… Много лет назад я говорила с женщиной… без шести лет ей было сто…
Она уходила…
Легко, без обид, и без сожалений…
И дело было не в возрасте, а в умении быть благодарной…
— Умереть, Лиля, я могла очень давно… в первые послевоенные годы…
Оказалась я тогда одна с тремя детьми, да ещё на чужбине…
Все мои погибли, и нам после эвакуации некуда было вернуться, даже дома не осталось…
Жили мы на квартире у такой же побитой войной женщины, в старом бараке…
Спали на нарах, ели что придётся…
Было плохо, но стало ещё хуже, когда артель, в которой я работала, закрылась…
На работу не брали, городок крохотный, я весь обошла, место давали только на швейной фабрике, но и то не сразу, надо было отучиться два месяца…
Денег не осталось… ни на еду, ни за квартиру…
И стала я думать о плохом…
Каждый день просыпалась с мыслью забраться на чердак и повеситься… отчаялась…
Хозяйка заметила моё изменившееся настроение… я ведь смешливая была, несмотря ни на что… кадриль отбивала без гармошки… а тут затихла…
И стала говорить со мной, утешать…
Хотя сама с лебеды на картошку перебивалась с двумя ребятами…
И тут утром открываю однажды дверь, а на крыльце корзина помидоров с огурцами, а рядом, в тряпочку чистую завёрнутые, три буханки хлеба…
Я метнулась к хозяйке…
А она говорит: «Это уж точно не мне, Вер… это тебе»…
Вот с этой корзины я и воспряла…
Поделили мы её поровну, а там и работёнка подоспела, кое-какие деньжонки появились…
Много ещё чего было, но вот той корзины безымянной и хлеба я не забыла никогда… по сей день за неё благодарна… и сама всегда помогала, кому могла… и старалась тихо, чтобы не знали…
Помощь… она — дело негромкое…
Я, слушая её, тоже на всю жизнь запомнила, что помощь не может быть громкой…
Как и всё настоящее…
Лиля Град