За окном уже серело — короткая летняя ночь подходила к концу.
Через несколько часов они покинули город. Лиза и Максим остались у бабушки, радуясь мультикам и домашней выпечке. Вера сидела рядом с водителем и молча наблюдала, как за стеклом проносятся виды.
Чернигов встретил их тусклыми домами и разбитым двором. Илья свернул к третьему подъезду и заглушил двигатель.
— Мы здесь, — сказал он.
Вера взглянула на облезлую дверь, на ржавые поручни, на окна со старыми рамами — и ощутила, как внутри что-то сжалось.
Они вошли в подъезд с запахом сырости. Третий этаж. Квартира двадцать семь.
Илья нажал кнопку звонка. За дверью послышались шаги.
Открыл подросток — худощавый, с потемневшими кругами под глазами и взглядом человека, давно лишённого нормального сна. На вид — лет четырнадцать, но выражение лица было слишком взрослым.
— Пап? — он посмотрел на Илью, затем на Веру. — А это…
— Это Вера, — ответил Илья. — Моя жена.
Арсений молча кивнул и пропустил их внутрь. Вера сразу уловила запах лекарств и застоявшегося воздуха. Узкий коридор, старые обои, тусклый свет.
— Мам, к тебе пришли, — крикнул он.
Комната была маленькой. Продавленный диван, шкаф, телевизор. У окна — кресло, в котором сидела женщина.
Вера ожидала увидеть соперницу. Но перед ней была измождённая болезнью женщина лет сорока, исхудавшая, будто одежда держалась на ней случайно. Бледное лицо, впалые глаза, платок — волосы, вероятно, выпали после терапии.
Елена подняла взгляд и попыталась улыбнуться.
— Здравствуйте. Вы, наверное, Вера. Илья говорил о вас.
Все заготовленные слова исчезли. Перед ней была не враг. Перед ней была женщина, цепляющаяся за жизнь.
— Присаживайтесь, — тихо сказала Елена. — Арсений, поставь чай.
— Не стоит, мы ненадолго, — начала Вера, но мальчик уже ушёл.
Они сели. На стене висела фотография: маленький Арсений на руках у молодой Елены, рядом — Илья, без седины, улыбающийся. Другая эпоха. Другая семья.
— Я хотела извиниться, — сказала Елена. — За деньги. Я знаю, что вы копили. Мне тяжело, что так вышло.
— Вы не просили, — ответила Вера. — Он сам позвонил.
Елена опустила глаза.
— Он слишком рано повзрослел…
Арсений вернулся с подносом. Его руки слегка дрожали. Вера заметила, как он постоянно следит за матерью — не стало ли ей хуже.
— Спасибо, — Елена коснулась его руки.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Вера и тут же пожалела.
— Лучше, чем месяц назад. Врачи говорят — есть улучшения. Благодаря помощи. Лекарства очень дорогие…
Она не договорила.
И Вера вдруг поняла, куда ушли их сбережения. Не на прихоть. Не на тайную жизнь. А на шанс. На то, чтобы этот мальчик не остался один.
— Илья всегда был достойным человеком, — сказала Елена. — Мы разошлись по глупости. Но он вас любит. Это видно.
Арсений посмотрел на отца.
— Спасибо, — сказал он негромко. — Что не отказал.
В его голосе было столько сдержанной боли, что у Веры защемило сердце.
— Прости, — хрипло произнёс Илья. — За всё.
Арсений кивнул. Не простил — но принял.
Обратно они ехали молча.
— Ты должен был сказать сразу, — наконец произнесла Вера.
— Я боялся, — признался он. — Думал, ты не поймёшь.
— Может, я бы вспылила. Но мы бы решили вместе. Больно не то, что ты помог. А то, что скрыл.
— Больше не повторится, — сказал он.
— Никогда.
Прошло два месяца. Елене становилось легче. Илья навещал их, Арсений стал чаще звонить.
— Если вдруг… — начал Илья однажды. — Если с ней станет хуже…
— Мы его не оставим, — спокойно сказала Вера. — Он твой сын. Значит, и наш.
В августе Арсений впервые приехал к ним. Через час дети уже собирали конструктор вместе.
Вера смотрела и понимала: семья не разрушилась. Она стала больше.
На холодильнике появился новый рисунок: пять фигурок, держащихся за руки.
— Это Арсений, — сказала Лиза. — Он теперь с нами.
Вера улыбнулась.
Иногда, чтобы остаться человеком, приходится поступить нелогично.
И они оба это сделали.
И от этого стало не тяжелее — а теплее.