— Нет! Нет! Я не буду участвовать в этом дешевом цирке! Как ни умоляй — я не буду.
— Инга, пожалуйста, это не дешевый цирк, а помощь мне в том, чтобы добиться уважения!
— Врать твоей родне?
— Это издержки.
— Сказать им, что эта квартира — твоя?
— Тогда у них отпадут все вопросы!
— Еще сказать, что ты работаешь в банке руководителем?
— И что я лучший сотрудник.
— Нет. Извини, Жень, но все это даже звучит нелепо. Да и кто мне это говорит? Тридцатилетний мужик. Инженер по специальности, между прочим. Тот, кто презирает любое вранье, как жене, так и коллегам! Не я кичилась своими принципами, а ты. Благодаря этим принципам ты, кстати, по должности не продвинулся. Заложил бы вашего Антона Ивановича со всеми его махинациями — уже в его кресле бы сидел.
— Как так можно с коллегой…
— Так заслуженно же, я не прошу тебя оговорить невиновного! Он ворует все, что плохо лежит, премии себе выписывает заоблачные, и это только сотая часть его заслуг. Это так честность выглядит?
— Но доказательств-то у меня нет… А наговорить без доказательств — это все равно, что оклеветать. Я, конечно, за честность, но и за порядочность, и за законность, и…
— Как-то очень избирательно работают твои принципы. Вот родню обманывать, пускать пыль в глаза — это честно?
Женя присмирел. Перестал торговаться за свой план и, горько усмехнувшись, ответил:
— Нечестно. Знаю, что нечестно. Не дурак поди. Но иначе уважения у моей родни не заслужить. Когда папа приедет, ты сама все поймешь. Пожалуйста, я хочу, чтобы хоть раз они отнеслись ко мне, как к человеку, а не как к груше для битья.
За то время, что они вместе, Инга ничего конкретного про родителей Жени так и не услышала. У него есть строгий отец, несносный брат, и мать, которая живет заграницей, видимо, слиняв от бывшего мужа аж на край света.
Вид у Жени был до того несчастный, что Инга дала добро на данную авантюру.
— Ты мне всю версию расскажи. Чтобы не попасться на мелочах.
— Ок. Я перспективный банкир, и у меня еще параллельно несколько собственных бизнесов. Квартиру купил за наличные, записал сразу на себя. Ты домохозяйка. Моя женщина не должна работать.
— Как же это все нелепо, — закрыла лицо ладонями Инга, — Даже дети так не фантазируют…
— Инга, прошу!
— С чего твои родные вообще должны на это повестись? Какой банкир? Ты на инженера учился.
— Такое… они об этом не знают.
— В каком смысле?
— Папа никогда не спрашивал, куда я поступил. С 18 лет я живу тут, а за эти 12 лет мы созванивались раз 8 или 9.
— 8 или 9?? Ты не перестаешь меня удивлять. Поразительно. 8 или 9 раз позвонить отцу…
Нынешний приезд нежданных родственников тоже начался со звонка. Отец Жени, Игорь Алексеевич, сухо и коротко рявкнул в трубку — «в октябре приезжаем в гости», даже возразить не получилось, что у них планы, отпуск, путешествие. Все отложили до лучших времен, а у Жени зато созрела мысль — он еще может доказать отцу и брату, что он не пустое место.
Но как это осуществить?
Работать инженером, конечно, почетно, только отец и бровью не поведет на это, доброго слова не скажет, он уважает только тех, у кого есть много денег. Или тех, кто ведет себя, как «настоящий мужик», чего за Женей, по мнению отца, никогда не наблюдалось.
Надо как-то брать деньгами.
Но и зарплата у Жени не то, чтобы шикарная…
А у Инги есть квартира. Аж на 5 комнат. Она такие хоромы тоже не покупала, но ее семья — коренные в N-ном поколении. Квартира переходила-переходила от родителей к детям, да вот и дошла до Инги. Правда, печальным путем дошла: в прошлом году умерла ее мама.
Но эта квартира для них неподъемная. Ни по ремонту, ни по коммуналке. Инга за все платежи почти всю свою зарплату и отдавала, но не продавала жилье ради мамы, которая хотела дожить в родном доме.
Потихонечку сейчас планировали продажу и покупку другой, более бюджетной и менее огромной квартиры.
Женя попросил, пока не продали, шикануть перед родственниками, да и отец так удачно позвонил. Приезд отца с братом — праздник, конечно, сомнительный, зато уж Женя отыграется за свое детство.
10 октября, еще солнце не успело взойти, а в квартире Инги и Жени уже стоял дым коромыслом. Инга что-то варила, жарила, парила. Женя скатывал немодные ковры в рулоны и относил их в комнату, которую они решили закрыть к приезду родственников. В эту комнату снесли все старые и разваливающиеся вещи.
— Надо было сразу на свалку, — сказала Инга, — Все равно перед продажей хотели повыкидывать.
— Некогда! Папа сказал, что в 8:10 они уже будут в городе. Сколько от вокзала там до нашего дома на такси? Минут 35? Ровно в 8:45 они позвонят в звонок. Папа не отличается вежливостью, но пунктуальность — это про него.
В 8:47 гости прибыли.
Женя глубоко дышал и сжимал кулаки. Будто он был боксером, который сейчас выходил на ринг за звание чемпиона мира.
Преображение мужа заметила и Инга.
— Чего так напрягся? Какие бы у тебя ни были детские воспоминания о брате и отце, это все уже мхом поросло. Они сейчас войдут сюда совершенно другими людьми.
Иногда Женя почитывал книги по психологии, поэтому он знал, что, если взрослый человек и способен измениться, то только путем долгой работы над собой под присмотром профессионалов. А скорее метеорит на землю упадет, чем его брат с отцом захотят поработать над собой.
Да и то — метеорит вероятнее.
Отец, двухметровой горой, возник в их узкой прихожей первым. Игорь Алексеевич, сняв перчатку, протянул руку сыну, а, когда тот попробовал ее пожать, то резко отдернул ладонь и хлопнул его по лбу:
— Ух, тютя, до сих пор ведешься на это, — Игорь Алексеевич посторонился, и в дом вошел Дима.
Дима — вылитый отец.
Инга уже начала догадываться, почему Женя у них белая ворона. Это даже визуально заметно. Игорь Алексеевич и Дима — два бугая, здоровенные, плечистые, не ведающие о деликатности, а Женя — высокий, как жердь, но щуплый, и манеры у него врожденные.
Брат проделал тот же фокус — протянул руку и резко ее убрал.
Женя пожал воздух.
— Твоя? — разглядывая Ингу, спросили они.
— Моя жена. Инга. И она…
— Хорошенькая! Хоть что-то от отца взял! Вкус! Ну, проводи экскурсию, тютя, по своим хоромам.
И они, прямо в ботинках, прошаркали по коридору.
Женя вжался в угол.
— Жень, чего стоишь? Ты же у нас хозяин квартиры, — прошептала Инга, — Хотя теперь я понимаю, почему ты избегал родственников столько лет.
— Ты проводи их в столовую, а я… за вином сбегаю, за бутылкой, которая у нас, подарочная, в серванте стоит.
Инга, не узнавая супруга, провела родственников в маленькую комнату рядом с кухней, напомнив им по пути снять уличную обувь.
— Хороша квартирка, только ремонт-то старый! Это какого года? 1850? — сказал Игорь Алексеевич.
Дима при них стал словно немым.
— Игорь Алексеевич, вы жаркое будете или лучше курочку? — спросила Инга, разбавляя уже напряженные разговоры отвлеченными вопросами.
— Неси все и побольше.
— Зелень покрошить к овощам?
— Зелень и прочую ботву пусть вон тютя ест! — сказал Дима, — Он у нас травоядный.
Было видно, что это не скопившиеся за столько лет шутки, или они так мстят за то, что у него есть своя пятикомнатная квартира, а привычный стиль общения. Настолько привычный, что слово «тютя» у Жени вместо имени.
— Я помогу! — крикнул Женя, когда жена возилась на кухне.
Не надо было их звать! Блеснуть захотел! Чтобы у них аж дар речи пропал от его успехов, а только себя на посмешище перед женой выставил. О него ноги вытирают в его же доме, а он даже постоять за себя не может.
Тютя и есть.
— Инга, я их вечером на поезд посажу, — пообещал он.
— Как, если они приехали на неделю?
— …
Инга опустила поднос с едой на стол, не выдержав испуганного взгляда мужа.
— Ау, девчонки, вы чего там застряли? — заржал Дима.
Любой другой его бы после такого выгнал, но не Женя. Женя в их присутствии терялся.
За столом светские разговоры о кино, природе и общих знакомых быстро заглохли.
Дима затронул тему поинтереснее.
— Ой, Инга, сколько с Женей проблем было в детстве. Как вспомню, так вздрогну. Очень проблемный парень. Ни дня без приключений. То головой в бочку на даче упадет, да воды нахлебается, то одноклассники ему «темную» устроят за то, что учительнице про их списывание рассказал, то собака его на дерево загонит.
— Ты, Дима, забываешь о своей роли во всех этих историях, — процедил Женя, — В ту бочку меня толкнул ты! Обманом туда заманил! Сказал, что на дне монеты золотые лежат, а мне всего шесть тогда было! А, когда я наклонился, то подтолкнул туда и держал. Про списывание одноклассников я никогда не говорил… Я тебе сказал, что у Петрова с Авдеевым всегда работы одинаковые, а учительница этого не замечает, а ты уже по всей школе растрепал, будто я это в учительской учителям говорил.
— Еще скажи, что я тебя на дерево загнал!
— Не ты. Но ты был там, все видел, и, когда я просил позвать на помощь или отогнать собаку, просто ржал во весь голос!
— А как не ржать? Если ты тютя.
— Подставлять меня перед одноклассниками тоже нормально?
— Не помню, чтобы я кому-то растрепал. Что я, девочка, чтобы сплетничать? Или сказал, но друзьям, так откуда мне было знать, что они разнесут это по школе.
— Это не дружки твои, а ты рассказал, ты…
— Цыц! Опять заныл! — отец стукнул по столу, — Женя, ты, как нам тут вещал, важный человек, банкир, с хорошим доходом, от какою квартиру себе купил, а все так же ноешь, как семилетняя девочка. Вытри слезки, тютя!
«Провалиться бы под землю», — думала Инга. Ей с самого начала не нравился этот спектакль с успешностью Жени, она считала это глупым, но, потерпев всего полчаса насмешки его родственником над ним, поняла, почему Женя хоть в чем-то хочет утереть им их длинные носы.
— Инга, а у вас ночники в комнатах есть? — спросил Дима.
— Ночники? Нет. Если вам хочется почитать перед сном, то у меня есть светодиодная лампа для книг, которая крепится на саму книгу, — ответила Инга, хотя улыбка ее уже была насквозь фальшивой. Прям хотелось пойти на кухню и что-нибудь подлить им в следующее блюдо.
— Нет ночника? Как же тютя спатки идет? В темноте? В темную комнату да по темному коридору? Ха-ха-ха, — отрывался он за все годы, что не видел брата, — Или наша девочка уже такая взрослая, что даже без света спать не боится?
— О чем вы?
— Ни о чем! — прервал Женя.
— Инга, вам интересно будет послушать, с каким храбрецом вы живете. Тогда еще ма… — он осекся под прожигающим взглядом отца, — Тогда еще мелкими совсем были, лет по 8-10, мне 10, ему, наверное, 8. Нас оставили на день одних. А этот мне мешал в приставку поиграть, их рук выхватывал, все ныл и ныл, ну, как он умеет, что ему тоже хочется, так я его в чулане запер. И свет ему не включил! Когда предки приехали, там аж лужа была, — Дима аж взвизгивал от смеха, — Как вспомню… как вспомню…
Женя, кажется, пребывал уже в каком-то другом измерении.
— Игорь Алексеевич, и вы ничего не сказали на это? Почему разрешали так обходиться с Женей?
— Потому что он мужчина! — авторитетно заявил отец, — А он рос нытиком. Если бы он дал отпор, дал брату сдачи, даже сломал замок в чулане, я бы его не наругал, а похвалил. Но он только ныл. Ой, вот опять заныл, — посмотрел он на сына, — Женя, пока ты не нырнул в пучину слез, скажи, в какой комнате нам расположиться на ближайший месяц?
— Месяц? — вопросила изумленная Инга.
— Да, месяц. Диму его приятель сюда на работу позвал. То-се, пока обустроимся, так у вас поживем, а, если гостеприимство ваше понравится, то насовсем останемся. Женечка, ты же не возражаешь? — сколько сарказма в вопросе…
— Я возражаю, — сказала Инга, — Гости — это на три дня. Три дня вы гости, а потом это уже коммунальной квартирой называется.
— Приструни свою жену! Будет она еще тут в квартире у мужа приказы раздавать! Села и успокоилась, или вылетишь отсюда, — авторитетно сказал свекор.
Ему вторил Дима:
— Ты, невестка, что-то разошлась. Женя, подтверди! Скажи ей, чтобы не встревала!
И все выжидающе посмотрели на ее мужа.
А Женя смотрел в пол.
Он всегда смотрел куда-то вниз или в сторону, когда брат его высмеивал, а отец «воспитывал». Уйти в себя — это единственное доступное ему бегство.
— Не смейте с ней так разговаривать…
Прозвучало невнятно.
Но Женя откашлялся и повторил:
— Не смейте с ней так разговаривать.
— У-у-у… Каблук, — со знанием дела изрек Дима.
— Та, сынок, каким он был, таким он и остался.
— Хоть кем меня считайте, но вы не будете хамить моей жене в нашем доме. Уезжайте по-хорошему или я позвоню в полицию.
До приезда полиции доводить никто не рискнул.
Но гоготали они на весь дом, когда уходили.
— Мне уйти вслед за ними? — спросил Женя.
— Почему?
— Устроил этот цирк. Твою квартиру себе присвоил. Повел себя, как обиженный подросток… Еще и тряпка. За себя не постоял.
— Это да. За себя ты постоять не смог. Зато заступился за меня, — улыбнулась Инга, — Я бы ни за что не променяла тебя на кого-то вроде них.
Больше с родней Женя не виделся.
Жил и не тужил.
Хотя брат с отцом, во всех красках, понарассказывали знакомым, что он у жены на побегушках.